Огонь был вечным ужасом всех моряков. Корабли строились из горючих материалов и принимали на борт легковоспламеняющиеся вещи, среди которых – древесина и смола, парусина и пенька, колесная мазь, бочки специй и порох… Лица матросов в шлюпке исказились от страха. Даже Буззард дико вытаращил глаза, когда, подняв голову, увидел еще две огненные лодки, безжалостно двигавшиеся в его сторону. – Остановить те две! – заорал он матросам, указав саблей на новую опасность. – Развернуть их прочь! Затем он снова сосредоточился на горящей лодке, что уже причалила к «Чайке». К этому времени Хэл и Эболи находились уже в пятидесяти ярдах от корабля, направляясь к пляжу. Хэл плыл на спине, чтобы видеть происходящее сзади. И понял, что усилия Буззарда отвести от «Чайки» огненный снаряд потерпели неудачу. Теперь шлюпка Буззарда обогнула нос «Чайки», и капитан вскарабкался на палубу. Матросы спешили за ним, а он кричал во все горло: – Ведра! Становитесь в цепь, передавайте воду! Насосы! Десять человек на насосы! Заливайте огонь! Матросы с бешеной скоростью выполняли приказы, но огонь распространялся быстро: пламя вгрызалось в корму и отплясывало на планшире, жадно стремясь к свернутым парусам на реях. Один из баркасов «Чайки» перехватил огненную лодку Неда, и матросы, яростно работая веслами, тащили ее прочь. Другие пытались набросить линь на дьявольский снаряд Большого Дэниела, но пламя вынуждало их держаться подальше. И каждый раз, когда они умудрялись забросить канат на лодку, Дэниел подплывал и перерезал его ударом ножа. Мужчины на баркасе, вооруженные пистолетами и мушкетами, бешено палили по его голове, прыгавшей над поверхностью воды, но, хотя пули взметали фонтанчики воды вокруг Дэниела, он казался неуязвимым. Эболи плыл впереди, но вот Хэл перевернулся на живот и догнал его уже у самого берега. Они вместе выскочили на белый песок и помчались к изувеченному стрельбой лесу. Сэр Фрэнсис все еще был у орудий, где они его и оставили, но теперь он собрал вокруг себя выжившие остатки команды «Решительного». Они перезаряжали большую пушку, когда Хэл прибежал к ним. – Что нужно делать, отец? – крикнул он. – Возьми Эболи и идите искать людей. Нужно зарядить еще одну кулеврину. И обстреливать «Чайку». Сэр Фрэнсис даже не повернулся в сторону сына, продолжая работу. Хэл тут же бросился в глубину леса. Он нашел полдюжины матросов, и они с Эболи пинками выгнали их из ям и кустов, где те прятались, и заставили вернуться к умолкнувшей батарее. За те немногие минуты, что понадобились Хэлу на поиск людей, картина в лагуне полностью изменилась. Дэниел все-таки сумел подвести свой дьявольский снаряд к борту «Чайки» и закрепить его там. Огонь второй лодки добавил суматохи и паники на борту фрегата. Теперь Дэниел возвращался к берегу. Он тащил за собой двух своих матросов, не умевших плавать. Матросы «Чайки» сумели-таки поймать огненную лодку Неда – набросили на нее лини и теперь отводили в сторону. Нед и трое его товарищей бросили ее и тоже возвращались к берегу. Но пока Хэл наблюдал за ними, один из них исчез под водой. Вид тонущего подхлестнул злость Хэла: он насыпал горсть пороха в зарядник пушки, а Эболи тем временем развернул ее ствол и направил к цели. Пушка оглушительно выстрелила, и те, кто был рядом с Хэлом, восторженно заорали, когда полный заряд картечи ударил по лодке, отводившей брошенное суденышко Неда. Баркас развалился от удара, и сидевшие в нем матросы полетели в лагуну. Они барахтались, взывая о помощи, и пытались взобраться на другую лодку, которая была недалеко, но та уже оказалась переполненной, и тонущих стали отпихивать веслами. Несколько человек все же зацепились за планшир, крича и стараясь подняться на борт, из-за чего второй баркас сильно накренился, а потом вдруг перевернулся вверх дном. В воде, бурлившей вокруг его корпуса, виднелись головы отчаянно боровшихся за жизнь матросов. Хэл сосредоточился на том, чтобы перезарядить пушку. Подняв голову, он увидел, что некоторые из упавших в воду сумели добраться до «Чайки» и теперь поднимались по веревочным трапам на палубу фрегата. Буззард наконец заставил насосы работать. Двадцать человек ритмично склонялись возле них, как монахи в молитве, всем весом налегая на рычаги, и белые струи воды выплескивались из