Затем однажды утром, вскоре после возвращения Насти в Лондон, Гектор Кросс вызвал команду и сказал им: “вчера вечером я получил отчет от нашего следователя в Каракасе, кстати, его зовут Валенсия. Гильермо Валенсия. Он и его люди вели наблюдение за виллой Казунду, или, как мне нравится называть ее, "замком Конго", в течение последних двух недель, и он проделал чертовски хорошую работу. Итак, вот что мы знаем . . .” Кросс нажал клавишу на своем компьютере, и на экране появилось изображение большого дома и прилегающей к нему территории, видимой сверху. - Эта вилла является частью частного поместья, построенного на холме с видом на Каракас. Дом построен против холма и частично врыт в него: от огромного гаража, который фактически вырыт в скале на уровне подвала, до спален на верхнем этаже. Он находится в самом высоком и, следовательно, самом умном ряду домов, а над ним всего лишь короткая, крутая полоса кустарника, прежде чем вы доберетесь до гребня, идущего вдоль вершины холма. Итак, этот снимок сделан с той земли, и вы можете видеть, что это очень удобная точка обзора, которую мы должны использовать.” Кросс снова нажал на клавишу, и на экране появилось зернистое изображение крупного афроамериканца, одетого в плавательные шорты и открытый махровый халат, сидящего верхом на кресле у бассейна, с айпадом на подушке между двумя бедрами и телефоном, прижатым к уху. “Я не обязан говорить вам, кто это, - сказал Кросс. "Причина, по которой Валенсия решил отправить его мне, заключалась в том, что он сказал, что Конго проводит много времени на телефоне или своем айпаде. Другими словами, он находится в контакте с людьми из внешнего мира, и он говорит с ними по какой-то причине.” “Я думаю, что причина в тебе, черт возьми, - сказал Дейв Имбисс. “Да, это одна из возможных версий.” Теперь на экране появились три фотографии мужчин в одинаковых черных костюмах, объединенные в одно изображение. - Конго делит свою собственность с тремя группами людей, - продолжал Кросс. - Во-первых, это его охранники. Они работают посменно по трое: один в сторожке у ворот,а двое патрулируют территорию. Эти люди работают в охранной компании, поэтому у них нет никакой личной лояльности к Конго. Они привыкли к отсутствию Конго, поэтому стали очень вялыми в своих процедурах, и Валенсия говорит, что они не выглядят так, как будто они сильно заострились с тех пор, как Конго вернулся. И наконец, они не ожидают неприятностей. Многие жители этого поместья связаны с венесуэльским правительством, так что если с ними или их собственностью что-нибудь случится, это будет воспринято очень серьезно. Они, вероятно, привлекут СЕБИН - сокращенно от Servicio Bolivariano de Inteligencia Nacional - политическую полицию, которая с 1969 года выполняет грязную работу для каждого венесуэльского правительства, будь то крайне правое или крайне левое. И ни один мелкий мошенник в здравом уме не захочет с ними связываться. - И последнее важное замечание насчет охранников: они вооружены, но только пистолетами, а не полностью автоматическим оружием. Оказывается, законы о контроле над оружием в Венесуэле удивительно строги. Все ружья, кроме лицензированного охотничьего оружия, запрещены для частных лиц. Поэтому охранники носят пистолеты, хорошо их прячут, а местная полиция закрывает на это глаза. Итак, теперь вторая группа людей в доме - "домашний персонал.” Кросс несколько раз быстро нажал на клавишу, и перед ним замелькали изображения мужчин и женщин в разных униформах. - “Всего их около дюжины: экономка, шофер, а также разные горничные, повара, садовники и автомеханики, некоторые из них живут в поместье, другие просто подрабатывают. Наш единственный интерес в них будет заключаться в том, чтобы они не встали у нас на пути.” “Так как же мы это сделаем?