Но вдруг избранной самой захочется выбирать свою судьбу? Вдруг она отвернется от своего Предназначения? Что тогда? Я смотрю на Джейсона. Я его избранная. А он – мой. В полумраке его лицо выглядит так, будто его вырезали из дерева: под скулами залегли тени, нос крупнее, чем нужно, и больно уж кривой – хотя чему тут удивляться, он ведь четыре раза его ломал. Каждая из этих травм была получена у меня на глазах, и в трех случаях из четырех – по моей же вине. (Что я могу сказать? С кем не бывает!) Мой взгляд задерживается на его длиннющих ресницах. Эти ресницы – единственное, что в нем осталось от ребенка. Я знаю каждую отметину на его коже, будь то родимое пятно или «боевой» шрам. Я знаю Джейсона Кервина не хуже, чем саму себя. А может быть, и лучше, ведь со мной за последнее время столько всего произошло. Он в отличие от меня ничуть не изменился, хотя сторонний наблюдатель, наверное, скажет, что, повзрослев, Джейсон очень похорошел. Время идет. Кто-то становится симпатичнее, кто-то вообще расстается со старым телом. Но, как бы он ни выглядел, внутри он навсегда останется аллигатором с длинным чешуйчатым хвостом, который явился без приглашения на мой праздник. С тех пор прошло уже двенадцать лет. Вот что стало с ним. Вот что стало со мной. Вот что стало с нами. Я поддеваю пальцами оконную раму и тяну ее на себя. ГЛАВА 2 {ДЖЕЙСОН} Меня будит скрип открывающегося окна: кто-то тайком пробирается ко мне в комнату. Я пытаюсь нашарить рукой телескоп – на кой он тебе, Кервин?! – и в этот момент… Моя девушка (даже само словосочетание до сих пор кажется мне чем-то из области фантастики, потому что в реальной жизни такого счастья я уж точно не заслуживаю) кубарем скатывается с подоконника на пол. И как она умудрилась взобраться на второй этаж по водосточной трубе, да еще в середине декабря? Такое под силу далеко не каждому. Но Аза Рэй – она особенная. Аза Рэй – она неповторимая. Я притворяюсь спящим, потому что: 1) она хочет сделать мне сюрприз; и 2) каждый раз, когда я смотрю на нее, меня охватывает непреодолимое желание схватить ее за руки и никогда не отпускать. Вот что случается с теми, кому довелось испытать боль потери. Чувство защищенности покидает тебя навсегда. Особенно если твоя девушка все время куда-то бежит, бежит со всех ног и во всех возможных направлениях. Тут есть из-за чего поволноваться. Оконная створка захлопывается и прищемляет Азе ногу. Далее следует поток самых отборных ругательств. Но с ней все в порядке, она просто играет в шпионку. Окрыленная успехом, она даже мурлычет себе под нос мелодию из «Розовой пантеры». Чтобы не портить ей удовольствие, я делаю вид, что смотрю уже десятый по счету сон. В действительности же я почти никогда не сплю. А как тут уснешь? Представьте, что ваша девушка может поднять воду из детского бассейна на соседской лужайке и превратить ее в груду камней или, скажем, сделать из тротуара бездонное озеро. Представьте, что у нее удивительное, неземное мышление, что она рассказывает вам истории об облаках, из которых торчат серебристые щупальца, и поет вам магонские песни. Однажды она подарила мне загадочный камень с зеленовато-серым отливом, который у меня же на глазах сотворила из дождя. Никогда прежде я не видел ничего подобного. Когда я поинтересовался, что это такое, она пожала плечами и ответила: «Да так, мини-метеор». Представьте, каково это – ее любить. Представьте, каково это – ее потерять. Все считали ее погибшей. Все, кроме меня. Такой человек, как Аза, просто не мог умереть. Оказалось, я был прав: Аза не умерла, она стала – а точнее, всегда была – существом из другого мира. Она открыла в себе новые способности. А теперь представьте, что вам каждый день приходится обо всем этом беспокоиться, что вы ежедневно боитесь снова ее потерять, волнуетесь, как бы ее не забрали обратно на небо. Чуть-чуть приоткрыв глаза, я наблюдаю, как Аза на цыпочках пересекает комнату, снимает шапку и встряхивает головой. Затем она принимается вытаскивать ноги из сапог, одновременно с этим расстегивая молнию – кстати, а что это на ней такое надето? – в результате чего теряет равновесие и снова чуть не падает. Видно, до сих пор не привыкла управлять своим новым телом. – Чтоб я провалилась! – говорит она, наклоняясь надо мной, полураздетая, со вздыбившимися волосами. – У тебя уже, наверное, сна ни в одном глазу? – Это мое обычное состояние, – усмехаюсь я. – По-моему, как-то раз, лет пять назад, ты проспал всю ночь до самого утра. – Вот это уже ненормально. Аза сует под одеяло ледяную руку и нащупывает мои ребра. Явно подумывает, не погреть ли пальцы у меня под мышкой. Я хватаю ее за запястье, валю