Фигуры подходят совсем близко. Настолько близко, что я могу рассмотреть. Их трое. Крепкие парни в чёрных куртках и чёрных шапках. Лица каждого скрыты под толстым слоем щетины. — Ты ведь телка того футболиста? — спрашивает парень по центру. — Да, это она, — отвечает за меня его приятель. Я гляжу на незнакомцев во все глаза, не понимая, что происходит. — Вы кто? — сиплю. — Что вам от меня надо? — Тебя ведь предупреждали осторожнее ходить по улице, — ухмыляется третий. — Надо было слушать. — Зря ты из дома вышла, — добавляет первый. Я в такой растерянности, что не сразу понимаю, о чем они. А потом до меня доходит. Фанатки. Их угрозы. О Господи… они что, подослали ко мне этих головорезов? Резко разворачиваюсь, но и двух шагов сделать не успеваю, как меня хватают за капюшон. — Ишь, какая прыткая, — говорит один из них. — Мы с тобой ещё не закончили. — Отпустите! — только и успеваю выкрикнуть прежде, чем получаю сильный удар в живот. Сгибаюсь пополам и реву от боли. Потом следует ещё один удар в живот и ещё. Я падаю на снег, и все трое начинают обрушивать на меня удары ногами. Кричу, пытаюсь закрыться руками. Уже не разбираю, куда меня бьют: по голове, в живот, по спине, лицу. Все превратилось в одну сплошную боль. Как будто кости ломаются. Или не как будто? Или мне их правда ломают? Белоснежный снег вокруг меня покрывается красными пятнами. Мой голос сорван, я не могу больше кричать. Перестаю и закрываться руками. Принимаю удар за ударом, пока сознание не начинает медленно отключаться. — Ладно. Думаю, хватит, — улавливаю их слова. — А то ещё коньки отбросит. Удары прекращаются, но боль не становится меньше. — А я б ей вдул ещё, — говорит другой. — Ты дебил? Задание было только разукрасить ее. — И че? Футболисту можно ее трахать, а мне нет? — Пойдёмте уже отсюда быстрее, она визжала как свинья на забое. Щас ещё прибежит кто-нибудь. — Ладно, — нехотя соглашается. — Футболисту своему привет передавай, — ржёт, видимо, ко мне обращаясь. Они уходят, оставив меня лежать на снегу и морозе в луже собственной крови. Я не могу встать, не могу пошевелить ни руками, ни ногами, ни пальцами. Боль нарастает. Доходит до критической отметки. Достигает своего апогея. «Вот она, смерть, которую я звала?», успеваю подумать. Веки смыкаются. Наконец-то я умру. Я так об этом мечтала. Я так этого хотела. Больше не будет дней без Никиты. Я рада. Спасибо им, что убили меня. Прежде, чем сознание окончательно отключается, успеваю почувствовать, как низ живота простреливает новым болевым спазмом. И ощущение — как будто из меня жизнь выходит. Глава 44. Пепел и руины Лиля Я медленно разлепляю веки и не понимаю, где нахожусь. В глаза бьет яркий свет от лампы в потолке. Морщусь. В голове тут же отдаёт резкой болью. И внизу живота больно. И в спине. И при каждом вдохе. Издаю мычащий нечленораздельный звук. Ощущаю суету рядом. Снова пытаюсь открыть глаза. Девушка в белом халате и медицинской маске нажимает кнопки на каком-то пищащем аппарате возле меня. — Я сейчас позову врача, — обращается ко мне. — Больно, — хриплю. — Я добавлю обезболивающего. Проводит какие-то манипуляции с капельницей, и через несколько секунд по позвоночнику струится холод. — Где я? Что произошло? — Ты в реанимации. Врач все тебе расскажет. Девушка в белом халате отходит к другой койке. Я снова закрываю глаза, пытаясь вспомнить, что произошло. Сквозь головную боль в сознание врываются отрывки произошедшего. Расставание с Никитой. Затворничество в своей комнате. Побег из дома от родителей и друзей. Трое незнакомцев. В горле ком образовывается. Я все помню. Все, что со мной сделали эти изверги. Помню их удары по голове и телу. Помню багряную кровь на белом снегу. Помню болевой спазм, которым прострелило низ живота перед тем, как я провалилась во тьму. — Привет, — раздается над ухом мужской голос. — Пришла в себя? Открываю глаза. Рядом со мной садится молодой мужчина в белом халате. — Я врач-реаниматолог Константин Сергеевич. Как ты себя чувствуешь? — Все болит, — хриплю. Кивает. — Какое-то время ещё будет все болеть. Если боль будет усиливаться, зови медсестру. — Что со мной? Врач вздыхает. — Все сложно, но главное, что ты жива, и твоё состояние стабилизировано. Угрозы твоей жизни нет. У тебя сотрясение мозга, многочисленные переломы, и тебе сделали операцию по гинекологии. Когда тебе станет лучше, мы переведём тебя из реанимации в отделение. Только пока не можем решить, в какое именно: травматологию, неврологию или гинекологию. Ну, мы с коллегами посоветуемся. Вникнуть в монолог врача удаётся с трудом. Он говорит слишком много и слишком быстро. Но я хорошо уловила слово «операция». — А что за операцию мне сделали? — У тебя произошёл выкидыш и разрыв правого яичника. Левый яичник тоже сильно пострадал, но его спасти удалось. Более подробно тебе расскажет врач-гинеколог, я позову его. Я не понимаю, что врач мечет в виду под словом «выкидыш». Таращусь на него. — Выкидыш? Какой выкидыш? — Ты же была беременна. Меня током прошибает. — Что? — Ты не знала? — удивляется врач. Несколько секунд в голове нет ни одной мысли. Чистый белый лист. Только чувствую, как немеет горло и не получается издать ни звука. Глаза снова режет, но уже не от яркого света, а от слез. Я была беременна? Я носила под сердцем ребенка? Нашего с Никитой ребенка? Внутренности холодеют, когда осознаю, что внутри меня жила маленькая жизнь. Боже мой, у меня мог быть малыш от самого любимого мужчины в мире. Я же так мечтала, что однажды у нас с Никитой будет семья и дети. И пускай он меня бросил, уехал, но у меня могла остаться маленькая частичка него. Если бы его одержимый фан-клуб не сотворил со мной это. Слезы струятся по лицу, всхлипываю. Врач теряется, конфузится. — Ну ладно, гинеколог придёт, расскажет подробнее. Если что-то будет нужно, зови медсестру. Мы в ближайшее время определимся, в какое отделение тебя переводить.