Хмара стояла на опушке леса и, протянув руки навстречу стуже, смотрела, как на ладони с бешеной скоростью падает снег. Он тут же таял, но кожа не становилась чище — её тут же снова покрывали белые хлопья. Было холодно. Её лицо покраснело, ресницы залепило снегом. Дышалось с трудом. Вокруг всё свистело и выло. И в этой какофонии Хмара слышала не только шум ветра, но и голоса. Отсюда, с холма, деревня была как на ладони. Вон дом Горовея, неподалёку через дорогу — Устиньи. Ближе всего к опушке — подворье Зарьи. А вдалеке, почти не видна отсюда, стоит избушка, в которой зимовала Хмара. За деревьями просматривался пустырь, где в землю впиталась кровь оборотня. Это место теперь долгие годы будут обходить стороной. Хмара почти не чувствовала боли от ран. Как только она приняла решение уходить, её выздоровление ускорилось. Сейчас она была почти также сильна, как до сражения, только тонкие шрамы, как кривые линии грубой вышивки, исчертили её тело. Она ни с кем из людей не прощалась. Сеймура не было в деревне несколько дней, Зарья не заходила с тех пор, как Хмара пришла в сознание, Клен ещё не совсем окреп и почти не поднимался на ноги. Девушка ушла, пока ни Устиньи, ни Товы не было дома. Она заглянула в дом, в котором жила, и оставила на столе клубок ниток, который прихватила у бабки. — На, пусть тебе будет в радость. Никто не ответил. Неужели даже нечисть, узнав о жившем в её нутре звере, стала чураться её? Девушка тяжко вздохнула: «Ну что ж, видно, никто не пожалеет о моём уходе». Она повернулась к двери и увидела на пороге маленький, криво закрученный кулёк. Хмара подняла его, развернула и открыла от удивления рот. На мятом грязном куске ткани лежала подвеска. Это был месяц, выкованный из меди. На обоих его рожках поблёскивали маленькие тёмно-синие камешки. Сам месяц был неровным, со щербинками и выпуслостями. И если прищуриться, украшение было удивительно похоже на настоящую растущую луну в обрамлении звёзд. Хмара тут же покрепче привязала подвеску на свои бусы, примостив её среди остальных кулонов, коих висело на шнурке не меньше десятка. На душе стало спокойнее. Сейчас она смотрела на деревню — уже без сожаления, без надежды и без тоски. Пора возвращаться к той себе, которая любит и умеет жить одной. Пришло время часами смотреть в небо, наблюдать закаты и рассветы, дожди, туманы и грозы. Хмара потрогала подвеску-месяц, и явственнее услышала подвывающие из-за спины голоса: — Иди… Иди к тем, кто ты есть…