Надежда затушила сигарету и закрыла окно. – Нет, не интересует. – Даже если это касается лично тебя? – Что за бред? – Она остановилась на полпути к своему столу. – Суть разговора сводилась к тому, что ты ничего не знаешь, и у них еще есть время. Надежда опустилась в свое кресло. – О чем я должна была знать? – Я слышал только часть разговора. – Где в это время был Воронович? – Он ждал в фойе. – С чего ты взял, что они говорили обо мне? – Шимаханский назвал твою фамилию. – Возможно, речь шла о матери? – Он сказал – Надежда Раух. Надежда взяла карандаш и, размышляя, нарисовала в ежедневнике большой знак вопроса. Потом подняла глаза: – У меня не было с Шимаханским ничего общего. Что они имели в виду? – Вопрос не ко мне. Если хочешь, задай его Тищенко. – Зачем ты мне об этом сказал? – Чтобы ты сама распорядилась этой информацией. Завтра я иду на допрос к следователю. Мне нужно знать, что говорить. Надежда закрыла глаза. Фридманович нетерпеливо потеребил ее за руку: – Опять эта твоя привычка. Только не уходи в себя. Она открыла глаза и проронила: – Ты мой адвокат, вот и скажи… – Об этом разговоре нужно молчать. У тебя не должно быть никаких привязок к убитому. – Откуда ты знаешь, что Шимаханский убит? – удивилась Надежда. – Секрет полишинеля. Иначе зачем бы нас всех допрашивали? По своему опыту скажу, что ты в числе подозреваемых номер один. Мне подключаться? – Подключайся. – Завтра утром после допроса я переговорю со следователем и затребую для ознакомления твои показания. – И все-таки… – Надежда заговорила мягко, по-дружески. – Зачем ты напросился на вчерашний прием? – Чтобы встретиться с Шимаханским. – Значит, у тебя с ним были дела? Фридманович вскинул руки, словно предъявляя: они чисты, и сам он кристально честен. – Никаких дел. Один конфиденциальный вопрос. – Вижу, что ничего мне больше не скажешь. – Есть одна информация… – Говори, – заинтерсовалась Надежда. – У Шимаханского не было в тот день примерки. Во всяком случае, мне так показалось. – Тищенко унес туда костюм, и Шимаханский сказал… – Когда я зашел в примерочную, сразу понял – им не до примерки. Шимаханский оставался в смокинге. Они встретились, чтобы поговорить. – Даже не знаю, как на это реагировать… – Надежда поежилась. – Поговорить с Тищенко? – Так он и сказал тебе правду… – Фридманович опустился на колени и обнял сидящую Надежду. Она сказала: – Пусти… – Подожди немного. – Пусти, говорю, – Надежда попыталась освободиться и встать с кресла. – Зачем ты меня отталкиваешь? – Слишком хорошо тебя знаю. Живешь так, как будто лезешь вверх по лестнице. На каждом этаже – новые друзья и нужные женщины. Любовь и дружба для тебя всего лишь обмен услугами. – Не будь обличительной. Это пошло, – Фридманович уткнулся лицом в ее колени. Надежда высвободилась и поднялась на ноги. Дверь открылась, в кабинет вошел Астраханский: – Едешь домой? Фридманович встал с колен, отряхнул брюки и сделал вид, что не случилось ничего экстраординарного. Направившись к выходу, он проинформировал Надежду: – По результатам разговора со следователем я тебе позвоню. Домой Надежда поехала в машине Астраханского, оставив свой автомобиль на парковке вблизи ателье. Понимая, что недавняя сцена не могла не вызвать вопросов, она ждала их от Льва, но он молчал. В конце концов, Надежда заговорила сама: – Злишься? Лев ответил: – С чего ты взяла? – Из-за Фридмановича. – А я должен злиться? – Нет. Конечно же – нет! – Надежда замотала головой так, что ее длинные каштановые волосы рассыпались по плечам. Лев усмехнулся: – Сейчас ты скажешь, что он искал на полу контактную линзу. – Фридманович не носит линз, – обиделась Надежда. – Зачем подозревать меня в такой низкой лжи? – Тогда зачем он встал на колени? – Мне трудно объяснить. По тому, как резко Астраханский выкрутил руль, Надежда поняла, что он всерьез разозлился. – Фридманович хочет тебя вернуть? – Он женат, – не к месту вставила Надежда, и это выглядело так, как будто она его защищает. – Не буду спорить. Мне это не нравится.