– Александра, не придуривайся, ты прекрасно видишь, на кого я показываю! Это та же рожа, я уверен, а значит, это второй оперативник Назарова! Ян был удивлен – и Александре полагалось удивиться. Однако она продолжала смотреть на брата спокойно и даже чуть виновато. И не зря же она так старалась сейчас изобразить непонимание: выигрывала себе пару минут на поспешный план. – Ты знала! – поразился Ян. – Его Григорий Кедрин зовут. И да, я знала. Ну конечно, они уже говорили об этом… Тогда Ян не понял, почему она так упрямо отказывается называть второго оперативника. Теперь же все стало на свои места. – Да мне плевать, как его зовут! Лучше скажи мне, почему не сообщила сразу, что у нас тут очевидный маньяк-убийца? – Вот поэтому и не сообщила, – укоризненно заметила Александра. – Ты его сразу же маньяком назначил. – А что, оснований нет? Основания как раз были, и даже Александра это видела. Назаров упомянул, что оперативники, посланные сюда, лучшие в его штате. Значит, минимум один из них умеет убивать – о том, что Лер, вероятнее всего, тоже умеет, Ян предпочитал не думать. К тому же, и вот это сейчас было важно, в клинике произошла показательная кровавая расправа – и здесь тоже! Там было послание – и здесь. Этот тип, кем бы он ни был, просто так работает. – Вот и наш второй убийца, – объявил Ян. – Тебе не кажется, что ты торопишься с выводами? Ну так, самую чуточку. – Он же передает послание – совсем как тогда! Тогда ему нужно было отпугнуть других наемников от Андрея, и он без сомнений устроил шоу, здесь – то же самое. Человеческая жизнь для него вообще не важна, он готов добиваться своей цели любой ценой. Плохая новость в том, что он, скорее всего, не знает, кто первый убийца. – Он решил, что будут другие жертвы, и вот таким хитрым способом изобразил осведомленность? Да ну! – Разве он не так сделал в прошлый раз? Это одно и то же! – Это совсем не одно и то же, – покачала головой Александра. – Начать хотя бы с того, что в прошлый раз они защищали человека и имели дело с убийцами. А здесь по-другому все, здесь они аукцион охраняют! Даже если бы на корабле завелся маньяк, Кедрину не нужно было бы останавливать его, потому что это не несет никакой угрозы аукциону. – Куплак был клиентом аукциона! – Валетский – тоже, но Кедрин, по твоей версии, все равно его убил. Видишь? Не сходится. Ян, я с ним говорила. Он неприятный, я почти уверена, что он на сто процентов социопат, но это и удерживает его от спонтанных убийств. Хочешь наблюдать за ним – наблюдай, но не лезь. – Да почему? – По кочану, голову включи и подумай. В голосе сестры прозвенел непривычный металл – Александра начинала злиться и не скрывала этого. Из-за этого социопата? Да быть не может… Нет, не из-за него. Из-за Андрея. Назаров ясно дал понять, что они должны выполнять исключительно свое задание и не лезть к оперативникам. Вот она и боится, что самодеятельность Яна может привести к срыву сделки. Пока на кону судьба Андрея, на Александру рассчитывать не приходится. – Ладно, сижу, молчу, выполняю. Александра тут же сменила гнев на милость: – Еще жевать иногда можешь, но строго в обеденное время. Говорить тоже можешь, но не о Кедрине. Мы друг друга поняли? – Как всегда. Он не обещал ей, что не полезет к Кедрину, однако Александра опрометчиво не обратила на это внимания. Штормовые облака все-таки не прошли мимо, они загустели, набухли, и небо казалось опасно близким, готовым в любой момент сорваться на корабль. Оно и сорвалось – прохладными и жесткими струями ливня. Ветер жадно утаскивал за борт все, что было брошено и не закреплено: от надувных мячиков до пластиковых лежаков. Похолодало, и пассажиры поспешили в теплое нутро корабля. А здесь праздник продолжался: в амфитеатре давали музыкальное представление, в закрытом бассейне шло водное шоу, в клубе начинались танцы. Аукцион, конечно же, не отменили, и им все активней интересовались другие пассажиры, однако Мирна следила за дисциплиной: без билета внутрь не попал бы никто, даже за неслабую взятку охраннику. Туда снова отправилась Александра. Ян проводил ее до дверей и увидел, что Муратов уже в зале – он успел прийти раньше других. Отлично, значит, следить не за кем! Это давало Яну пару часов свободного времени, которое он собирался использовать по полной. Когда двери были заперты и началась вступительная часть аукциона, он поспешил обратно к служебным помещениям. Ресторан сейчас был закрыт, для посетителей работали многочисленные бары, так ведь его не еда интересовала. Он понимал, что Кедрин мог уже уйти, тогда за этим психом придется погоняться, но начать проверку Ян хотел с кухни. И уже там его ждал успех – но не такой неожиданный, как могло показаться на первый взгляд. Кедрин попросту остался на кухне, темной и покинутой персоналом. Когда Ян вошел, наемник сидел на большом металлическим столе и равнодушно наблюдал за входом. Служебную форму он успел сменить