– Спасибо за совет, Александра Викторовна. Я обещаю подумать. Сказал – и прикусил язык. О чем подумать ты обещаешь? Что впишешь в завещание Галину? Вот ляпнул так ляпнул. Саша, судя по всему, болезненно восприняла ее визит. Это понятно – стерва Галка унизить ее решила, шубейку заставила вешать, кофе велела принести, и все это с таким презрением в голосе, что любой возмутится, а Саша – молодец, Саша сдержалась. – Странно, что вы сразу не назначили ее вашей наследницей! – пошла вразнос Александра, у которой слова с языка сейчас срывались быстрее, чем она могла их осмыслить. – Хотя нет, о чем это я, ничего странного. Она ведь не работает у нотариуса на побегушках. Ей, настоящей леди, это не пристало. Уж ее-то вы в первую очередь кинулись бы отбивать от громил. А не шмыгнули бы мимо, чтобы наброситься на несчастного Зигу в приступе мести! «Да что ты такое мелешь! – хотел возмутиться Вася. – Не мог я тебя сразу отбить! Понимала бы что!» – но сдержался, тем более что эту мысль перебила другая, более колкая и язвительная: «Вы не забыли, что, с ваших же слов, я прихожусь вам родным братом? Сцены ревности в вашем исполнении выглядят еще более странно». Он не постеснялся бы все это высказать Саше в мордашку, но вспомнил, что обещал Семенову не говорить ей, что видел запись ее разговора с Зигой, хотя разговором назвать это трудно. Ей самой Семенов сообщил, что видеоролик случайно попал в «корзину», и Кущин был ему благодарен за это. Ему хватило одного просмотра, чтобы пожалеть, что не проломил башку ублюдку, и Василия бы оправдали, а теперь до Шульца не добраться. Что ему было ответить Саше? Давать объяснения, похожие на оправдания, гордость не позволяла. И он сказал с холодной полуулыбкой: – Хорошо все, что хорошо кончается, не так ли? Она ушла, пробурчав: – Именно так. Извините. Я погорячилась. Потом он слышал, как пылесос гудел в соседних комнатах, как Саша стулья переставляла с места на место и отодвигала кресла к середине комнаты, чтобы убрать пыль возле плинтусов. Как двигала шваброй, протирая пол. Он попытался снова работать над обзором для интернет-журнала «Травник-лесовик», но статья не шла в голову. Какая-то мысль беспокоила его, и он ее вычленил из собственной невысказанной тирады. Саша ревнует?! А вдруг Саша и вправду ревнует? И что это значит? И что это ему дает? Чтобы ревновать, нужно любить, не так ли? Не так. Можно просто быть стервозной собственницей, претендующей на исключительные права. Внезапно он вспомнил свой страх, о котором забывал в ее присутствии, а может, напрасно забывал? Минуту назад он был уверен, что любые ее условия готов принять, лишь бы она не оттолкнула его, лишь бы согласилась жить с ним вместе. Всегда. Стать женой. Совсем смелая мысль, но мысли – они такие непослушные. А что изменилось теперь? Чего испугался, старый? Да, в общем-то, ничего он не испугался. Просто выводы делать не стоит преждевременные. От ошибочных выводов иллюзии рождаются, а от иллюзий всегда сплошные неприятности. Условия-то можно принять любые, но что получишь взамен? Ведь он ничего, совсем ничего не знает о Саше. С чего он решил, что она такая, какой представляется ему в мечтах? Он поставит эксперимент. Ученый он, в конце концов, или кто? Сообщит экономке, что собирается дать ей расчет сразу после Нового года. Он добрый работодатель и две полагающиеся недели позволит ей отработать. А несколько позже заявит, что она неправильно его поняла или что он просто шутил, а она шуток не понимает, или что-то подобное нагородит. И понаблюдает за ней. И проанализирует. Возможно, ее реакция и огорчит его сильно, но не убьет. А это главное. Сандра присела на краешек своей кровати, оставив пылесос