Вот теперь я по-настоящему убита. Все, что было до нынешнего момента, не имеет значения. Я потеряла ребёнка. Нашего с Никитой ребенка. Единственное, что могло бы связать меня с любимым на всю жизнь. А теперь у меня ничего не осталось. Теперь я действительно одна у края пропасти. Физическая боль, которую испытываю, ничто по сравнению с тем, что творится у меня в душе. Она истерзана, она кровоточит и умирает. Вместо души у меня в груди выжженное поле. Все сгорело. Один лишь пепел остался. Руины и пепел. Почему я не умерла вместе с моим малышом? Как же я теперь буду жить? Без Никиты и без нашего ребёнка. Больше нет смысла. Я сломана. Дважды сломана. Приходит гинеколог. Тоже молодой мужчина. Смотрю на него сквозь пелену перед глазами. — Как самочувствие? Что за идиотский вопрос? По мне не видно, как мое самочувствие? Молчу. Не дождавшись ответа, продолжает деловым тоном: — Ситуация такая. Из-за многочисленных травм органов малого таза вы потеряли ребенка, а также произошло внутреннее кровотечение, разрыв правого яичника и почти разрыв левого яичника. Хирургу все-таки удалось спасти левый яичник, но его репродуктивная функция близка к нулю. — Что это значит? — хриплю севшим от слез голосом. — К сожалению, нет шансов, что вы снова сможете забеременеть. Левый яичник очень сильно пострадал. Ну а правый яичник пришлось совсем удалить. На меня только что легла ещё одна бетонная плита. Она раздавила меня окончательно. Каждый раз, когда я думаю, что хуже уже быть не может, становится ещё хуже. — Понятно. Гинеколог уходит, после него появляется невролог. После невролога травматолог. У меня перелом трех рёбер, вывих ноги и отморожены пальцы рук и ног. Врачи реально не могут договориться между собой, в какое отделение переводить меня из реанимации. Гинекологи, неврологи и травматологи футболят меня между собой. Никто не хочет брать такого тяжёлого пациента. В итоге через три дня решают перевести меня в гинекологию, поскольку была операция. Меня помещают в палату на четверых. Из-за травм я не могу ходить, мне все подносит медсестра. Я не могу даже перевернуться на постели. Приходит первый посетитель. Следователь. Возбуждено уголовное дело по факту нанесения мне тяжжелых травм. От мужчины я узнаю, что меня нашел в сквере собачник, который вышел погулять со своим псом. Он вызвал скорую помощь. Я рассказываю следователю абсолютно все. О том, что встречалась с известным футболистом, о том, что мне поступали угрозы от его фан-клуба, о том, что на меня напали трое парней лет тридцати. Полностью пересказываю все, о чем они при мне говорили. Мужчина записывает в блокнот, задает уточняющие вопросы. — У вас есть конкретный подозреваемый в организации нападения на вас? — Да, — ни секунды не сомневаюсь. — глава фан-клуба футболиста Никиты Свиридова. Ее зовут Юлия. Фамилию не знаю. — У фан-клуба есть какой-нибудь сайт? — У них группа во ВКонтакте. По-моему, она закрытая. — Ничего, мы быстро ее откроем. Если ещё что-то вспомните, звоните, — кладёт на тумбочку у моей головы визитку. — И я к вам ещё приду. — Что вы будете делать? — Пробьём телефонные номера, с которых вам поступали угрозы. Найдём главу фан-клуба и допросим ее. Также допросим футболиста. Но его как свидетеля. — Футболист уехал. Он в Германии. — Ничего, мы найдём способ с ним поговорить. Следователь уходит. Не представляю, как Никита отреагирует, когда узнает о произошедшем, о том, что я была беременна и потеряла ребёнка. Приедет? Ну или хотя бы позвонит мне? Хотя… Никита ведь не хочет детей. Чего ему расстраиваться? «Я не вижу себя ни в качестве мужа, ни тем более отца» Ко мне начинают приходить другие посетители. Первым делом родители. Мама в слезах, папа тоже. Отец договаривается, чтобы меня перевели в одноместную платную палату. Здесь мне и правда лучше. Никто не галдит над ухом. Родители нелицеприятно отзываются о Никите, по чему я