— А в моем нет! — Хорошо, пускай будет не то же самое, но это ничего не меняет. Я не хочу жить с девушкой. Встречаться — да. Жить вместе — нет. — Хорошо, ещё один вариант, — Лиля почти на грани истерики. Дрожит, в голосе панические нотки, глаза в слезах. — Мы не будем вместе жить. Я сниму квартиру возле тебя, и мы так же будем просто встречаться. У нас будет все то же самое, только изменится локация наших свиданий. Вместо Москвы будет Мюнхен. Что ж так тяжело-то? А главное — почему мне так нестерпимо больно, будто сердце живьём из груди вырывают? — Нет, Лиль. Это бред. — Но тогда мы будем вместе. Она подходит ко мне вплотную, по щекам бегут слезы, крылья носа дрожат. Берет меня за руку, сжимает. Ее прикосновение огнём обжигает. Сжимаю ладонь в ответ, чтобы вместе сгореть. Меня наизнанку выворачивает от осознания, что мы расстаемся. Сука, ненавижу, презираю себя. Как же это вытерпеть и не свихнуться? — Лиль, не думай, что мне просто. Я не хочу с тобой расставаться, но не вижу другого выхода. Я должен уехать. Я не могу отказаться от такого предложения. Я всю жизнь шел к этому. — Возьми меня с собой, — плачет. Сам себе по живому режу. — Нет, Лиль, прости. Не могу. — Тогда я буду тебя ждать. Ты же вернёшься когда-нибудь? Вдохнуть не могу — так больно. Душа рвётся, разлетается на мелкие части. Каждая слезинка, срывающаяся с ресниц Лили, вонзается в меня острой стрелой. — Тебе придётся слишком долго меня ждать. Не надо. — Я умею тебя ждать, — шепчет. — Ты даже не представляешь, сколько я тебя ждала. Я ждала тебя, когда ты не обращал на меня никакого внимания. Я ждала тебя, когда ты видел во мне лишь подругу. Я ждала тебя, когда ты встречался с Соней. Я ждала тебя, когда после Сони ты менял девушек как перчатки. Я ждала тебя всю свою сознательную жизнь, Никита. И ещё подожду. Слова Лили сносят меня с ног. Даже не сразу понимаю, о чем она. А потом пазл складывается. То, как Лиля на меня всегда смотрела. То, как она прослезилась, когда мы с Соней первый раз поцеловались в школе на глазах у друзей. То, как по школьным чатам гуляло видео, на котором Лиля ругается с Соней из-за меня. За эти несколько месяцев вместе я понял, что у Лили есть ко мне серьёзные чувства, а не только сексуальное влечение. Но что настолько давно… Нет, об этом я не думал. — Никита, я люблю тебя, — добивает меня контрольным в голову. — Я люблю тебя всю свою жизнь. Отшатываюсь назад. Еле стою. Признание Лили кажется таким очевидным, а в то же время ошеломляет меня. — А ты, Ник? — спрашивает. — Ты любишь меня? Прямой вопрос вгоняет меня в ступор. Я гляжу на Лилю — самую красивую, самую сексуальную, самую желанную девушку в своей жизни — и не нахожу ответа. — Скажи, Ник? Ты любишь меня? Горло онемело. Я не могу вымолвить ни слова. Да и не знаю, что сказать. У меня нет ответа. Я не задумывался о серьезных чувствах к Лиле. Мне было с ней хорошо, мне нравилось с ней встречаться, мне нравилось заниматься с ней сексом. Я даже перестал обращать внимания на других девушек. Но любовь? Я не знаю. — Нииик? — тянет. — Скажи, не молчи. Ты любишь меня? Слезы вовсю струятся по ее лицу. Ручейками стекают по щекам к красивой лебединой шее и ниже. Я так люблю вдыхать ее цветочный запах и целовать. А сейчас она мокрая от слез из-за меня. — Я не знаю, Лиль, — честно отвечаю. — Я люблю футбол. — А меня? — А тебя я хочу. Сильно хочу. Как никогда никого не хотел. Лиля делает шаг назад, сгибается пополам и закрывает ладонью рот, чтобы подавить крик. Чувствую, как жжёт в глазах. Что это? Неужели тоже слезы? Да. Одна стекает по щеке. — Лиля, прости меня, — произношу сипло. — И… — запинаюсь. — И не надо меня ждать. Не жди меня, Лиль, слышишь? Не жди. Она не отвечает. Пятится назад, продолжая тихо скулить в ладонь. Сворачивает в коридор. Я не иду за ней. Чувствую, как по щеке скатывается ещё одна слеза. Слышу, как Лиля возится с верхней одеждой, и продолжаю стоять. Не зову ее обратно. Не останавливаю. Проклинаю себя за все. Никогда себе не прощу. Никогда не прощу. Входная дверь хлопает. Вздрагиваю вместе с этим звуком. А потом меня оглушает звенящая тишина. Глава 43. Жизни больше нет Лиля Моя жизнь закончилась. Ничего больше нет, одна тьма. Я закрылась в своей комнате и не выхожу даже в новогоднюю ночь. Меня раздражают родители, которые стучатся каждые полчаса. Меня бесят однокурсники, которые звонят с вопросами, почему я не хожу в институт. Я не хочу ничьей заботы, ничьей опеки. Я хочу, чтобы меня все оставили в покое. Меня ломает, выворачивает наизнанку. Душа нестерпимо ноет. Это хуже, чем когда я со стороны смотрела на Никиту с