— Нет, нужно это устроить в один день — и Гриневу, и Гордия, имей в виду, только в один день. — Хорошо, я понял. Но сначала согласуем с Солиным. — Разумеется. Когда вышли из «Трои», на улице уже стемнело. Жара спала. На стоянке машин не убавилось, наоборот, свободных мест не наблюдалось. «Ауди» Виктора Семеновича совсем потерялась и поблекла в экспозиции дорогих иномарок. Цапу это тоже бросилось в глаза. — Машину когда менять будешь? — спросил он. — Пока нет. Я в основном сейчас на «прадике», и потом, у меня к ней, а у нее ко мне — чувства. — А, ну конечно, — понимающе протянул Цап. — Еще скажи, кушает она почти ничего, не то что мой крокодил. — И он похлопал ладонью по лакированному боку своего «хаммера». — Разберемся с акциями, возьму «лексус». Воробья немного мутило, может, водка была не совсем качественная, может, с бассейном и сауной не вполне вязалась, а может, потому, что одной бутылкой застолье не обошлось — посылали официантку за добавкой, а годы уже не те. Неужели Воробей старел? «Да нет, Цапу вон все нипочем, налей ведро — и то выпьет, а потом как стеклышко. Здоровый мужик, вот чего не отнять». На свежем воздухе получше стало: — Ну а ты как, именинничек? — Воробей положил руку на широкое плечо Цапа. — Я порядок, а ты? Вижу, не очень. Может, домой завести? — Нет, я сам. Еще есть куда заехать. — Тогда бывай. — Давай, до завтра, созвонимся. Цап укатил на своем танке, Воробей достал телефон, набрал номер. — Марина, привет, ты где, на работе? — Привет. Дома. Сегодня выходная. — Хочу английским позаниматься. Ты как? Глава двадцать третья Единственным предприятием, которое успешно функционировало и обеспечивало активное трудоспособное население поселка Брикетный рабочими местами, был кирпичный завод. Те, кому не посчастливилось оказаться в штатном расписании этого основного для местного населения предприятия, трудились на менее приметных местах, но не менее важных: в магазинах, киосках, кафе, в больнице, на «скорой помощи», в школе, в детсаде, ну и, конечно, на рынке, это называлось здесь — иметь свой бизнес. Но вот чем могло уж точно гордиться население поселка Брикетный, так это природой, охватывавшей его сплошным и плотным кольцом абсолютно со всех сторон. Был и лес сосновый вековой, было и озеро, причем не одно, была и речушка, впадавшая в Днепр, и воздух чистый и свежий. С архитектурой здесь тоже все обстояло очень умеренно, не считая недавно выстроенного шестиэтажного дома клубного типа для заводской элиты. Стиль же всего поселкового зодчества оставался глубоко советский: несколько десятков пятиэтажек — кирпичных хрущевок, во дворах самозахватом сараи и гаражи, тоже из почерневшего уже кирпича, а вот в центре — кафе, автостанция, остановка пригородной электрички, тоже были кирпичные, но уже из свежего, новенького. А как иначе, имея свой кирпичный завод. В доме номер семь на втором этаже хрущевки у Михаила Джоева была своя двухкомнатная квартира, а рядом с домом во дворе гараж. Все это добро он купил много лет назад за восемь тысяч долларов, машины тогда у него еще не было, но квартира продавалась вместе с гаражом, на тот момент это было недешево. Именно своей отдаленностью ему и понравился поселок, хотелось жить подальше от городской суеты, поближе к природе и в то же время недалеко от цивилизации. По утрам Джой бегал, два километра по лесу, затем вокруг пруда и обратно. Летом купался, два-три раза переплывая пруд в самом широком месте, вечерами отдыхал с удочкой. Может, рыба там и была, но не ловилась, собственно, это значения и не имело, главное — сам процесс, тишина, свежий воздух и полный покой. Сразу после армии Миша Джоев вернулся домой, в Киев, в свою родную Оболонь. Но прожил там недолго, около года. Поначалу, несколько месяцев после прихода из армии, мать его держалась, потом постепенно сдалась, опять стала пить, не запойно, но употребляла. Не захотел, не смог оставаться ни дома, ни в Киеве, хотелось что-то делать, как-то действовать, причем сразу и основательно. Собрал вещи, попрощался с матерью. Она расплакалась, хотела сказать, что пить не будет, он остановил, сказал — не надо обещать, а он вернется, просто должен на мир посмотреть, где-то в чем-то и как-то проявить себя, почувствовать зрелость, стать на ноги. А пить она бросит, он знает, и обещать даже не надо, это несложно, так будет. Вечером сел в поезд до Мариуполя и в путь. Уже утром, подъезжая к вокзалу, увидел море. Помыкался некоторое время в поисках работы и жилья, но подходящего ничего не нашлось. Уже засобирался ехать в Одессу, но неожиданно на Кронштадтской подвернулась конторка по найму рабочих на рыболовный флот, и завербовался. Через неделю ушел в море. Восемь лет отбарабанил без полноценного отпуска, сколотил неплохой капитал и вернулся домой. А там все до обидного без изменений. Мать только заметно постарела, но по-прежнему оставалась в крепкой зависимости своего порока. Дома смог продержаться опять недолго, два месяца. Он никогда не думал, что родные стены могли так растревожить душу. Опять ему было грустно, тоскливо и тягостно, как тогда, в далеком детстве, и хотя прошли