Он пробежал почти через весь поселок, пересек заброшенный парк и оказался у реки. Плюхнулся на песок и откинулся на спину. Отдышался. Дело было сделано. Безусловно, дядя Коля не рассмотрел его, слишком быстро все произошло, но так и было задумано. Он ощущал на себе чужую кровь, эту липкую, вязкую жидкость на своих руках, лице, шее, он чувствовал ее запах. Мишка размахнулся и, швырнув в реку болты, утопил их, затем снял рубашку, и, обмотав ею большой камень, подальше забросил в воду, затем умылся и старательно, с песком отмыл руки. Когда пришел домой, незаметно прошмыгнул в ванную, еще раз умылся, тщательно вымыл руки с мылом и удалился в свою комнату. Около одиннадцати вечера в комнату к нему вошла мать и спросила, не видел ли он дядю Колю. Миша на это хмуро проворчал: — Нужен он тебе больно. Мать вышла. На следующий день, когда Мишка пришел из школы, она встретила его заплаканными глазами. Сказала, что утром ей позвонили на работу и сообщили о том, что дядя Коля был вчера избит и находится в реанимации в тяжелом состоянии. Она ездила в больницу. Это действительно было так. Критическое состояние миновало, но он еще был плохой. — С ним станется, — коряво успокоил Мишка мать. Она ушла в свою комнату, так и не дождавшись от сына ни сочувствия, ни жалости, ни маломальского снисхождения. Был вечер, Михаил занимался, готовясь к экзамену. В этом году их должно было быть два. Он неплохо учился, сравнительно легко давалась арифметика, языки, история, география. Он не сомневался, что сдаст экзамены, но почитать в любом случае нужно было. Мать вошла незаметно и села на его кровать. — Учишься? — спросила она. Мишка посмотрел на нее. Нет, ему не показалось. Она действительно последнее время и посвежела, и похорошела. Да и вообще она всегда была красивая. Густые волосы, обычно заплетенные в косу, сейчас были распущены и каштановыми волнами спадали ниже плеч. Аккуратные и правильные черты лица, пусть не ослепительной красоты, но симпатичные и привлекательные, по-прежнему не увядали, а руки всегда были красивые и нежные. Неудивительно, что она нравилась мужчинам. — Мам, — сказал Мишка, глядя на нее. — А ты у меня красивая. Это правда. Она только усмехнулась: — Иди сюда, — сказала она и указала рукой рядом с собой на кровати. Михаил спрыгнул с высокой табуретки сел рядом. Она обняла его и грустно закачалась. — Бедный мой ребенок, — прошептала она ему прямо в ухо, и от этого зачесалось глубоко в барабанной перепонке, крепко зачесалось, но он перетерпел. — Как же тебе достается. Сыночек мой. Ты уж прости меня. Он почувствовал, как на щеку ему упала слеза, затем еще одна. — Прости меня, — повторила она еще раз. — Я буду беречь тебя. От всех и от всего. Михаил утер чужую слезу со своей щеки плечом и посмотрел на мать. — Мам. Не волнуйся, — он смотрел на нее открыто, прямо и уже совсем по-взрослому. — Это я тебя беречь буду. Я уже вырос. Я знаю. Только ты не пей. Ладно? Она не выдержала и разрыдалась. На следующий день часа в три дня в квартиру позвонили. Мишка уже был дома. Он открыл дверь. У порога стоял незнакомый мужчина лет тридцати пяти, в костюме, без галстука. Материны дружки уже давно у их порога не появлялись, да и выглядели иначе. — Вам кого? — подозрительно глядя на гостя, спросил он. — Мне нужен Михаил Джоев. Это ты? — поинтересовался незнакомец. И добавил: — Я из милиции. Могу войти? Не дожидаясь ответа, милиционер переступил порог и закрыл за собой дверь. Достал из кармана удостоверение красного цвета и, развернув его, показал Михаилу, затем повторил свой вопрос: — Ты Джоев? Мишка утвердительно кивнул. — Очень хорошо, — констатировал милиционер. — Где мы можем побеседовать? — И вопросительно указал рукой в сторону кухни. Мишка опять кивнул. Милиционер сел у окна за большим прямоугольным обеденным столом, достал небольшой блокнот, открыл его и положил перед собой, Мишка расположился у противоположного края стола на громоздкой деревянной табуретке. — Я следователь, — начал незнакомец. — По факту нападения и причинения гражданину Николаю Сечеву тяжких телесных повреждений провожу расследование и хочу задать тебе несколько вопросов. Мишка молчал, на подобный оборот событий он никак не рассчитывал. И при чем здесь была милиция, дело-то их внутреннее, можно сказать — семейное. — Знаком ли ты с Николаем Сечевым? — Да. — В каких родственных отношениях с ним состоишь? — Ни в каких, — ответил Михаил. — Упомянутый проживает в вашей квартире? — Да. — Если я правильно понимаю, с твоей матерью он не расписан? — Не расписан. — То есть сожитель, — и он что-то нацарапал в своем блокноте. — А какие отношения у тебя были с Сечевым? — Никаких. — Меня, Михаил, интересует следующее. Дружески ли относились друг к другу, терпимо или с неприязнью? Враждовали, сорились? Может, обижал он тебя, бил, наказывал? Что ты можешь сказать? — Он пьяница. Всяко бывало, — Мишка не мог скрыть того, что знали все. Следователь опять что-то отметил в блокноте, затем закрыл его и положил в карман: — А никогда не возникало у тебя желание ему отомстить за причиненные обиды? — Нет, не возникало, — нехотя ответил Мишка, он понимал, к чему клонит следователь. — Понятно, — следователь нервно пробарабанил пальцами по столу и, словно задумавшись над чем-то, продолжил: — Тут такое дело, Миша. Когда