под дверью. На душе было муторно. Нужно что-то решать. «Только что изменилось-то, Лилька? Зачем тебе эти перемены? К чему этот надрыв? Живи спокойно, работай, зарабатывай, трать деньги на новые шмотки и парфюм. Радуйся жизни. Через десять дней Новый год. Поедешь в гости к Викусе и ее мужу, вручишь им подарки, получишь какие-нибудь сувениры в ответ. Елка, куранты, игристое вино в бокалах – счастье! Приготовишь нанимателю праздничный ужин, поможешь елку нарядить, если он захочет ставить елку, и свободна. На целых двое суток свободна. А второго января заступишь снова. И будешь на него работать, пока не попрет. А если все будет не так? Например, он скажет: “Почему я вам должен предоставлять отгулы? По графику эти дни вы должны работать на меня”. И пригласит свою бывшую встретить вместе Новый год, а тебя заставит прислуживать. Разве такое не может произойти? Еще как может». Вынести это выше ее сил. Он ей не брат. Скверно-то как. А Сандра ему – обычная прислуга. Интересно, надолго ли сохранится ее сердечное тепло во всех его шмотках, после того как она отсюда уедет? Она заботилась о нем с любовью. Это теперь не важно. Как не было важно никогда. Сандра работала – он платил. Она сходила в прихожую за сумочкой. Усевшись в кресло, принялась осматривать кармашки один за другим. Нашла листок, вырванный из блокнота когда-то давно, целых семь дней назад. Вечность назад. Расправила на колене, погладив бумажку ладонью. Почерком Василия Кущина было написано: «Ты уволена. Уезжай». Интересно, согласится он предоставить ей рекомендации? Из вредности может не согласиться, но для достоверности она его об этом непременно попросит. «Ты эгоистка, Лилька. Как он будет справляться один, без тебя? Очень даже прекрасно будет справляться. И почему, собственно, один? Он будет вместе со своей Галиной. Хочешь ее встретить снова? То-то. Бери ручку и пиши». Сандра дописала. «Не сварить ли мне на обед пельменей, если уж моя прислуга слишком занята?» – с усмешкой подумал Кущин, поднимаясь из-за стола и потягиваясь. После того как он решился на эксперимент, работа над обзором сдвинулась с места – хороший признак, правильное решение. Он старался не обращать внимания на легкий внутренний дискомфорт, возникший в уголке сознания, определив его для себя как неразумную щепетильность, граничащую с глупостью. Выйдя в прихожую, он столкнулся нос к носу с Сашей. Судя по всему, она направлялась к нему. В руке держала клочок бумаги, который молча ему протянула. В верхней части листка бисерным почерком было убористо выведено: «Уважаемый господин Кущин, прошу считать наш контракт завершенным с 21 декабря сего года. Чернышова А. В.». Дата, подпись. Под этим официальным текстом Василий увидел размашистые буквы, написанные его рукой: «Ты уволена. Уезжай». – Если позволите, я сегодня переночую у вас, – проговорила Саша без запинки. Готовилась, значит. Продолжила так же уверенно: – Сумма, которую вы мне решили выплатить, слишком велика. Сейчас те деньги находятся в моей квартире, если, конечно, Зигины бандиты их не прибрали к рукам. В любом случае я считаю, что обязана вам их вернуть. Верну непременно. Ему бы надо запротестовать: «Ну зачем ты так, Саша?!» Или: «Это не то! Саша, ты сама знаешь, что это не то!» – а он молчал. Он никогда не оправдывался, никого не уговаривал и не разубеждал. Кроме Галины, бывшей жены, когда она еще не была бывшей. «Да при чем тут Галина?! – взбеленился он сам на себя. – Саша уходит! И ты ей позволишь?!» – Александра Викторовна, – дотронувшись до ее руки, произнес он, и голос предательски дрогнул. Не заметила ли? Нет, обошлось. Не хватало еще, чтобы Саша заподозрила его в дешевых театральных приемах.