на джинсы и черную рубашку, теперь он почти сливался с темнотой. Окон на кухне не было, из-за этого невозможно было услышать ни шум толпы, ни рокот близкого грома. Казалось, что они с наемником остались на корабле одни. – Было очевидно, что ты придешь, – сказал Кедрин, не дожидаясь вопроса. – Даже твоя сестра пялилась на меня менее откровенно. – Но ты же здесь, и мне не пришлось за тобой гоняться. Значит, ты меня понял. – Допустим. – Надеюсь, и дальше продолжишь понимать. Зачем ты его убил? – А я никого не убивал. Вот и поговорили. Кедрин ловко спрыгнул со стола и направился к выходу. Судя по непроницаемому выражению лица, он был уверен, что сказано достаточно, и Яну пришлось стать у него на пути. – Ты хочешь сказать, что не видишь ничего общего между смертью Валетского и убийством в клинике? При том, что они совпадают по сути и… скажем так, зрелищности? – Не только, они еще и по типу жертв совпадают, – услужливо подсказал Кедрин. – В обоих случаях мы имеем мертвых преступников. По Валетскому и вовсе никто не будет скучать, деньги способны купить симпатию только при жизни, после смерти они с готовностью меняют владельца. – Зубы мне не заговаривай, а? Ты признаешь, что это одинаковые убийства, которые происходили там, где был ты? – Да, но я никого не убивал. Я и сестре твоей сказал, что никого не убиваю из принципа, но вряд ли она передала это тебе. Думаю, не поверила просто. Не вижу смысла продолжать этот разговор. Кедрин снова попытался добраться до выхода, обходя Яна, и снова у него не получилось. Яну пришлось перехватить его за локоть, однако наемник словно только этого и ждал. Он не хотел драться, насчет того, что он – социопат, Александра была права хотя бы отчасти. Но Кедрин был достаточно умен, чтобы сообразить: просто так Ян его не отпустит. Он проанализировал все варианты, выбрал тот, который отнял бы меньше всего времени, и это были далеко не разговоры. Драться он умел – был обучен и соображал быстро. Ян даже не ожидал такого, но сориентировался мгновенно. Да, у него не получилось удержать Кедрина, однако и сам он под удар не попал. Ему хотелось выместить на ком-то накапливавшуюся злость. В глубине души он подозревал, что это не слишком умно, что Кедрин, который на такую злость не способен, использует это против него. Но остановиться он уже не мог, перед глазами мелькали сцены кровавых расправ, которые устроил наемник. Не важно, кем были его жертвы, не ему их судить – и уж точно не ему молчать, если он хотя бы догадывается о первом убийце! Беда в том, что говорить Кедрин все равно не собирался. Он пропустил пару ударов, бровь уже была рассечена, на скуле явно наливался синяк, однако наемник словно не замечал этого. Он двигался с бесстрастием робота, ему нужно было уйти – и он был готов ради этого на многое. Яну тоже досталось: по подбородку струится кровь из разбитой губы, ребра болят в ушибе, сейчас нельзя расслабляться, потому что… он не был уверен, что не станет очередной жертвой-посланием. Он смотрел в темные глаза Кедрина и не мог сказать, отступит ли тот, победив. А ведь ножей на кухне хватает, до утра сюда никто не придет, и даже Александра не знает, где ее брат… Но Кедрин вдруг отступил до того, как стало ясно, на чьей стороне удача. Отстранился и все, быстро, неожиданно, и вот уже между ними стол, мешающий Яну снова напасть. Ян сначала не понял, что вообще произошло, а потом обнаружил, что взгляд наемника устремлен куда-то за его спину. Обернувшись, он увидел в дверях Лер, наблюдающую за ними. Она не была шокирована. Ян уже усвоил, что ее вообще тяжело вывести из себя, еще тяжелее понять, произошло это или нет. Там, где другая девушка уже злилась бы или плакала, Лер сохраняла змеиное спокойствие. Он не ожидал увидеть ее сегодня, не здесь так точно. Он думал, что она снова будет танцевать на аукционе. Но она пришла сюда не в сценическом наряде, а в обычной черной майке и короткой джинсовой юбке, без косметики, без парика – волосы у нее были льняные, мягко падающие на плечи. Значит, у нее это свободный вечер… Но почему она все-таки здесь? – Что происходит? – спросила она. Без возмущения, всего лишь с легким любопытством, словно увидела нечто занятное, но вполне обыденное. – О Валетском беседуем, – отозвался Кедрин. – И как он? – Умер. Эйлера это почему-то волнует. – Прекрати прикидываться идиотом, – Ян почувствовал, как гнев снова набирает силу. – Если меня что и волнует, так это твои методы предупреждения! Однако Кедрин его по-прежнему игнорировал, он смотрел только на Лер. – Я устал, – сказал он. – Я вообще не должен этим заниматься. – Ты прав, дальше я разберусь. Ян не собирался это допускать. Да пусть сюда хоть Папа Римский зайдет, и тот мало что изменит! Поэтому он готов был снова остановить Кедрина, но Лер это предвидела. Она была куда действенней Папы Римского: вмиг оказалась рядом, перехватила обеими руками руку Яна. Теперь нужно было или