Сечева начали избивать и до того момента, как он потерял сознание, он успел увидеть нападавшего. Как думаешь, кто это был? Мишка замер, даже перестал дышать, опустил голову и, устремив свой взор вниз, уставился в клеенчатую скатерть на столе. Скатерть была старая, местами затертая, особенно по краям стола. Бледный, простенький рисунок в виде двух цветных квадратов, голубого и розового, равномерно повторялся по всей клеенке. Рядом со своей рукой на голубом квадрате он заметил маленького муравья, совсем микроскопических размеров, наверное, это был муравьиный ребенок. Муравей кружил по квадрату не зная, в какую сторону лучше побежать, затем направился к Мишкиной ладони, пробежал между пальцами и спрятался там, словно в домике. Мишка сидел, не смея пошевелить ладонью, ему очень захотелось именно сейчас во что бы то ни стало сберечь жизнь этому крохотному существу, и это было в его силах. — Если Сечев в своем заявлении укажет, что это был ты, а устно он уже сказал, что признал тебя, если это подтвердит в письменной форме, тебя ждут большие неприятности. Суд, специнтернат, а может, и колония для малолеток. Еще не начавшаяся жизнь будет сломана. Сам понимаешь, это конец. Но если сознаешься, есть надежда. Все знают, что Сечев алкоголик, постоянно нетрезвое состояние для него — норма, соответственно, и вел себя, бил тебя неоднократно, унижал, оскорблял. Так ведь? Суд эти обстоятельства примет во внимание, и тогда, возможно, отделаешься условным наказанием. Что скажешь? Мишка чувствовал на себе взгляд милиционера. Его пытливый взор он ощущал на своей вихрастой макушке и почему-то на пылающих ушах. Не поднимая головы, коротко ответил: — Нет, не я. — Ну, хорошо. Как знаешь, — следователь одновременно двумя ладонями легонько хлопнул по столу, как бы завершая разговор в неудовлетворенном состоянии. При этом муравей, потревоженный хлопком, выбежал из своего домика и исчез в щели, между столом и стенкой. — Советую подумать. Пара дней у тебя есть. Мы еще встретимся. Он встал из-за стола и пошел к выходу. Мишка не стал провожать. Он как сидел, так и остался сидеть, ему было очень тоскливо. В тюрьму не хотелось. Прошло два дня, три, затем неделя, вторая, но из милиции больше никто не приходил. Позднее стало известно, Николай Сечев не написал заявление. Почему он поступил именно так? Об этом можно было только догадываться. Больше его Мишка не видел, к ним тот не вернулся. Свои вещи забрал, выбрав момент, когда Мишки не было дома. Оставил только свой холодильник «Минск». Нет худа без добра. А вот по поводу спортивной карьеры произошло следующее. В милиции не сомневались, что нападение на Сечева было делом рук Михаила Джоева, это также подтверждалось пострадавшим, правда, только с его слов. Впоследствии дядя Коля отказался и от этих слов, заявив, что, скорее всего, ошибся, было темно, все произошло внезапно, а потому дело так и осталось нераскрытым. Все же что-то было в дяде Колиной душонке человеческое, но до «спасибо» он все равно не дотягивал, так решил Михаил. Однако из райотдела милиции в спортивный боксерский клуб поступило негласное распоряжение: Джоева к участию в соревнованиях по боксу любого уровня не привлекать, от тренировок отстранить. Прошло полгода. В милиции уже забыли о Джоеве, забыли о Сечеве, забыли и о своем распоряжении, тем более что было оно негласное, никакой силы не имело, и Мишка понемногу стал наведываться в клуб, возобновляя тренировки, хотя о соревнованиях уже не было и речи, да и ладно, разве это было главное. Джой посмотрел на Ольгу, она все так же молча сидела, глядя в окно, только отвлеклась на пару секунд, указав место поворота. Джой примерно понял, где жила его попутчица, по развязке выехал на Маршала Тимошенко, затем по кольцу и направо во дворы, и с ходу въехали в большую и разлитую, как озеро, лужу, сбросил скорость и медленно «поплыл» к противоположному берегу, вода могла скрывать большие рытвины и канавы. Благополучно выбравшись на сушу, проехали мимо стройки, огороженной деревянным забором, жилых девятиэтажек, и посмотрел на попутчицу. — Проезжаем до крайнего подъезда, и я дома, — определила Ольга оставшийся отрезок пути. Джой подрулил к подъезду здания, почти наехав бампером на ступеньки, лихо осадив машину, словно скакуна, мотор не глушил, в салоне было комфортно, тепло, и без перебоев на рекламу из динамиков радиоприемника еле слышно звучала вечерняя приятная музыка. — Вот и приехали, — не глядя на пассажирку, отметил он. — Здесь так уютно, даже выходить не хочется, — заметила Ольга. — А у вас хорошая машина. — Шутите, — улыбнулся Джой. — На таких автомобилях уважаемые люди уже давно не ездят. — Ну почему, «мазда» хорошая машина. Во всяком случае, — заключила она, — скромность только украшает человека. — Вы так думаете? — и сам же ответил: — Возможно, и так. А про себя отметил, что в марках машин женщина разбиралась. Она нащупала рукой на заднем сиденье свою сумку и перебросила ее на колени. — Как бы там ни было, — заключила Ольга, — а пора идти. Я так понимаю, кроме своей спортивной жизни, вы можете еще много чего о себе интересного рассказать, уже из настоящего. Но это в другой раз. Не возражаете? — Возможно. — Спасибо за доставку. Рада нашему знакомству. Жду вас на следующей тренировке. Не забудете, во вторник?