делаю вывод, что наши семьи поругались. Моя мама и тетя Женя больше не лучшие подруги. Родители в курсе всего, что со мной произошло, включая выкидыш и удаление яичника. Врачи рассказали. Мама раздавлена, на ней нет лица. Почему-то винит себя. Мол, надо было силой удержать меня дома. Это все равно бы случилось. Они следили за мной. Психически больная Юля заказала им меня. А сидеть в квартире вечно я бы все равно не смогла. Рано или поздно пришлось бы выйти на улицу. После родителей приходят друзья. Я понимаю, что они из лучших побуждений, хотят поддержать, но их визиты только тяготят меня. Мне не хочется ни с кем общаться и никого видеть. Хочу, чтобы меня оставили одну. А когда Соня приходит навестить меня вместе с почти годовалым сыном, меня вовсе ломает. Я смотрю на маленького Владика, а внутри творится ад. У меня мог бы быть такой же сын. Наш с Никитой сын. Горло дерёт, отворачиваюсь, чтобы Соня не увидела мои слёзы. Она не знает, что я потеряла ребёнка, не знает и о моем бесплодии. Не хочу ее жалости и сочувствия. У нее самой-то есть ребёнок от любимого. Соня смогла сохранить малыша, несмотря на то, что на раннем сроке ее сильно сбила машина. — Почему ты лежишь в гинекологии? — спрашивает робко. — Пострадали органы малого таза, — смотрю в сторону. Боковым зрением вижу, как в ее руках вертится сын. По венам вместо крови кислота течет, разъедает меня. В висках пульсирует мысль: «У меня тоже мог быть сын. У нас с Никитой мог быть сын». — Сильно пострадали? Может, давай тебя Игорь посмотрит? — Хочешь, чтобы я раздвинула ноги перед твоим мужем? Сарказм сочится из меня. Это единственный способ бороться с болью и слезами. — Игорь — лучший гинеколог Москвы, — строго говорит. — У него рожают жены всех олигархов. Благодаря Игорю, я выносила Влада. Я настаиваю, чтобы он тебя посмотрел. — Не надо, со мной все в порядке. Соня замолкает. Кожей чувствую: хочет возразить. — Никита знает? — переводит тему. — Наверное. Его должны были допрашивать. — Мне ему что-нибудь сказать? — Что именно? — Ну, что с тобой такое произошло. — Не надо. Думаю, он уже знает. — А вдруг не знает? — Забей, Сонь. Что это изменит? Он все равно не приедет. — Я думаю, мог бы приехать. — Приехать зачем? Пожалеть меня, снова повторить, что мы расстались, и опять уехать? Сонь, пожалуйста, не лезь не в свое дело. Давай договоримся: все, что произошло между мною и Никитой, касается только нас с ним. Вы не вмешивайтесь. Передай это все остальным, особенно Вове и Ульяне. — Да-да, конечно. — А теперь можешь, пожалуйста, уйти и больше не приходить? Соня теряется от моей грубости. Я знаю, что перегибаю палку. Но иначе она будет навещать меня каждый день и ребенка своего брать. Я не могу это вытерпеть. Это выше моих сил. — Да, конечно, — бормочет под нос. — Отдыхай, набирайся сил. Я позвоню тебе завтра. — Не звони. Соня замирает от неожиданности. — Я очень прошу всех вас оставить меня одну. Я не хочу ни с кем общаться. Передай это остальным. Пускай не приходят. И пускай не пишут ничего Никите. Наши с ним отношения — это не ваше дело. Я не хочу, чтобы он приезжал меня жалеть. Все равно он выбрал Германию и все равно он туда уедет, даже если я умру. — Хорошо. Я поняла. Соня встает со стула и поудобнее берет на руки ребенка. Он лепечет на своем младенческом языке, говорит что-то вроде «вавава», суёт ладошку в рот, чешет зубы. Эта картина — ножом по сердцу. Снова отворачиваюсь, чтобы не видеть. А вечером приходит последний из череды моих посетителей. Мама Никиты. Глава 45. Внук Тетя Женя тихо стучит в дверь, когда я пытаюсь уснуть. Не дожидаясь моего разрешения, входит. — Привет, — разводит губы в фальшивой улыбке. — Можно к тебе? Я очень хочу сказать ей, что нельзя. Но правила приличия заставляют меня озвучить другое: — Да, конечно. Проходит к стулу, садится, крепко держит в руках сумочку. — Как ты, милая? Что врачи говорят?