- Всё нормально. Я бы подняла ему маску, но тогда я бы тоже его не понимала. Он привит. Все здесь привиты. - Она понижает голос. - Пара медсестер и одна из помощниц отказались, и их уволили. Холли похлопывает себя по верхней части руки. - Я тоже. - Вы помните мистера Дресслера, да, Вик? Вы называли его “мужиком”. - Му, - соглашается Андерсон и снова улыбается своей односторонней улыбкой. Холли думает, что было время, и не так давно, когда он, наверное, был похож на Ли Джей Кобба из фильмов “В порту” или “12 разгневанных мужчин”. Красивый и сильный. - Извините, я на минутку, - говорит Эвелин и уходит. По телевизору тетушка Би только что сказала что-то смешное, и в эфире разразился хохот. Холли придвигает стул. - Так вы помните Кэри, мистер Андерсон? - Та. - И вы помните Родни Харриса, да? - Одди! Олл-олл! Нешна! Возвращается Эвелин. В руках у нее небольшой тюбик крема “Сетафил”. - Он говорит “конечно”. Я не знаю, что значит “олл-олл”. - Я знаю, - говорит Холли. - Смолл-Болл, верно? Андерсон делает еще один из своих судорожных кивков. - Олл-олл, эна! Жена снова целует его, на этот раз в висок, затем опускается на колени и начинает втирать крем в его чешуйчатые ступни. В этом есть какая-то прозаичная доброта, от которой Холли хочется одновременно и радоваться, и плакать. - Ответь на вопросы мисс Гибни, Вик, а потом мы славно посидим. Хочешь йогурта? - Нешна! - Мистер Андерсон, меня главным образом интересует то, насколько хорошо профессор Харрис знал Кэри. Думаю, не очень хорошо, верно? Андерсон делает жевательное движение той стороной лица, которая еще работает, словно пытаясь разбудить другую сторону. Затем он говорит. Холли удается разобрать лишь несколько слов и фраз, но Эвелин понимает всё. - Он говорит, что Родди и Кэри были хорошими друзьями. - Зязями! - соглашается Андерсон и продолжает. Эвелин, слушая, продолжает втирать крем в его ноги. Пару раз она улыбается, а один раз громко смеется, и этот звук кажется Холли гораздо более естественным, чем телевизионный смех. - Профессор не выходил с другими курить, но иногда после игры он покупал Кэри пиво. Вик говорит, что профессор поощрял Кэри говорить о себе, потому что… - Никто другой этого не делал, - говорит Холли. Это она поняла. Вику она говорит. - Я хотела бы удостовериться, что всё поняла, а потом можете перейти к йогурту. Вы бы сказали, что они были хорошими друзьями? Андерсон делает свой отрывистый полукивок. - Та. - Они вместе пили пиво в боулинге? В “Боульваре”, или как он там называется? - Ядам. Эллиз. - Рядом, “У Нелли”, - говорит Эвелин и закрывает тюбик с лосьоном. - Вам что-нибудь еще нужно, мисс Гибни? Он легко устает в эти дни. - Холли. - Женщина, которая стоит на коленях и втирает лосьон в ноги своему мужу, может называть ее по имени в любое время. - Пожалуйста, зовите меня Холли. И нет, это было всё. - Откуда такой интерес к профессору Харрису? - спрашивает Эвелин… и слегка морщит нос. Едва заметно, но от Холли это не ускользает. - Вы его знали? - Не совсем, но после окончания турниров всегда устраивались посиделки у кого-нибудь дома. Ну, знаете, как празднование вне зависимости от того, победа была или поражение. С командой Вика это были в основном проигрыши. Андерсон ржет, как лошадь, и отрывисто кивает. - В общем, когда подошла наша очередь, мы устроили барбекю у себя на заднем дворе, и профессор буквально захватил гриль в свои руки. Он сказал… на самом деле сказал… что я неправильно готовлю бургеры. Выжигаю из них питательные вещества или что-то в этом роде. Я была вежлива, не стала с ним спорить, но мне показалось, что это было очень грубо. И еще… - Ые! - вставляет Андерсон. Его ухмылка одновременно ужасна и очаровательна. - Оу-ые! - Вот именно, - говорит Эвелин. - Они были полусырые. Я не смогла съесть свой. Почему вас так интересует профессор Харрис? Я думала, вы расследуете дело Кэри. Холли изображает свое самое недоуменное выражение лица. - Так и есть, но я думаю, что если поговорю с достаточным количеством членов боулинг-команды, то найду ниточку, за которую смогу ухватиться и следовать за ней. Я уже поговорила с мистером Уэлчем и мистером Клиппардом. - Уи, - говорит Андерсон. - Аы Уи-Кли! - Старый добрый Хьюи Клип, - рассеянно говорит Эвелин. - Да, я поняла. Вик, а профессор Харрис водил фургон? Андерсон снова принялся делать жевательные движения, обдумывая. Затем он говорит: - Убайу. - Я не поняла, дорогой, - говорит Эвелин. Холли поняла. - Он сказал, что это был “Субару”. 