парусиновых шлангов на огонь, разбежавшийся уже по всей корме «Чайки». Следующий выстрел Хэла разбил поручни левого борта «Чайки» и смел команду одного из насосов. Четверо просто исчезли, как будто их смахнули некие невидимые когти, и их кровь брызнула на других, нажимавших на рычаги. Струя воды из шланга метнулась в сторону. – Еще людей сюда! Голос Камбра пронесся над лагуной, когда он послал матросов на место убитых. Вода снова хлынула в нужную сторону, вот только пламя, охватившее уже всю корму «Чайки», не обратило на нее внимания. Большой Дэниел добрался наконец до берега и бросил на песок двоих спасенных им матросов. Он сразу подбежал к деревьям, а Хэл крикнул ему: – Становись к одной из пушек! Заряжай картечью, цель по палубе! Не давай им гасить огонь! Большой Дэниел усмехнулся, показав почерневшие зубы, и стукнул себя по лбу кулаком. – Мы этому лорду сыграем отличную музыку, – пообещал он, – пусть попляшет как следует! Команда «Решительного», деморализованная подлым нападением «Чайки», теперь начала приходить в себя, видя поворот судьбы в свою пользу. По одному, по двое появлялись из леса матросы, оставляя убежище. Потом, когда береговая батарея открыла настоящий огонь и снаряды вовсю полетели в корпус «Чайки», многие окончательно расхрабрились и прибежали к пушкам, чтобы помочь. Вскоре настоящий поток огня и дыма вырвался из леса. Огонь ударил по реям и по свернутым парусам бизань-мачты. Хэл видел Буззарда, бежавшего в дыму, освещенного огнем горящего корабля, с топором в руке. Камбр остановился у туго натянутого якорного каната и одним мощным ударом перерубил его. Корабль тут же сдвинулся с места, подчиняясь ветру. Буззард вскинул голову и прокричал что-то своим матросам, поднимавшимся по вантам. Те быстро развернули грот-парус, и корабль сразу откликнулся на это. Поймав усилившийся ветер, он пошел быстрее; огненные языки теперь сдувало с палубы, и боровшиеся с пламенем матросы смогли направить струи воды на основной огонь. Фрегат продолжал тащить за собой две огненные лодки, но когда сгорели державшие их канаты, обе остались позади, и «Чайка» медленно пошла по проливу. Кулеврины на берегу продолжали посылать залп за залпом. Однако, как только фрегат ушел слишком далеко, батарея умолкла. А «Чайка», оставляя за собой шлейф пара, дыма и оранжевого огня, направлялась в сторону открытого моря. Но когда фрегат добрался уже до мысов у выхода из пролива и готов был окончательно уйти, открыли огонь пушки, спрятанные среди утесов. Над серыми скалами взвился пороховой дым, ядра взбили пену на воде вдоль ватерлинии «Чайки» и пробили дыры в его парусах. «Чайка» кое-как сумела уйти от огня и наконец оказалась достаточно далеко от дымившихся пушек. – Мистер Кортни! – крикнул сэр Фрэнсис Хэлу. Даже в пылу битвы он обращался к сыну официально, по всем правилам. – Отправляйтесь к мысам. Держите «Чайку» под наблюдением. Хэл и Эболи добрались на баркасе до дальней части пролива и поднялись на вершину над его выходом. «Чайка» уже удалилась на милю от берега и шла против ветра под парусами на двух мачтах. Клочки темно-серого дыма еще плыли над ее кормой, и Хэл видел, что паруса на бизани почернели и продолжают дымиться. На палубе суетились крохотные фигурки матросов, гасивших остатки огня и старавшихся справиться с кораблем и заставить его слушаться. – Мы этому лорду дали хороший урок, он его надолго запомнит! – воскликнул Хэл. – Не думаю, что в ближайшее время нам стоит ждать от него неприятностей. – Раненый лев – самый опасный из всех львов, – проворчал Эболи. – Мы выдрали ему зубы, но у него остались когти. Когда Хэл сошел с баркаса на берег возле их лагеря, он увидел, что его отец уже собрал матросов и они принялись за работу, чиня то, что разбили вдоль берега пушки «Чайки». Они также сооружали парапеты и выравнивали пушки. «Решительный», выведенный на мелководье, серьезно пострадал от огня. Пушки «Чайки» нанесли большие раны его корпусу. Картечь изрешетила обшивку, но не пробила ее насквозь. Плотник и его помощники старательно вырезали пострадавшие секции и исследовали каркас корабля за ними, готовясь заменить все, что необходимо, новыми дубовыми досками из корабельных запасов. Котел со смолой кипел и дымился на углях, визг пил и шорох рубанков разносились по