- Именно так. Это был по-настоящему хороший день. Я счастлив за себя, счастлив за Барбару, и мама с папой счастливы за нас обоих. - Конечно, счастливы, - говорит Холли. Она не собирается говорить ему о том, что друг и наставник Барбары умер; это не ее новость, и зачем его расстраивать? - Я тоже рада за тебя, Джером. Только не порть всё, называя меня Холлиберри. - Вообще не думаю об этом. Как продвигается дело? В ее голове промелькнула мысль: “Это мой шанс запрыгнуть в машину на полном ходу, а не прятаться за бензопилами”. Но та часть ее сознания, которая настаивает на проверке конфорок, та часть, которая никак не может забыть, как она оставила в автобусе книгу “День, когда не умрут свиньи”, шепчет: “Не сейчас, еще не время”. - Ну, - говорит она, - Барбара, кажется, наткнулась еще на одного. Она рассказывает ему о Хорхе Кастро. После этого разговор переходит на его книгу и его надежды на нее. Они разговаривают еще некоторое время, затем Холли отпускает Джерома, чтобы тот продолжил свое волшебное таинственное путешествие по Центральному парку. Она понимает, что так и не рассказала ему о внезапном увеличении своего капитала. Ни ему, ни кому-либо еще. В каком-то смысле это всё равно, что не говорить о фургоне. В обоих случаях слишком много багажа для распаковки, по крайней мере, сейчас. 14 Барбара и Мари принесли авторские экземпляры двенадцати книг Оливии, включая несколько объемистых “Собраний стихотворений”, но это оказалось лишним. Большинство людей, собравшихся на площади в тени культовой колокольни, приносят свои собственные копии. Многие книги с загибами и потрепаны. Одна даже держится на резинке. Некоторые люди несут фотографии Оливии на разных этапах ее жизни (самая распространенная - та, на которой она с Хамфри Богартом стоит перед фонтаном Треви). Некоторые несут цветы. Один из них одет в футболку с надписью ОК ЖИВА, изготовленную, очевидно, специально для этого случая. Приезжает фудтрак Фрэнки, который начинает бойко торговать прохладительными напитками и гигантскими хот-догами. Барбара не знает, была ли это идея Розалин, или Фрэнки появился сам по себе. Насколько Барбара знает, Фрэнки - поклонник творчества Оливии. Это не удивило бы ее. В этот вечер ее ничто бы не удивило. Никогда еще она не испытывала одновременно и грусть, и счастье, и гордость. К шести тридцати на площади собралось, наверное, больше сотни человек, и их становится всё больше. Никто не ждет, когда в сумерках зажгут свечи; молодой человек с ирокезом встает на стул-стремянку и начинает читать “Жеребенок в дикой природе” через мегафон. Люди собираются вокруг, слушают, жуют хот-доги, пьют газировку, закусывают картошкой фри и луковыми кольцами, пьют пиво и вино. Мари обнимает Барбару за плечи. - Разве это не замечательно? Разве ей бы это не понравилось? Барбара вспоминает свою первую встречу со старой поэтессой, как Оливия поглаживала свою огромную меховую шубу и говорила “фейк, фейк, искусственный мех”. Она начинает плакать и обнимает Мари. - Ей бы это очень понравилось. Мальчик-ирокез уступает место девушке с татуировкой змеи на руке. Девушка берет мегафон и начинает читать “Я была выше в молодости”. Барбара слушает. Она немного выпила вина, но ее голова никогда не была такой ясной. “Больше пить не надо”, - думает она. - “Ты должна помнить об этом. Ты должна помнить об этом всю свою жизнь”. Когда татуированная девушка уступает место худощавому очкарику, похожему на аспиранта, она вспоминает, что оставила свой мобильный телефон в доме Оливии. Обычно она никуда не идет без него, но сегодня он ей не нужен. Она хочет хот-дог с большим количеством горчицы. И поэзию. Она хочет наполнить себя ею. 15 Пока Барбара и Мари раздают экземпляры книг Оливии тем, кто их еще не получил, Родди Харрис прогуливается по Дирфилд-парку, как он это часто делает поздно днем или ближе к вечеру. Это помогает ему размять больные бедра - боли стали сильнее, чем должны быть после нескольких недель употребления свежих деликатесов от рождественской эльфийки, - но есть и другая причина. Он не любит это признавать, но ему становится всё труднее и труднее удерживать внимание. Ходьба помогает ему не потерять нить, как говорится. Она проветривает мозг. За последние недели Родди съел полдюжины десертных парфе, содержащих смесь мороженого, черники и мозгов эльфа, но сохранять остроту ума всё равно становится всё труднее и труднее. Это и озадачивает его, и приводит в бешенство. Все его исследования утверждают, что потребление пищи, богатой тканью человеческого мозга, оказывает положительное и мгновенное воздействие на потребителя. Когда самцы шимпанзе крадут и убивают детенышей безрассудных матерей, оставивших своих детей без присмотра, они всегда в первую очередь съедают мозг. Причина этого может быть непонятна им самим, но исследователям она ясна: мозг приматов содержит жирные кислоты, имеющие решающее значение для неврологического развития и здоровья. Жирные кислоты (а человеческий мозг на 60% состоит из жира) не вырабатываются организмом, поэтому, если они теряются - а именно так и происходит - их необходимо восполнять. Всё очень просто, и последние девять лет это срабатывало. Если говорить простыми словами, которые он никогда не осмелится включить в монографию или высказать на лекции, то употребление в пищу здоровой ткани человеческого мозга, особенно мозга молодого человека, излечивает болезнь Альцгеймера. Или так он всегда считал… Но что, если он ошибается? Нет, нет, нет! Он отказывается верить, что результаты его многолетних исследований могут быть хоть в чем-то ошибочными, но что, если он выводит неврологические жиры быстрее, чем может их восполнить? Что, если он буквально мочится своими мозгами? Идея, конечно, абсурдная, и тем не менее он уже не может вспомнить свой почтовый индекс. Он думает, что носит обувь девятого размера, но не может быть уверенным; может быть, восьмерку. Чтобы убедиться в этом, ему нужно проверить стельку. На днях он с трудом вспомнил свое второе имя! В основном ему удается скрывать этот процесс разрушения. Эмили, конечно, это замечает, но даже она не осознает его масштабов. Слава Богу, он больше не преподает, и слава Богу, что у него есть Эмили, которая редактирует и вычитывает его письма в различные научные журналы, на которые он подписан. Большую часть времени он, как всегда, остроумен и точен. Иногда он думает о себе как о пассажире самолета, летящего над чистым ландшафтом на низкой высоте. Потом самолет попадает в облако, и всё становится серым. Вы держитесь за подлокотники и пережидаете толчки. Когда вам задают вопросы, вы улыбаетесь и делаете умный вид, но не отвечаете. Затем самолет вылетает из облака, пейзаж снова становится ясным, и все знания оказываются у вас под рукой! Прогулки по парку успокаивают его, потому что не нужно беспокоиться, что скажешь что-то невпопад или задашь не тот вопрос, например, как зовут человека, которого ты знаешь последние тридцать лет. В парке ему не нужно постоянно быть начеку. В парке он может расслабиться. Иногда он проходит целые мили, погрызывая маленькие шарики обжаренного человеческого мяса, которые он держит в кармане, наслаждаясь жирным вкусом и хрустом (у него до сих пор все собственные зубы, чем он чертовски гордится). Одна тропинка ведет к другой, потом к третьей и четвертой. Иногда он садится на скамейку и смотрит на птиц, которых уже не может назвать… а когда он один, ему не нужно их называть. Ведь, в конце концов, птица, как ни назови, всё равно останется птицей - в этом Шекспир был прав. Иногда он даже берет напрокат одну из маленьких ярко раскрашенных лодок, стоящих на причале Дирфилд-понд, и катается по пруду, наслаждаясь тишиной и покоем, не заботясь о том, находится он в облаке или за его пределами. Конечно, был случай, когда он не смог вспомнить, как добраться до дома, или какой у него номер дома. Ему удалось вспомнить название их улицы, и когда он попросил садовника любезно указать ему направление на Ридж-роуд, тот сделал это, как будто это было само собой разумеющимся. Возможно, так оно и было. Дирфилд - большой парк, и люди частенько терялись. Эмили мучают собственные проблемы. После того, как они отведали