пропустить Кедрина, или оттолкнуть от себя Лер, силой, грубо, а этого он не мог, слишком уж тонкой и хрупкой она казалась в этом полумраке. Она еще и на месте не осталась, двинулась к двери, увлекая его за собой. – Идем, – коротко позвала она. – Куда? – Показать тебе кое-что хочу. В коридорах звуки музыки и гром были слышны, но приглушенно, как нечто бесконечно далекое и неважное. Отсюда ушел даже персонал: кому-то нужно было работать, а кому-то просто хотелось праздника в свое свободное время. Освещение работало частично, только на определенном нормами безопасности минимуме, и казалось, что они перенеслись в какой-то лабиринт – или из другого мира, или из далекого прошлого. Ян больше ни о чем не спрашивал, хотя маршрут был откровенно странным: в сторону от толпы, к перекрытой из-за шторма части корабля. Было во взглядах, которые то и дело бросала на него Лер, что-то такое, что заставляло его отказаться от слов. Он не хотел слышать, что будет дальше, он хотел испытать это. Злость, оставшаяся в душе после столкновения с Кедриным, перерождалась в нечто новое – но не исчезала, она все еще была энергией, требовавшей выхода. Они добрались до одного из баров, совмещенного с наблюдательной площадкой: в полукруглом зале почти все стены были сделаны из стекла. Бар располагался на носу корабля, здесь можно было сидеть и наблюдать за тем, как море скользит навстречу, так что обычно найти свободное место было сложно. Однако сегодня свет не горел ни в баре, ни рядом с ним, а табличка на дверях указывала, что заведение закрыто. Двери были заперты, но Лер это не остановило, у нее был собственный ключ. Ян даже не стал спрашивать, откуда. Когда они вошли внутрь, сразу стало понятно, почему закрыли бар: одно из стекол было разбито. Оно не разлетелось вдребезги, но из него каким-то образом выпал крупный осколок, и теперь туда прорывался дождь, залетал ветер, и в баре стало холодно. Находиться здесь и правда было бы опасно – если бы стекло все же разлетелось. Но двое людей – это не толпа, они могли держаться в стороне, там, где окна уцелели, и смотреть, как ревут, поднимаясь навстречу кораблю, величественные стальные волны. Ян хотел зажечь свет, но его спутница не позволила ему, перехватила его руку. Она теперь стояла прямо перед ним, бледная, призрачная даже в далеком свете наружных фонарей корабля. Лишь когда в небе вспыхивала яркая молния, лицо Лер словно пропитывалось ее светом, кожа казалась мерцающей, глаза – глубокими, бездонными даже. Словно она была не человеком, а сиреной, выбравшейся из вод за своей добычей. А кто же отказывает сиренам?.. Она так ничего и не сказала ему, но это было и не нужно. Они ведь оба знали, к чему все идет, на самом-то деле. И оба хотели этого – может быть, с самого начала, еще с той встречи, которая так нелепо закончилась. Поэтому Яну было предельно легко податься вперед и поцеловать ее, уже не думая о том, что можно, что нельзя, а что было бы правильно. Бывают желания, для которых просто настает правильный момент, и сопротивляться им уже невозможно. Он думал, что выбор, главный выбор, уже сделан, а дальше все пойдет, как обычно. Он ошибся. С Лер не было так, как с другими, да и не могло быть. Те, другие, сейчас оставшиеся в памяти ускользающими образами, вели его, соблазняя, а дальше подчинялись, позволяя вести их. Эта была иной: вот он начал целовать ее, а вот она перехватила инициативу, и это уже ее поцелуй, и она выбирает, что делать. Ян к такому не привык, растерялся даже, но только на пару секунд. Он быстро понял, что она не отдаст ему право первенства ни в чем, она будет брать то, что хочет, но и от него она принятия не ждет – она была бы разочарована, если бы он просто принял все ее решения и мягко выполнил все желания. Они были похожи на серые волны, ревевшие снаружи: одинаково сильные, налетавшие друг на друга, разбивавшиеся в этой борьбе, но все равно остававшиеся непобежденными. Он первым стянул с нее майку, она добралась до пояса его джинсов. Ему хотелось видеть ее всю, ее кожа мерцала в полумраке, манила. Им не было холодно, уже не могло быть, штормовой ветер даже помогал: он будто не позволял этому странному обжигающему чувству сжечь их. Ян прижал ее к одной из стеклянных стен, и теперь волны извивались у нее за спиной, хищные и гибкие, как морские драконы. Она обхватила его ногами, одной рукой обняла за шею, чтобы ей было проще – и ему было проще, ведь оба хотели двигаться. Вторая рука скользнула вниз по его телу – по груди, по животу и ниже. Лер в этот момент не смотрела вниз, она смотрела ему в глаза – до того момента, как позволила, помогла ему войти в нее. И двигаться она тоже начала первой, но и он, как прежде, не уступал ей, он прижимал ее к стеклу с такой силой, что порой становилось страшно, но слишком хорошо, чтобы остановиться. Он верил, что вот это – все, предел и свобода. Она наклонилась вперед и прошептала ему на ухо: