— Стало быть, принесу вам завтра переводец свой для ознакомления. Вам это нелишне, пожалуй… Вы на «Мосфильме» будете присутствовать? Около полудня, к примеру? Виктор подумал и ответил: — Уж лучше я сам к вам завтра зайду, Зосима Петрович. Для конфиденциальности. — Разумно, — согласился старик. — Ну, тогда уж и червонец захватите. Сразу и рассчитаемся… Можете накинуть слегка от щедрот, за экземпляр машинописный… — Конечно, — вздохнул Виктор. — А вы… — …а за мной не заржавеет, — тотчас подхватил Зосима. — Уже до конца недели все только о вас и будут говорить… Но потом, конечно, розыгрыш раскроется… — Это само собой, — понимающе произнес Виктор. — Вы, вероятно, даму какую-то хотите поразить? — не удержался от любопытства Зосима. — Артистку, которая нос от вас воротит. Ей небось Бондарчук мерещится в томных сновидениях, а вам от нее лишь фунт презрения… Но стоит ей узнать, за какое детище вы взялись, и она ваша. В этом ведь цель? Угадал? — Почти, — сказал Виктор. — Хорошо, сударь, — промолвил напоследок Зосима. — Все пройдет в лучшем виде. Считайте, что барышня уже у ваших ног. — Благодарствуйте, — ответил Виктор и повесил трубку. Галине он решил ничего об этом не говорить, пока она сама не спросит. А когда она спросит, Виктор сразу поймет, что и Графов в курсе. А там уж останется только ждать покушения, после чего цель будет достигнута… Результат превзошел все ожидания Виктора. Уже через два дня Галина сухо сказала ему: — Поздравляю. — С чем? — на всякий случай спросил Виктор. — С новой постановкой, — сказала Галина. И тут же добавила: — Знаешь, Герману это не понравилось… — Вот как? — изобразил удивление Виктор. — А ты чего ожидал? — хмыкнула девушка. — Герман, как ты знаешь, ужасно ревнив к успехам коллег. — То есть он теперь на меня в обиде? — спросил Виктор с легким оттенком наигранного испуга. — Боюсь, что да, — вздохнула Галина и отвела взгляд. — Уж не хочешь ли ты сказать… — пролепетал Виктор, и Галина тут же перебила: — Да! Да! Теперь он и тебя хочет убить! 26 После этого разговора прошла неделя, потом другая. Графов, вопреки ожиданиям Виктора, никак не давал о себе знать… А после того как Виктор не виделся с Галиной несколько дней, она вдруг ошарашила его: — Витя, столько всего произошло за последнее время… Ты знаешь, Герман ведь убил Оганисяна! — Как?! — поразился Виктор. — Ну вот так, — сказала Галина. — За его «Три плюс два». Картина, как ты, может, слышал, оказалась весьма успешной… — И как он его?.. — рассеянно прошептал Виктор. — Легче легкого, — махнула рукой Галина. — Умертвил в его собственной постели… Какая тут аналогия с пресловутой картиной, я что-то не очень разобрала… Я еще уточню у Германа. — Но ведь ты говорила, что следующая его жертва — это я? — Как видишь, тебе повезло, — улыбнулась Галина. — Герман посчитал, что резоннее убить Оганисяна. — А меня? — А тебя совсем нерезонно. — Но почему?! — Не знаю, — пожала плечами Галина. — Даже я не всегда могу понять Германа… Через час после этой новости Виктор уже записывал дрожащей рукой в своем дневнике: «Этот мерзавец передумал! Планировал убить меня, но вместо этого покончил с Оганисяном! Оганисяном, который снял жалкую кинокомедию… И это в то время, когда я приступил к работе над настоящим зарубежным детективом! Впрочем, Графов, вероятно, уже выяснил, что к чему. Другого объяснения у меня нет… Что же мне теперь остается? Шантаж? Но я уже так настроился на то, что буду выглядеть перед ним благородно… Если я теперь явлюсь к нему с угрозами, это будет совсем не то. Я буду выглядеть жалко — и сам буду это сознавать. Пожалуй, Графов еще и выйдет победителем в такой, с позволения сказать, схватке. Как? Например, накинется на меня и задушит. С него станется… А если и не накинется, то может попросту мне не поверить. Я предложу ему свое молчание в обмен на “Аспидку”. Но как я смогу ему гарантировать, что, получив марку, тут же не отправлюсь заявлять на него? Да, все идет к черту. Нужно спасать положение. Нужно предпринять хоть что-то. Шанс еще есть. Должен быть. Видимо, придется в любом случае написать на него донос. Конечно, анонимный. Я не собираюсь быть свидетелем в этом деле. Галина, разумеется, может меня заложить — сказать, что я с самого начала был в курсе всего. Но если ее не возьмут, она, понятно, будет помалкивать. В этом и есть мой расчет. Графова сажают, а Галину — нет. Если он не последняя сволочь, то не станет рассказывать о ее соучастии. И сама она не станет, если не последняя дура. А в таком случае я еще очень даже могу подобраться и к ее постели, и к ее марке, которая неминуемо перейдет к Галине от Графова по наследству. Его ведь казнят — это неизбежно. Что ж, надо рискнуть. Все-таки правы те коллекционеры, которые утверждают, что в филателии без риска — никуда. Сейчас я как никогда понимаю, что никакой я на самом деле не кинорежиссер. Глупо надеяться, что даже если мне доверят еще одну картину, то она получится лучше, чем проклятый “Раскаленный рассвет”. Нет, я не режиссер. Я — филателист, и этим все сказано. И раз в кино мне не повезло, то обязательно повезет в филателии. Если я во что-то еще и верю, так только в это». 27 Сделав эту запись, Виктор выдрал из своего дневника чистую страницу и стал выводить на ней левой рукой: «Настоящим уведомляю вас о том, что мне известно о преступлениях некоего Графова Германа, так называемого кинорежиссера, служащего на киностудии “Мосфильм”. Сей Графов за последнее время совершил смертоубийства следующих граждан: а) кинорежиссера Жнейцера. Графов подсыпал ему крысиного яду в рюмку коньяка, который они вдвоем распивали в тот злополучный вечер, когда означенный Жнейцер скончался; б) кинорежиссера Тефина. Графов затолкал его в клетку с тиграми, кои Тефина и сожрали. Дело было в Цирке на Цветном бульваре во время съемок там картины кинорежиссера Оганисяна “Три плюс два”. Известно также, что, заперев клетку, Графов сломал замок, на оной висевший. На прутьях клетки, равно как на замке, неминуемо должны остаться отпечатки убийцы; в) кинорежиссера Хучрая. Графов запугал его до смерти, приехав к нему на автомобиле «ГАЗ М-1», позаимствованном из мосфильмовского гаража, вместе с двумя свидетелями (и невольными соучастниками). Фамилии последних — Ростов и Нусинов, они студенты ВГИКа; г) кинорежиссера Мумунина. Графов сбил его насмерть на все том же «ГАЗ М-1» из все того же мосфильмовского гаража. Я сам давеча пробрался в указанный гараж и убедился, что на передней панели вышеназванного автомобиля имеется существенная вмятина, свидетельствующая о совершении сбивания человека; д) кинорежиссера Оганисяна. Графов удушил его в собственной того постели. Уважаемая милиция, примите меры к поимке злостного убийцы и маньяка!» Перечитав написанное, Виктор убедился, что ни почерк, ни лексикон ничем не напоминают его собственные. Затем он сложил страницу вдвое, сунул ее в конверт и в графе «кому» написал: «Петровка, 38». Выйдя на улицу, Виктор опустил конверт в ближайший почтовый ящик. В течение следующих дней Виктор околачивался на «Мосфильме» практически с утра до ночи. Он хотел обязательно стать свидетелем того, как Графова придут арестовывать. Однако милиция отчего-то медлила… Когда Виктор уже отчаялся и решил, что его послание не восприняли на Петровке всерьез, он вдруг увидел, как навстречу ему по коридору «Мосфильма» энергично вышагивает милиционер. Когда Виктор поравнялся с ним, то заметил на его погонах одну большую звезду. «Вот оно, началось!» — внутренне возликовал Виктор.