6 У стойки регистрации она говорит миссис Норман, что скоро вернется, чтобы повидать своего дядю, но забыла кое-что в машине. Это ложь. Ей просто нужна сигарета. И ей нужно подумать. Она закуривает в своем обычном положении - водительская дверь открыта, голова опущена, ноги на асфальте, - выдыхая никотин, прежде чем вернуться в дом престарелых, к дяде Генри, который каким-то образом ушел от ковида и продолжает существовать в сумеречном потерянном мире. У него всё еще иногда случаются кратковременные периоды осознания, но они становятся всё более редкими. Его мозг, когда-то столь искусно запоминавший имена, числа и адреса - не говоря уже об умении прятать деньги от племянницы, - теперь представляет собой обычную несущую волну, которая изредка дает всплески. Она рада, что повидала Вика Андерсона, отчасти потому, что ей было приятно видеть столь длительную и трепетную связь между мужем и женой, но главным образом потому, что это проливает интересный свет на Родни Харриса. Он водит “Субару” вместо фургона для инвалидов - ничего удивительного, ведь он явно не инвалид, - но для Холли он всё больше и больше похож на человека, который может прикрывать Хищника с Ред-Бэнк. Или пособничает ему. По словам профессора Харриса, они с Кэри Дресслером были просто знакомы. По словам Вика Андерсона, они иногда вместе пили пиво в баре по соседству - хмель и злаки, по-видимому, не оскверняли представления Харриса о питании так, как это делала марихуана. Андерсон сказал, что Харрис поощрял Дресслера рассказывать о себе, “потому что никто другой этого не делал”. Просто добрый старый профессор, вытягивающий сведения из одинокого молодого человека? Возможно, но если это так, то почему Харрис солгал об этом? Холли приходит в голову мысль о том, что у Родни Харриса был интерес к Дресслеру так же, как, по словам Кейши, жена Харриса могла быть неравнодушна к Бонни, но она отбрасывает ее. Вероятнее всего, Харрис собирал информацию. Харрис не убивает людей, он не в том возрасте, и мысль о том, что его жена помогает ему в этом, просто нелепа и абсурдна, поэтому если правда то, что думает Холли, они должны прикрывать кого-то. Ей нужно проверить и выяснить, есть ли у них дети, но сейчас ей придется собраться с силами и увидеть этого человека-овоща, который всё еще выглядит, как её дядя. Но когда она поднимается, ей приходит в голову еще кое-что. Холли не любит Фейсбук и заходит туда лишь время от времени под своим именем, чтобы ее аккаунт не зарос пылью, но она часто заходит туда как ФанаткаЛоренБэколл. Так она поступает и сейчас и посещает страницу Пенни Даль. Ей следовало бы сделать это раньше, и ее не совсем удивляет увидеть собственное имя. Она описана как “известный местный сыщик Холли Гибни”. Она ненавидит слово “сыщик”, она - расследователь. Она должна была сказать Пенни, чтобы та не публиковала ее имя, но не подумала об этом. Она задается вопросом, знает ли профессор Харрис, что она также расследует исчезновение Бонни Даль. Был ли он, говоря другими словами, на шаг впереди нее. - Если это так, то я только что догнала его, - говорит Холли и возвращается в дом престарелых “Роллинг-Хиллз”, чтобы навестить своего дядю. 7 “Заходит как-то новая миллионерша в апартаменты дома престарелых”, - думает Холли, символически постучав в дверь, которая уже приоткрыта. Некоторые комнаты в учреждении “Роллинг-Хиллз” одноместные; большинство - двухместные, поскольку это экономит время на ходьбу трудолюбивым медсестрам, санитарам и дежурным врачам (и, несомненно, максимизирует прибыль). Есть также четыре двухкомнатных люкса, и один из них достался дяде Генри. Если Холли когда-либо приходила в голову мысль о том, как Генри Сируа, бывший бухгалтер, мог позволить себе такое дорогое жилье (она не помнит, приходила ли она вообще), то, наверное, она считала его крайне бережливым человеком, откладывавшим деньги на старость. Теперь она знает лучше. Генри сидит в своей гостиной, одетый в клетчатую рубашку и синие джинсы, которые мешком висят на его сильно исхудавшем теле. Его волосы свежепострижены, а лицо гладкое после утреннего бритья. Утреннее солнце освещает его подбородок, мокрый от слюны. На столе рядом с ним стоит какой-то протеиновый напиток с соломинкой. Санитар, которого она встретила в коридоре, спросил у Холли, не могла бы она помочь ему с этим, и Холли ответила, что с удовольствием. Включенный телевизор показывает игровое шоу, которое ведет Аллен Ладден, давно ушедший к своей награде. Оглядывая скудную, но очень милую обстановку, включающую стоящую во второй комнате широкую двуспальную кровать с боковыми ограждениями, Холли ощущает тоскливую и безнадежную злость, совсем на нее не похожую. Она была глубоко депрессивным подростком и до сих пор страдает от приступов депрессии, и она может злиться, но отсутствие надежды у Холли? Не в ее стиле. По крайней мере, обычно. Однако сегодня, в этой комнате, обстоятельства складываются иначе. “Исав продал свое будущее за миску чечевичной похлебки”, - думает она. - “Я не продавала свое будущее. Его просто украли… или пытались украсть. Вот почему я злюсь. А двое, сделавшие это, сейчас вне моей досягаемости и упреков, хотя этот еще дышит. Вот почему я ощущаю безнадёгу. Я так думаю”. - Как вы сегодня, дядя Генри? - спрашивает она, придвигая стул к нему. По телевизору участники шоу пытаются угадать слово “унижение” без особого успеха. Холли, безусловно, могла бы помочь им в этом. Генри поворачивает голову, чтобы посмотреть на нее, и она слышит, как сухожилия в его шее скрипят, словно ржавые петли. - Джейни, - говорит он и снова обращает свой взгляд к телевизору. - Нет, я Холли.