на кровать, прижимаю к себе и накрываю одеялом. Мы лежим лицом к лицу, и она тихонько прыскает со смеху. – Могла бы зайти через дверь. – Мне не дает покоя, что она отправилась сюда посреди ночи тайком и совсем одна (да еще и в бурю), но я стараюсь этого не показывать. Аза не из тех, кто следует правилам, а если попытаться ее вразумить, она все начнет делать наперекор. От бурь мне становится не по себе. Всякий раз, когда небо темнеет, у меня в голове проносится мысль, что это ее последний день на земле и вместе с тем начало чего-то ужасного. – Думаешь, мои родители не догадываются, что ты здесь ночуешь? – Магонцы вообще-то не любят пользоваться дверьми, – говорит она, уткнувшись холодным носом в мою шею. – Впрочем, это была плохая идея, потому что на улице холодно и слякоть. Погода просто ужас! – Она поеживается. – А еще, кажется, у меня отвалились пальцы ног. Ее замерзшие ноги медленно забирают тепло из моего тела. Ну и пусть. Подумаешь – померзну немножко. Главное, что Аза со мной, в моей постели. До сих пор не верю своему счастью. Я столько лет тайно, молча, беспомощно любил ее, столько лет гадал, ответит ли она взаимностью. Она обвивает ногами мои лодыжки. – Не волнуйся, не отвалились, – говорю я, и лицо ее расплывается в улыбке. Она придвигается еще ближе. Я целую ее в лоб, в нос, в губы, а моя рука скользит по ее спине, плечам и ребрам, которые сохранили прежние очертания, несмотря на то, что поверх них надели новую оболочку. Голос у Азы тоже не изменился, да и сама она осталась такой, какой была всегда. Так чего же я психую? Ну, у меня есть по крайней мере пятьдесят поводов для беспокойства. Больше всего я боюсь, что на землю начнут падать якоря, а затем воинственные небесные жители заберут ее обратно в Магонию. Вряд ли я такой один. Может быть, все окружающие живут в постоянном страхе потерять любовь своей жизни и просто хорошо его маскируют? Конечно, неземных созданий среди нас не так много, но наверняка у каждого есть что скрывать. Любой на моем месте страдал бы паранойей, но у меня все куда хуже: я постоянно чувствую себя так, будто стою на краю обрыва, а под ногами у меня Ниагарский водопад. Ладно, все не так плохо. Последние пару месяцев я регулярно пил успокоительные, и они здорово помогли. Я больше не живу в состоянии панической тревоги, которую можно заглушить только бесконечным повторением числа пи. Тем не менее, в какой бы ситуации я ни оказался, мой мозг сразу же начинает представлять худшие варианты развития событий и придумывать, как их избежать. Так уж он устроен. Раньше я знал, что девушка, которая мне дороже жизни, может умереть в любой момент. Теперь у меня появилась надежда. Но, оказывается, и у этого чувства есть свои недостатки. «Надежда – штучка с перьями, – говорит Эмили Дикинсон у меня в голове. – В душе моей поет – Без слов одну мелодию – Твердить не устает»[1]. Штучка с перьями, именно так. А мне вот совсем не хочется, чтобы у надежды были перья. В прошлом году, когда мы с Азой вернулись из Западного Шпицбергена, я решил нанять человека, который охранял бы ее дом, но даже самые дешевые услуги в этой области – скажем, слежка за мужем-изменником или за скользким партнером по бизнесу – стоят от трех с половиной штук долларов в день. Я это серьезно. Естественно, ТАКИХ денег у меня нет. Пришлось найти другой выход. И засыпать по ночам стало еще сложнее. В теоретической математике есть такое понятие, как парадокс горошины и солнца, или, если вы предпочитаете научные названия, парадокс Банаха – Тарского. Из него следует, что горошину можно разделить на части и составить из них объект размером с солнце – и наоборот. Вселенная эластична. Аза тоже. Я хочу, чтобы она была близко, как горошина на ладони, но есть силы, которые стремятся превратить ее в солнце. На часах уже полночь. – Закрой глаза, – говорю я, доставая коробок спичек. Она повинуется, но сначала награждает меня своим коронным взглядом, как будто говоря: тебе ничем меня не удивить, мне известно все обо всем на свете. А вот и нет! – Держи, – я кладу подарок ей в руку. – Только не над кроватью. Я зажигаю спичку, и раздается шипение. – Можешь смотреть. Она открывает глаза: в руках у нее бенгальский огонь в форме амперсанда. – С днем рождения, Аза Рэй, – говорю я. Темноту прорезают яркие брызги. Судя по выражению ее лица, с подарком я угадал. & – это именно то, чего я хочу. &, &, &. И еще много &. Я протягиваю Азе маленький сверток, и она тут же его открывает. Внутри компас, хороший, лучший из всех, что я смог найти. На крышке компаса выгравирован крошечный корабль с крыльями. К подаркам на день рождения я отношусь очень ответственно.