годы, и был он теперь взрослым мужчиной, та боль осталась или вернулась, возможно, даже в еще большей степени. Навестил Борьку. К этому времени дружок уже женился, окончил политехнический институт и работал инженером на пивном заводе. И складывалось у друга детства, как ему казалось, все неплохо. Джой опять собрал сумку и уехал, теперь в Москву на заработки. А шли уже двухтысячные. Через два года он опять вернулся домой. Выделил матери приличную сумму денег, она обещала спрятать их и тратить только в крайнем случае. Вышегород, Ирпень, Буча, несколько городков просмотрел, остановился на Брикетном. Купил квартиру там с гаражом во дворе, а за окном сразу лес, а дальше пруд, затем еще один. А поскольку гараж был, то и машину прикупил, не новую, не дорогую, но в хорошем состоянии, «мазду-323». Теперь он имел все, чтобы спокойно жить в свое удовольствие — жилье, машину, небольшое состояние и даже лес с озерами под боком, оставалось только жениться. Но с этим он не торопился, и, как оказалось, не зря. А вот с работой все обстояло не лучшим образом. Специальности так и не было, рыбак, каменщик да сержант, если из далекого прошлого. Ничего не оставалось, как водрузить на крышу автомобиля шашечки и таксовать. Благо дело, до Киева рукой подать, а там клиентура всегда водилась. Так незаметно лет пять и пролетели. Нечасто, но все же навещал мать, теперь он жил недалеко и в любой момент мог оказаться рядом, помочь при необходимости. Однажды после ночной смены стоял возле автовокзала в ожидании попутного пассажира и таким образом встретил Цапа. Тот сел в машину в понуром настроении, небрежно проронил: — Давай-ка, братка, на рынок Красный, на Борщаговке который. Это было по пути, да и голос показался знакомым, посмотрел на пассажира и узнал: — Товарищ капитан, это вы, или я обознался? Теперь и Цап обратил внимание на водителя: — Постой. Джоев, что ли? — Да, товарищ капитан. Цап махнул рукой, указывая вперед, и уже повеселее скомандовал: — Давай-ка, Мишаня, поехали. Был рынок, была автостоянка, был гастроном, но ресторана на тот момент у Цапа еще не было. Остановились у кафе, недалеко от Костиного офиса и рынка. Когда вышли из машины, Цап положил ему руки на плечи и внимательно оглядел с головы до ног: — Дай посмотреть на тебя, боец, повнимательнее. Силенка есть еще? — он обхватил его предплечье своей мощной ладонью. — Пока да. — Ну молодчина, пошли. Цап заказал водки, пива, шашлык на закуску по двойной порции. Джой от водки и пива сразу отказался. — Понимаю, — согласился Цап. — За рулем. Или по-прежнему и не пьешь, и не куришь? — Помните? — удивился Джой. — Почему нет, много чего помню. Ну тогда молодой ты был, принципы всякие, а сейчас почему? Точно не больной. — Все нормально, товарищ капитан, это, можно сказать, личное, — Михаил замялся. — Мать у меня всю жизнь пьет. Рос без отца. — Все, понял, дальше не надо. А себе я налью. И брось это, какой я капитан, давно весь вышел. Константин Сергеевич и на ты. Ну, давай, рассказывай, не тяни, столько лет прошло, как, где, что? — Да так, ничего особенного, мотался по стране, в море рыбачил, в строителях в Подмосковье батрачил. Сейчас осел, тут недалеко в области квартиру купил. Живу помаленьку, таксую. На жизнь хватает, а на больше и не рассчитываю, так ведь и не приобрел никакой специальности. — А со спортом как? — Неплохо. По утрам пробежка, разминка, один раз в неделю посещаю боксерский зал. Нормально, в форме. — А я, как видишь, наоборот, из формы выпал. Дела, бизнес, головняк с утра до ночи. Тоже не женился, банально некогда. Представляешь? — Цап удрученно махнул рукой. — Шучу. Они еще немного посидели, поговорили. Если Джою особо и рассказывать нечего было, то Цапу заказано. Об Афгане почти не говорили — так, парой слов обмолвились, почему-то эта тема не шла. Единственно Цап спросил, не видел ли кого из их роты. Ответ получил отрицательный. Попросил еще Цап номер его домашнего телефона, Джой не отказал, и неожиданно командир поинтересовался: — А как насчет повоевать сейчас, не хотел бы? — Где же сейчас воевать? — Как где, Миша, на войне. Джой задумался. И хотя войны не было, он знал, командиру виднее, не просто так сказал: — Наверно, хочу. Это то, что я умею делать лучше всего. Но не пошел бы. Убьют ведь. — Понимаю, машина, квартира, — Цап рассмеялся. На том и расстались. Неожиданно месяца через два поздно вечером позвонил Константин Сергеевич и попросил его подъехать утром к тому месту, к кафе, где они виделись последний раз, была тема для беседы. Михаил Джоев плохо спал ту ночь. Было неспокойно. Что означало это приглашение? Несколько раз вспоминал вопрос Цапа о «повоевать». Нет, наемником он не пойдет, даже за большие деньги, и потом — какой резон капитану делать ему подобные предложения? Может, просто помощь какая нужна? Но чем ему может помочь простой таксист? Так до утра он толком и не уснул. В десять часов, как договаривались, уже был на месте. Заглушил мотор у кафе, заведение было еще закрыто, выходить из машины не стал. Впереди стоял «хаммер». Водительская дверь открылась, на дорогу выпрыгнул Цап и сел в машину к Джою.