девушками. Это хуже, чем когда он на моих глазах встречался с Соней. Потому что тогда Никита не был моим, тогда я не знала его рук и губ, тепла его тела и его дыхания на своей коже. Тогда я ещё не утонула в нем, а только балансировала на грани. А теперь у меня словно сердце с корнями вырвали и хорошенько по нему потоптались. Никита вырвал и Никита потоптался. Вольно или невольно, он уничтожил меня. Разрушил до основания. Ни следа больше не осталось от прежней Лили. Есть только ее тень. — Ты любишь меня? — Я люблю футбол. А тебя я хочу. Утонув в счастье, о котором не смела мечтать, я не заметила, что так и осталась для Никиты всего лишь сексуальным объектом. Я не стала для него чем-то больше, не вызвала никаких других чувств помимо сексуального влечения. Он только хотел мое тело. Больше ничего. Моя душа и мое сердце ему были не нужны. Понимала ли я это на подсознании? Возможно. Но отказывалась думать об этом. Была рада тому, что Никита наконец-то мой. Я нахожусь в агонии. Истязаю себя заточительством. Я хочу умереть. Какой теперь смысл в моей жизни? Зачем мне жить, если Никита больше не со мной? Зачем мне жить, если у него будут другие девушки? А я буду смотреть на них на страницах светской хроники и медленно умирать. Я не хочу ничего знать о нем. Не хочу видеть его счастливого на страницах спортивных газет и журналов. У него будет полная яркая жизнь, а моя уже закончилась. Навсегда закончилась. Через несколько недель заточения папа выбивает ногой дверь в мою комнату. Родители суетятся, мама зачем-то вызывает скорую. Я отказываюсь ехать. Зачем мне в больницу? Лучше пускай сразу везут меня в морг. Почему я ещё жива? Почему я ещё дышу? Зачем? Я не хочу. Как я мечтаю, чтобы меня все оставили в покое, чтобы меня никто не трогал. Мне не нужна ничья забота. Отстаньте от меня. Уйдите. Не надо меня спасать. Нельзя спасти того, кто разрушен до основания. Нельзя вернуть к жизни того, кто потерял ее смысл. Никита был для меня всем. Не было ничего выше и больше, чем он. Никита был моей жизнью. Моим счастьем. Моей радостью. Никита был моим Богом. А теперь Бог покинул меня. Ушел. Забыл. Они все мельтешат, как бельмо в глазу. Мама, папа, друзья. Зачем родители их позвали? Зачем приезжает Соня? Я не хочу ее видеть. И Ульяну не хочу. И Вову. Господи, Вова… опять он со своими цветами. Неужели не понимает, что никогда не заменит мне Никиту? Никто не заменит. — Да оставьте вы меня все! — кричу. — Оставьте! Вы мне не нужны! Мне никто не нужен, кроме Никиты. Я никого не хочу видеть, кроме него. Вы все не можете меня воскресить. Только Никита способен. Моя жизнь ему принадлежит. Я убегаю от них. Ныряю в угги, хватаю пуховик и выбегаю в подъезд. Одеваюсь в лифте на ходу. Телефон с собой не беру. Не хочу, чтобы они звонили и искали меня. И надоел этот телефон. Больные фанатки снова активизировались и посыпали угрозы: «Смотри на улице по сторонам». Так и хотелось ответить им: «Мы расстались, забирайте его себе, он ваш». Январский холод морозит не на шутку. Я не знаю, какое сегодня число, но Новый год был давно. Может, неделю назад или больше. Наверное, Никита уже уехал. Его машина стоит в нашем дворе, засыпанная толстым слоем снега. Смотрю на неё и разлетаюсь на осколки, вспоминая, сколько времени мы проводили на заднем сиденье. Как я на этом самом заднем сиденье сходила с ума в его руках. Разворачиваюсь и убегаю, куда глаза глядят. В новогоднюю ночь я не могла перестать думать, где Никита, с кем празднует. С родителями ровно под моей квартирой? Не пришел ко мне, не поздравил. И никогда больше не придёт. Слезы не заканчиваются. Струятся по лицу, капли замерзают на щеках. Под ногами хрустит снег, вокруг так темно, что не видно дальше своего носа. Я не знаю ни который час, ни где я нахожусь. Ушла очень далеко от дома. Похоже то ли на сквер, то ли на парк. В темноте непонятно. Вокруг ни души. Я останавливаюсь, чтобы кожей прочувствовать свое одиночество. Родители, друзья — это ничто. Без Никиты я одинока. Зачем мне кто-то, если нет его? Мне только Никита нужен, больше никто. Сзади слышится хруст снега. Вздрагиваю. Оборачиваюсь. Никого не видно, только шаги слышны. Они становятся ближе. Приближение чужих людей немного отрезвляет. Кто это? Они идут ко мне? В темноте появляются очертания фигур. Они приближвются. В уши врезается громкий свист, а затем смех. — Привет, — обращается ко мне мужской голос. — Наконец-то ты из дома вышла, а то мы уже устали тебя караулить. Плохое предчувствие медленно расползается под кожей. Но, как ни странно, нет ни страха, ни паники. Инстинкт самосохранения выключен.