– О, мне не понадобится лошадь, чтобы избежать поимки, господин. У меня есть другие средства, получше. – Да? Например? «…Гил, мать твою, времени нет…» Старик снова усмехнулся и молча коснулся полей егерской фуражки, будто это все объясняло. Рингил пожал плечами, взял поводья лошади слева, отвел ее чуть в сторону и вскочил в седло. Сомнительно, что старик легко избежит поимки, будь он егерь или нет – с хинерионской пограничной стражей шутки плохи. Однако он был не в настроении спорить. Ему следует думать о том, как удрать самому. – Что ж, тогда я тебе обязан, – Рингил отсалютовал старику. – Удачи. – И вам удачи, господин. Старый егерь сопроводил слова поклоном, и Рингил опять не понял, насмехаются над ним или нет. Он бросил взгляд на Эрила, который тоже был в седле, но головорез из Болотного братства не подал вида, что заметил нечто странное. Рингил выкинул случившееся из головы и направил лошадь вперед. – Позаботься о себе, старик, – угрюмо бросил он напоследок. – Это еще возможно. Он проехал мимо трупов, мельком взглянул на один из них и тотчас об этом пожалел. Быстро перевел взгляд на опушку леса, выискивая сломанную сосну и тайное узкое ущелье, что начиналось за ней, – там шла тропа, которая позволила им попасть в лагерь у реки. Это была козлиная тропка, не предназначенная для езды верхом, но умелые и осторожные всадники могли по ней пробраться. «Да уж, лучше суметь. – Губы Рингила изогнулись в мрачной ухмылке. – Иначе нам несдобровать». Барабанная дробь приближающейся кавалерии уже не была далекой, и когда Рингил посмотрел на север – туда, где дорога выходила из редеющего леса, – ему показалось, что он заметил, как пустынное солнце блестит на броне где-то посреди листвы. Он пнул кобылу и пустил ее легким галопом. Старик стоял и глядел им вслед, слегка улыбаясь. Внизу, на ровной земле, не успевшие сбежать рабы копошились в вялом подобии паники, которая охватила их освободителей. Рингил и Эрил быстро проехали сквозь этот бардак, направляясь к приметной сосне. В основном все убирались с их пути, но один молодой наемник – Рингил видел его в очереди к Снарл – остался на месте и занес боевой топор, которым явно не умел пользоваться. На голове у него косо сидел дешевый шлем, а лицо побелело от страха. Он шагнул вперед, крича: – Не смей нас оставлять, ты, ублюдочный кусок… Рингил подтолкнул лошадь влево, ногой ударил наемника в грудь и поскакал дальше. У опушки Эрил натянул поводья и оглянулся. Покачал головой. – Тяжелая кавалерия сделает из этих парней фарш. – Значит, им заплатили по заслугам, – прорычал Рингил и, наклонив голову, въехал на тропу. Но когда над ними сомкнулись деревья, он опять подумал о трупах, которые лежали вокруг старика, и содрогнулся. Один из наемников упал лицом вверх, его голова безвольно откинулась в сторону, демонстрируя аккуратно рассеченное горло, из которого вытекла вся кровь. Это не отличалось от сотни других тайных убийств, которые Рингил видел за многие годы. Но глаза на грязном лице наемника были широко распахнуты, и отражало это лицо… За более чем десять лет военной службы Рингил никогда не видел, чтобы ужас так явственно запечатлелся в человеческих чертах. Низко висящая ветка задела плечо. Солнечный свет пронзал кроны деревьев, покрывая землю пятнами. Где-то в тишине леса птица призывала пару. Рингила снова пробрал озноб. Он встряхнулся. Чихнул. «Простудился. Определенно, простудился». Глава десятая Мост Черного народа, один из Девяти Вековечных Даров, которые кириаты преподнесли династии Химранов, предназначался именно для того, о чем говорило его название: он пересекал Ихельтетский эстуарий с таким архитектурным высокомерием, что когда Эгар увидел его впервые, челюсть у него упала, как трап с корабля. Блестящее черное железо, подвешенное в воздухе и простирающееся от берега до берега, словно радуга какого-то темного владыки, или лук, вырезанный из чистейшей ночи, а потом оструганный, отполированный и изогнутый сообразно предназначению силами, которые невозможно вообразить. Тысяча стеклянных тросов, каждый толщиной с руку лучника, ниспадали с конструкции двойными рядами, блестя и светясь в лучах солнца, удерживая в воздухе пролеты, достаточно широкие для того, чтобы две дюжины воинов в броне свободно ехали рядом. Со временем Эгар привык к чуду, как и к самим кириатам. Все это было частью жизни в большом городе. Но Мост еще долго отбрасывал на него тень в более насущном смысле. Прое?зжая часть, которую он удерживал над водой, подходила к берегу с северной стороны в тридцати футах впереди, соединяясь с землей через семь кварталов. А внизу, у воды, в тени моста, стояла «Удача погонщика пони» – старая покосившаяся таверна, названная в честь молодого торговца лошадьми из ранней городской истории, которому здесь посчастливилось спасти часть своего товара от утопления. Или что-то в этом духе. Байки и легенды, связанные с лошадьми, в Ихельтете изобиловали, и через какое-то время сливались воедино. Так или иначе, эта самая таверна давно стала известным притоном наемников и вольных уличных бойцов, а также местом, где можно раздобыть любые сведения на профессиональную тему. Офицеры-вербовщики регулярно там выпивали, главари банд и мелкие торговцы то и дело заглядывали, чтобы оценить имеющиеся таланты, а за пару монет нуждающиеся спецы по части насилия всегда могли оставить за стойкой имя и адрес крыши, под которой им доводилось ночевать. Большую часть своей наемнической жизни в Ихельтете молодой Эгар считал домом «Погонщика пони», а не казармы или квартиры любовниц, где ему случалось обитать в перерывах между военными походами. Позднее, имея чин и собственное офицерское жилье, он то и дело сюда возвращался, чтобы провести за выпивкой летний день, в тени Моста казавшийся тусклым. Случалось, покидал заведение на рассвете – выходил, пошатываясь и опираясь на двух служанок, запрокинув голову, чтобы поглядеть на возведенную иномирцами конструкцию, которая вздымалась все выше, выше, выше… И, как правило, терял равновесие, падал на задницу, переполненный сбивающим с толку, подпитанным хмелем ощущением чуда, неизменным спутником этого зрелища. А когда после войны он по-настоящему отправился домой, и через несколько лет приехал собрат-скаранак с новостью, что – кроме прочего – «Погонщик пони» сгорел дотла, Эгар удивился ностальгии, от которой сжалось нутро. Если бы он знал, что местечко отстроили заново, зашел бы сюда первым делом. И не только для того, чтобы раздобыть нужные сведения. «Будет тебе, Драконья Погибель. Прошлого не вернуть. Надо жить тем, что есть теперь». Теперь он видел перед собой простое, но не уродливое двухэтажное каменное строение с белой штукатуркой. Несущие балки верхнего этажа торчали из каждой стены на пару футов, и древесина явно недостаточно подверглась влиянию погоды. Эгар заметил кое-где на балках красные пятна, оставшиеся от гильдейских плотницких печатей. На пыльной земле между таверной и кромкой воды стояли такие же грубо сработанные столы, а новое название было выписано на обращенном к берегу фасаде дешевыми позолоченными буквами высотой с фут. Позолота поблескивала в лучах восходящего солнца, творя под мостом иллюзию маленького рассвета. Как и говорил Дархан, с одной из балок на углу таверны на короткой цепи свисала маленькая железная клетка. Внутри была выставленная на всеобщее обозрение отрубленная голова ящера: мумифицированная, черная и печально скособочившаяся, словно чересчур большая репа, забытая в дальнем углу кладовки. Кто-то срезал губы существа, чтобы продемонстрировать клыки, но вид все равно получился жалкий. Эгар скривился, рассматривая трофей. – Это Чешуйчатый, – торжественно произнес чей-то голосок рядом с ним. Он посмотрел вниз и увидел мальчишку лет пяти, с грязным лицом и сальными волосами, торчащими в разные стороны. В руке, шершавой и покрасневшей, пацан держал мокрую намыленную тряпку. Эгар кивнул. – Точно. – Но он дохлый. – Ага, я заметил. Ты его убил? Мальчик посмотрел на него, как на чокнутого. – Мне семь лет. – А, ну да. Тупой вопрос. – Эгар подавил зевок и огляделся по сторонам. – А твой папаша где обретается? На юном лице отразилось смущение. – Мой папа умер. Похоронен с почестями, его грехи прощены. Слова были явно заученные. Наверное, мальчишка не понял его вопрос, решил, что маджак спрашивает, не витает ли дух его отца над землей в ожидании надлежащей похоронной церемонии. «Обретает», «витает» – да уж, с нюансами тетаннского у Эгара всегда были проблемы. – А-а. С почестями, говоришь. Значит, он был солдатом? Смущение сгладилось, уступив место растущей гордости, которой мальчика явно обучили так же тщательно, как и предыдущей фразе. – Мой отец погиб на войне, сражаясь с драконами. Он умер, защищая императора и его народ. – Славно. Значит, есть чем гордиться. Послушай, а кто из здешних… – Гадрал? Гадрал?! – Не то чтобы это был гневный рев, но мальчишка дернулся, словно голова в клетке вдруг открыла глаза. – Если ты опять вышел потрепаться со своими засранцами-дружками, я тебе так задницу надеру, что… Говоривший вышел на порог и осекся при виде Эгара. Уставился на него, прищурив глаза от утреннего солнца. – Помощь нужна, приятель? Тон был не очень любезный. Эгар не спешил с ответом, изучая мужчину в дверях таверны. Крупный по ихельтетским меркам, массивный, некогда мускулистый, но теперь потихоньку заплывающий от возраста и более легкой жизни. Обожженное солнцем лицо в морщинах и складках, но что-то от бывшего военного в нем осталось – причем что-то посерьезнее минимальных требований для вербовки. В одной лапище, покрытой брызгами крови, он небрежно держал мясницкий нож. Эгар кивнул на грубый клинок. – Суп варишь? Их взгляды скрестились, и трактирщик тоже оценил увиденное. Нож опустился, повис в вытянутой руке. – Вроде того. В конце недели у нас подают рагу. Хочешь попробовать? – Начну с пива. Рагу в свой черед. – Конечно. – Мужчина кивком пригласил войти. Шагнув через порог, Эгар направился к табурету у барной стойки, а хозяин «Головы ящера» продолжил орать на мальчишку. Но теперь в его криках было меньше пыла, и он скоро вошел в таверну. – Твой пацан? – поинтересовался Эгар, пока ему наливали пинту. – Еще чего. Мой умер с оружием в руках в Шеншенате, когда пришли ящеры. Это сынок моей шлюхи. Довесок, так сказать. Кто-то должен кормить маленького засранца. – Точно. Хозяин таверны поставил полную кружку на стойку перед маджаком. – Рагу будет через некоторое время. У меня есть хлеб и масло – пригодится, пока ждешь.