рождественскую эльфийку с ее богатством жировой ткани, радикулит Эмили стал лучше, но в эти дни он не оставляет ее в покое. Было время - после Кастро, после Дресслера, - когда он наблюдал, как она танцует танго по гостиной с вытянутыми руками, обнимающими невидимого партнера. Они даже занимались сексом, особенно после Кастро, но больше нет. Не было уже… три года? Четыре? Когда был Кастро? Это неправильно, что она так себя чувствует, всё неправильно. Человеческое мясо содержит макро-и микроэлементы, которые в таком изобилии не встречаются ни в одной другой плоти. Только семейство свинообразных приближается к этому - бородавочники, кабаны, обычные домашние свиньи. Человеческие мышцы и костный мозг излечивают артрит и радикулит; об этом знал испанский врач Арнольд из Виллановы еще в тринадцатом веке. Папа Иннокентий VIII ел растертые в порошок мозги мальчиков и пил их кровь. В средневековой Англии плоть повешенных узников считалась деликатесом. Но Эм угасает. Он знает ее так же хорошо, как и она его, и он видит это. Как будто мысли о ней вызывают ее, на его телефоне играет мелодия “Копакабаны”, рингтон Эмили. “Соберись”, - думает он. - “Соберись и будь начеку. Будь на месте”. - Привет, любовь моя, как дела? - Есть хорошая новость и плохая, - говорит она. - Какую хочешь первой? - Хорошую, конечно. Ты же знаешь, что я предпочитаю десерт перед овощами. - Хорошая новость заключается в том, что старая сука, укравшая моего протеже, наконец-то откинула копыта. Его внутренняя электросхема хорошо сработала, и ему требуется всего секунда, чтобы догадаться. - Ты говоришь об Оливии Кингсбери. - Ни о ком другом. - Эм коротко и безрадостно смеется. - Представляешь, какой она была крепкой? Как пеммикан! - Ты говоришь, конечно, в переносном смысле, - говорит Родди. На этот раз он опережает ее, понимая, что они разговаривают по мобильнику, а разговоры по мобильному телефону могут быть перехвачены. - Конечно, конечно, - отвечает Эм. - Динь-дон, сучка мертва. Где ты, дорогой? В парке? - Да. - Он садится на скамейку. Вдалеке слышно детей на детской площадке, но, судя по звуку, их немного; пришло время ужина. - Когда будешь дома? - О… чуть позже. Ты сказала, что есть плохие новости? - К сожалению. Ты помнишь женщину, которая приходила к нам из-за Дресслера? - Да. - У него лишь самые смутные воспоминания. - Думаю, у нее есть подозрения, что мы замешаны в… ну, ты знаешь. - Абсолютно. - Он понятия не имеет, о чем она говорит. Самолет входит в очередную облачность. - Мы должны поговорить, потому что это может быть серьезно. Возвращайся до темноты, хорошо? Я готовлю эльфийские бутерброды. Много горчицы, как ты любишь. - Звучит неплохо. - Звучит, но только в академическом смысле; не так давно мысль о бутерброде из тонко нарезанных ломтиков человеческого мяса (такого нежного!) сделала бы его ненасытным. - Просто еще немного пройдусь. Нагуляю аппетит. - Хорошо, милый. Не забудь. Родди возвращает телефон обратно в карман и оглядывается. Где, собственно, он находится? Потом он видит статую Томаса Эдисона, держащего лампочку, и понимает, что находится рядом с прудом. Отлично! Он всегда с удовольствием смотрит на пруд. “Женщина, которая приходила к нам по поводу Дресслера”. Хорошо, теперь он вспомнил. Маленькая мышка, слишком напуганная, чтобы снять маску. Одна из тех, кто стукается локтями. Чего её бояться? Благодаря берушам, смазанным человеческим жиром - он надевает их по ночам, - его уши так же хороши, как и его зубы, и он слышит слабые звуки, издаваемые кем-то в колледже через усилитель. Он понятия не имеет, что там происходит в колледже, закрытом на лето, не говоря уже обо всех этих нелепых страшилках о том, что Эмили называет Новым Гриппом, но, возможно, это связано с тем чернокожим парнем, который был убит при сопротивлении полиции. Что бы это ни было, он здесь ни при чем. Его это никак не касается. Родди Харрис, доктор биологических наук, известный диетолог, он же Мистер Мясо, гуляет дальше. 