лагерю. Отца Хэл нашел за деревьями, там, где под наскоро сооруженными шатрами лежали раненые. Хэл насчитал семнадцать; посмотрев на них, он мог сказать, что по крайней мере трое едва ли увидят завтрашний рассвет. Над ними уже витало дуновение смерти. Нед Тайлер был одновременно и судовым хирургом – он учился этому прямо на палубе, на опыте, и действовал своими инструментами с такой же грубой простотой, как плотники, трудившиеся над изрешеченным корпусом «Решительного». Хэл видел, как Нед занимается ампутацией. Один из матросов получил заряд картечи в ногу чуть ниже колена, и она теперь представляла собой обрывки плоти, из которых свисали нити сухожилий вокруг острых обломков кости голени. Двое помощников Неда старались удержать пациента на простыне из перепачканной кровью парусины, а тот брыкался и корчился. Ему в зубы сунули сложенный вдвое кожаный пояс. Моряк закусил его с такой силой, что на его шее выступили все жилы, как туго натянутые пеньковые веревки. Глаза несчастного закатились на красном лице; пока Хэл смотрел, один из гнилых зубов раненого громко хрустнул под давлением силы укуса и разлетелся на куски. Хэл отвел взгляд и стал докладывать сэру Фрэнсису: – «Чайка» шла на запад, когда я ее видел в последний раз. Буззард, похоже, справился с огнем, хотя там еще кое-где виднелся дым… Его перебил отчаянный крик, когда Нед отложил в сторону нож и взялся за пилу, чтобы перепилить раздробленную кость. Потом вдруг раненый умолк и обмяк в руках тех, кто его держал. Нед отступил назад и покачал головой: – Бедняга покинул этот берег. Несите другого. Он отер с лица пот и копоть окровавленной рукой, оставив на щеке красную полосу. Хотя Хэл и чувствовал тошноту, он сумел продолжить доклад ровным голосом: – Камбр уходил на всех парусах, что остались на «Чайке». Юноша не желал выдавать свою слабость перед командой и отцом, но его голос ослабел, когда Нед начал вытаскивать из спины другого матроса огромный кусок древесины. Хэл смотрел на это, не в силах отвести глаз. Два мускулистых помощника Неда сели верхом на пациента, прижимая его к парусине, а Нед схватил торчавший наружу конец доски кузнечными щипцами. Одной ногой он уперся в спину матроса и откинулся назад, дергая щипцы что было сил. Кусок грубой древесины был толщиной в его большой палец, острый, словно наконечник стрелы, и лишь с большой неохотой согласился покинуть живую плоть. Вопли пострадавшего разнеслись по всему лесу. В это время из-за деревьев к ним вперевалку подошел губернатор ван де Вельде. Жена была рядом с ним, она жалобно всхлипывала и с трудом держалась на ногах. Вслед за ней тащилась Зельда, пытаясь сунуть под нос хозяйке зеленую бутылочку с нюхательными солями. – Капитан Кортни! – заговорил ван де Вельде. – Я должен выразить протест самым решительным образом. Вы подвергли нас чрезвычайной опасности. Сквозь крышу моего жилища пролетело ядро! Меня могли убить! Он отер потное лицо шейным платком. В этот момент несчастный, подвергшийся операции, испустил пронзительный вопль, потому что один из помощников лекаря плеснул на глубокую рану в его спине горячей смолой, чтобы остановить кровотечение. – И вы должны заставить этих ваших болванов вести себя потише! – Ван де Вельде презрительно махнул рукой в сторону тяжело раненных матросов. – Их непристойные вопли пугают и оскорбляют мою жену! Пациент с последним стоном обмяк и затих. Сэр Фрэнсис мрачно приподнял шляпу, глядя на Катинку: – Мадам, вы можете не сомневаться в том, что мы учитываем вашу чувствительность. И похоже, этот грубиян предпочел умереть, лишь бы не оскорблять вас и далее, – и продолжил жестким и злым тоном: – Но может быть, вместо того чтобы скулить и позволять себе капризы, вы помогли бы мастеру Неду и занялись ранеными? Ван де Вельде выпрямился во весь рост, услышав такое, и бешено уставился на сэра Фрэнсиса. – Минхеер, вы оскорбили мою жену! Да как вы посмели предположить, что она может вести себя как служанка этих грубых крестьян? – Я приношу извинения вашей леди, но полагаю, что если у нее нет каких-то других причин для пребывания здесь, кроме как украшать собой пейзаж, то вам лучше отвести ее назад в ваш домик и держать там. А здесь почти наверняка будут и другие неприятные картины и звуки, испытывающие ее терпение.