- спросил Пэдди О'Куинн. “Очень осторожно, - ответил ему Гектор. “Это совсем не то же самое, что ворваться в Африку, посадить посреди пустыни огромный самолет, набитый грузовиками и боеприпасами, и взорвать все, что движется. Мы будем действовать в охраняемом доме в модном районе, в столице относительно богатой, утонченной западной страны. Так что, для начала, мы не можем взять с собой в страну никакого оружия. На самом деле мы будем совершенно безоружны, когда прорвемся через периметр - и это напомнило мне кое-что, что я забыл сказать раньше: там есть сигнализация, хорошая система: камеры, датчики движения, нажимные колодки, тревожные кнопки, все работает. Информация с камер видеонаблюдения поступает в сторожку. Все сигналы тревоги подключены к местным аварийным службам. И последнее: все двери в самом доме имеют замки с клавиатурой, каждый с разным кодом, и никто, кроме Конго, не знает всех этих кодов.” - Простите, что я повторяюсь,” сказал О'Куинн, - но еще раз: как мы это сделаем?” Кросс ухмыльнулся: "Просто. Так что соберитесь вокруг, дети, и я расскажу вам, как это делается . . .” Гектору требовалось три человека для работы в Каракасе, поэтому он быстро добрался до Абу-Зары, где находилась главная оперативная база Кросс-Боу: туда и обратно меньше чем за сутки. Он поговорил с полудюжиной своих лучших людей, сказав им, что ищет добровольцев для неофициальной миссии, очень ясно давая понять, что это очень рискованная работа, которая может закончиться тем, что любой из них или все они окажутся в тюрьме или в земле. Не раз его спрашивали: - "Ты идешь за Конго?- Он не отвечал на вопросы, а это было все, что нужно было знать мужчинам. Все они сказали, что готовы к этому, и кросс бросил жребий, выбрав Томми Джонса, Рика Нолана и Карла Шрагера, которые были ветеранами парашютного полка, САС и рейнджеров армии США соответственно. Они были забронированы на отдельные рейсы, которые должны были доставить их в Каракас тремя разными маршрутами. Они все остановились в разных отелях, как и Пэдди О'Куинн и сам Гектор. Прежде чем вернуться в Лондон, Кросс подробно объяснил им, что именно он задумал. Валенсия уже успела раздобыть оригинальные планы архитектора для Шато Конго, и мужчинам дали PDF-копии и велели запомнить их, прежде чем они покинут Абу-Зару, потому что они не брали с собой ничего, что могло бы связать их с этой собственностью. В ночь операции у них не будет никаких документов, удостоверяющих личность. “Если кто-то и погибнет, то только в безымянной могиле, - резко сказал Кросс. - “Но я буду знать и прослежу, чтобы о близких заботились.” Последнее указание, которое он дал им, было удостовериться, что они смогут одеться в черное с головы до ног. “Это констатирует очевидное кровотечение, но не носите все это в полете или не вставляйте все это в один и тот же футляр. Я не хочу, чтобы ты вошел в иммиграционную службу Каракаса, выглядя как чертов спецназ. Надень черную футболку, упакуй черные брюки - вот тебе и брюки, Шрагер.” “Да, он в штанах и все такое, - поддразнил Джонс. - Балаклавы идут в ручной клади. Сверните их так, чтобы они выглядели как носки. Так, есть вопросы?” Кросс ответил на несколько вопросов о практической стороне поездки в Каракас и о том, как установить контакт, когда они доберутся туда. Он перечислил несколько предметов гражданского снаряжения, которые должны быть доставлены для использования в ночное время. - Итак, джентльмены, - заключил он. - В следующий раз я увижу тебя в Каракасе в ночь миссии. Удачи. . . и хорошей охоты.” Апартаменты герцога располагались на первом и втором этажах особняка на Авеню Бретей, в двух шагах от Эйфелевой башни и Дома инвалидов. Это было воплощение парижской элегантности и утонченности. Здание выходило на широкую, обсаженную деревьями эспланаду, которая представляла собой восхитительный клочок парковой зоны-безукоризненные лужайки и дорожки, предназначенные для неспешных, романтических прогулок. Настя стояла на краю эспланады, в тени деревьев, и несколько минут смотрела, как поток лимузинов извергает вечерних гостей. Мужчины были в основном одеты в безличные костюмы и галстуки, хотя некоторые из них демонстрировали свои интеллектуальные наклонности в слегка более длинных волосах, которые были безукоризненно зачесаны назад со лба и надвинуты на уши; рубашки дерзко расстегнуты до середины груди и небрежно задрапированы бархатными шарфами, которые защищали эти открытые грудные клетки средних лет от зимнего холода. Женщины, конечно, были так же фанатично сидевшими на диете, ухожены, причесаны и одеты по моде, как требовал Париж, самый модный из всех городов. Особое внимание Настя уделяла женщинам. Она искала признаки соперничества: одиноких, хищных женщин, у которых могли быть свои причины соблазнить богатого, красивого африканского лидера в изгнании. Сделав свои выводы, она вышла из-за деревьев, пересекла дорогу и прошла через арочные ворота, освещенные горящими факелами, которые вели во внутренний двор, на который выходил главный вход в здание. Очередь гостей, ожидающих приема, тянулась вниз по низкому пролету широких каменных ступеней, ведущих к двойным дверям, обе из которых были открыты. По бокам от них стояла пара охранников в черных костюмах, с наушниками и, как заметила Настя, с пистолетами в кобурах под куртками. Время от времени гостей очень вежливо просили отойти в сторону, чтобы их обыскали. Сразу за дверью еще две женщины-оперативницы заглядывали во все женские сумки. Наконец еще одна пара молодых, симпатичных женщин в одинаковых коктейльных платьях сверяла имена и удостоверения гостей со списком. Очень заметные меры предосторожности безопасности только добавили тайны к этому событию. Они предполагали наличие чего-то действительно опасного: идеи свободы, которая могла бы угрожать правительству и против которой оно могло бы действовать. А это, как она знала, только польстит гостям и заставит их почувствовать себя еще более смелыми для посещения. Настя прошла мимо всевозможных проверок и очутилась в коридоре, выложенном белым мрамором, на котором лежали изящные персидские ковры с рисунком. Великолепная лестница, поднимавшаяся из атриума на второй этаж, тоже была мраморной, с железной балюстрадой, узор которой выделялся золотыми штрихами. Семейные портреты, освещенные электрическими канделябрами, выстроились вдоль стен атриума, как бы напоминая всем, кто хотел войти в апартаменты герцогини, что это была семья, которая могла проследить свою родословную через века и, несомненно, сохранится еще на века вперед. На верхней площадке лестницы стояли официанты с серебряными подносами, на которых призывно сверкали бокалы с шампанским. Настя взяла один и прошла в главный салон. Вся мебель, за исключением нескольких старинных кресел, была убрана, чтобы дать гостям возможность пообщаться, поговорить, полюбоваться собой в полнометражных зеркальных панелях, вставленных в деревянные панели стен, или выйти через три французских окна на террасу, окруженную каменными балюстрадами и согретое обогревателями патио. В дальнем конце комнаты, перед большим мраморным камином, который теперь был окружен парой громкоговорителей на подставках, стояло небольшое возвышение с микрофоном. Настя только что закончила обход всей комнаты и террасы, когда увидела человека, которому, как она знала, было почти восемьдесят, поднимающегося на помост. Это был Жером Дюшен, патриарх семьи. "Теперь я знаю, откуда у да Куньи такая внешность", - подумала Настя, потому что Дюшена легко можно было принять за красивого мужчину лет шестидесяти. Он все еще был одарен пышной седой шевелюрой и достаточно стройным, чтобы нести на себе целый ансамбль из темно-синего бархатного смокинга с атласными лацканами, открытой белой шелковой рубашки и узких черных вечерних брюк. Он подошел к возвышению, постучал по микрофону, чтобы убедиться, что он включен, и, говоря по-французски, сказал: "Дамы и господа, с большим удовольствием и отцовской гордостью я представляю вам моего внука, Матеуса да Кунью!” Раздался вежливый всплеск аплодисментов, за которым последовало нечто похожее на массовый вздох, когда женщины в зале увидели хозяина. Отчасти это было связано с плавной атлетической походкой, с которой он взошел на помост. Его костюм и рубашка были черными, но кожа была идеальной, гладкой, как кофе с молоком, а черты лица, казалось, сочетали в себе силу африканских черт и утонченность нордических, создавая идеальное сочетание: видение того, как человечество будет выглядеть в эпоху после плавильного котла. Он был высок и явно находился в отличной физической форме, несмотря на безупречно сшитую одежду. Но было еще кое-что, что стало очевидным в тот момент, когда он оглядел комнату, и было подчеркнуто только тогда, когда он начал говорить. Это было то качество, которое можно назвать харизмой, славой, лидерством, даже обаянием, но которое сводится к способности сделать себя, без малейшего очевидного усилия, центром всеобщего внимания, в то же время убеждая каждого человека, мужчину или женщину, что вы говорите непосредственно с ними, что вы так же очарованы ими, как и они вами, и что их благополучие имеет для вас даже большее значение, чем ваше собственное. У да Куньи это было, и он это знал, и все присутствующие в комнате вскоре тоже это поняли. Да Кунья протянул руки ладонями вверх, как бы обращаясь ко всем присутствующим в комнате. “Мои друзья . . . мои дорогие друзья . . . прежде всего я должен попросить у вас прощения. Здесь, в столице Франции, в городе, где я родился, я говорю с вами по-английски. Я знаю, что это непростительная измена . . .- Он изобразил почти застенчивую, извиняющуюся улыбку, которая вызвала взрыв смеха. - “Но сегодня здесь собрались люди из многих стран, и это, возможно, печально, но факт, что английский - это язык, которым они, скорее всего, владеют.” "А еще, - подумала Настя, - это язык, на котором твой французский акцент делает тебя самого очаровательно соблазнительным". - Итак, - продолжал да Кунья, - спасибо вам всем за то, что пришли сегодня вечером. Просто находясь здесь, вы выражаете свою веру в мечту о независимой, процветающей, мирной стране Кабинда. И как прекрасно, что мы разделяем эту мечту в городе, где родился величайший из всех призывов к объединению людей, жаждущих свободы: Liberté, égalité, fraternité! Эта свобода, это равенство и это братство - вот чего я хочу для своего народа. Но эти блага не могут быть обеспечены без поддержки внешнего мира, поддержки моральной, политической и—да, я не могу отрицать этого-также финансовой. И вот сегодня вечером я объявляю о создании Фонда Кабинда, некоммерческой организации, которая будет вести кампанию за создание свободной Кабинды. Фонд будет проводить мероприятия по сбору средств и повышению осведомленности о политической ситуации в Кабинде, а также, что еще более важно, по просвещению людей о прекрасной земле моих предков. “Теперь я знаю, о чем вы думаете . . . да Кунья сделал паузу, оглядел комнату и снова позволил намеку на улыбку заиграть на его губах. - “Где же, черт возьми, Кабинда?” На этот раз смех прозвучал громче - вспышка облегчения оттого, что он признал то, о чем думали все, кроме африканских экспертов, и простил их за то, что они так думали. “Я вам все расскажу. Он расположен на западном побережье Африки, всего в пяти градусах к югу от экватора, в окружении гораздо более крупных и могущественных стран. Одной из таких стран является Ангола, которая утверждает, что Кабинда является ее провинцией, хотя на самом деле между Кабиндой и Анголой вообще нет общей границы. Эта географическая реальность подкрепляется историческим прецедентом. Кабинда была признана отдельным образованием, отделенным от Анголы, начиная с Симуламбукского договора 1885 года, который был согласован между королем Португалии Людовиком Первым и принцами и губернаторами Кабинды. В договоре также говорилось, и я цитирую: "Португалия обязана поддерживать целостность территорий, находящихся под ее защитой.’ - Значит, мы не просим чего-то нового. Мы требуем, чтобы империалистическое правительство Анголы вместе со всем мировым сообществом признало Кабинду, которая существует уже более ста лет. Итак, вы можете спросить себя, что же это за страна, о которой до сегодняшнего вечера я никогда раньше не слышал? Почему это должно меня волновать? Какая может быть причина для вложения денег в этот проект Кабинда? - Ну, моя страна невелика, но она производит семьсот тысяч баррелей нефти в день, получая достаточно дохода, чтобы обеспечить доход в сто тысяч долларов в год для каждого мужчины, женщины и ребенка в штате. Подумайте о домах, школах и больницах, которые можно было бы построить для этих людей. Подумайте о чистой воде, которую они могли бы пить, и о дорогах, аэропортах, телекоммуникационных сетях, которые могли бы быть созданы для их блага, а также для блага зарубежных гостей и инвесторов.” Да Кунья снова сделал паузу, чтобы оглядеть комнату, но на этот раз не для комического эффекта. - И подумайте вот о чем: национальное государство с населением около четырехсот тысяч человек и доходом в сорок миллиардов долларов не обязано взимать подоходный налог, налог с продаж или налог на имущество со своих граждан или с кого-либо еще. И всем, кто любит лежать на солнечном берегу, я говорю, что это тоже страна с тропическим климатом, сотней километров неосвоенной береговой линии и без реактивного самолета для тех, кто летит из Европы, потому что Кабинда всего на час отстает от центрально-европейского времени. - Друзья мои, я говорю о Дубае с дождями и пышными зелеными лесами или о Монте-Карло с нефтью. Это Кабинда, и я надеюсь и верю, что ее будущее будет вашим будущим, а ее процветание-вашим процветанием. А теперь, леди и джентльмены, пожалуйста, поднимите бокалы и присоединяйтесь ко мне в тосте . . . за свободную Кабинду!”