16 Дядя Генри частенько говорил, что Холли всегда приходит раньше всех, и это правда. Она досматривает до половины вечерних новостей, где Дэвид Мьюир разглагольствует о ковиде, только ковиде и ни о чем, кроме ковида, и больше уже не может ждать. Она выходит из квартиры и едет через город, а вечерний свет, всё еще яркий, льется через лобовое стекло и заставляет ее щуриться даже с опущенным солнцезащитным козырьком. Она проезжает через кампус и слышит, как что-то происходит на площади - слова, которые она не может разобрать, доносятся через микрофон или громкоговоритель, - и предполагает, что это очередной митинг BLM. Она едет по длинной извилистой улице мимо викторианских домов с одной стороны и парка с другой, соблюдая ограничение скорости в 25 миль в час и стараясь слишком не снижать скорость, когда проезжает мимо дома Харрисов. Но она хорошо его разглядывает. Никаких признаков жизни, хотя это ничего не значит. Они могли выйти поужинать, но, учитывая нынешнюю ситуацию в стране - ковид, ковид и еще раз ковид, - Холли сомневается в этом. Скорее всего, они смотрят телевизор или ужинают дома, а может, и то, и другое одновременно. Из-за этой чертовой наклонной подъездной дорожки она не видит, есть ли у гаража два отсека, но она видит его крышу, и она определенно выглядит достаточно большой для двух автомобилей. Она также осматривает соседний дом с вывеской “ПРОДАЕТСЯ” на фасаде и газоном, который нуждается в поливе. “Об этом должен был позаботиться агент по недвижимости”, - думает Холли, и задается вопросом, не является ли этот агент случайно Джорджем Рафферти. На вывеске ничего не указано. В любом случае, ее интересует не агент и не газон. Ее интересует живая изгородь, протянувшаяся по всей длине пустующего участка. До самого гаража Харриса. Холли едет дальше вниз по холму и останавливается на обочине немного выше детской площадки. Там есть парковка (та самая, с которой похитили Хорхе Кастро), и там полно свободных мест, но ей хочется покурить в ожидании, и она не хочет, чтобы маленькие дети смотрели, как она потакает своей вредной привычке. Она открывает дверь, выставляет ноги и закуривает. Семь часов двадцать минут. Она достает из кармана телефон, думает о том, чтобы позвонить Изабель Джейнс, и снова убирает его. Ей нужно проверить, стоит ли фургон в гараже Харрисов. Если его нет, Холли скажет Пенни, что она против обращения в полицию - нет доказательств, только несколько косвенных совпадений, которые Харрисы (или их адвокат) могут списать на случайность, - но если есть хоть малейший шанс, что Бонни еще жива, Пенни почти наверняка решит обратиться в полицию. Это даст понять Харрисам, что их вычислили, и они передадут эту информацию тому, кого защищают. И тогда этот человек, этот Хищник, вероятнее всего, исчезнет. Фургон. Если фургон там, всё будет хорошо. Большинство детей уже покинули площадку. Трое подростков, два мальчика и девочка, резвятся на маленькой карусели: мальчики крутят, девочка едет, подняв руки и отбросив волосы назад. Холли предполагает, что к ним присоединятся и другие. Что бы ни происходило в колледже на холме, это не представляет интереса для городских мальчиков и девочек. Она снова проверяет часы. 7:30. Она не может ждать слишком долго, если хочет сделать хороший снимок фургона (если он существует), но дневного света еще много. Холли решает подождать до без четверти восемь. Пусть тени немного удлинятся. Но это трудно. Ожидание никогда не было ее сильной стороной, и, конечно, если она будет осторожна, то сможет… “Нет. Подожди”. Голос Билла. К подросткам на карусели присоединяются другие, и они все вместе уходят в парк. Возможно, они направляются в Тикетс. Возможно, даже в “Драйв-Ин Рок”. Холли закуривает еще одну сигарету и дымит, открыв дверь и поставив ноги на тротуар. Она курит медленно и заканчивает к семи сорока. Она решает, что не может ждать дольше. Она тушит сигарету в портативной пепельнице и кладет банку (сейчас заваленную окурками, ей действительно пора завязывать… или хотя бы сократить количество) в бардачок. Достает бейсбольную кепку “Коламбус Клипперс” и натягивает ее на лоб. Запирает машину и идет по тротуару к пустому дому рядом с домом Харрисов.