21 “Может, она свалится там наверху”, - думает Холли. - “Сломанная рука, больная спина… это может случиться”. Но она не верит, что это произойдет. Она ждет, и как раз в тот момент, когда она начинает надеяться на лучшее, появляется туфля. Затем еще одна. Потом подол юбки сумасшедшей. Она спускается медленно, шаг за шагом, по одной ступеньке, задыхаясь и крепко держась правой рукой за перила лестницы. Левая рука болтается. Ее лицо настолько бледно, что сошло бы за лицо мертвеца. В поясе юбки торчит пистолет. Хотя Холли видит только рукоятку, она узнает этот пистолет где угодно. Эмили собирается убить ее из револьвера 38-го калибра Билла Ходжеса. - Стерва, - хрипит Эмили. Она достигла подножия лестницы. - Ты разрушила всё своим длинным носом. - Всё было разрушено задолго до моего появления. - Холли медленно отступает, пока не упирается в стену. Она даже поднимает руки, хотя много ли от этого толку. - Всё это время срабатывал эффект плацебо, Эмили. Ожидание влияет на химию тела. Я немного ипохондрик, так что я знаю. И я видела цифры. Ученые знают об эффекте плацебо уже много лет. Я уверена, что в глубине души ваш муж тоже знал об этом. Если Холли надеялась вызвать у нее такую же ярость, которая заставила мужа этой женщины действовать столь безрассудно, то она разочарована. Если она надеялась, что Эмили выстрелит себе в живот, доставая из пояса револьвер 38-го калибра, то ее постигло такое же разочарование. По правде говоря, Холли не осознает, что вообще чувствует, но ее органы чувств обострены почти сверхъестественно. Она всё видит, всё слышит, вплоть до легкого хрипа в горле Эмили Харрис, когда она делает каждый быстрый вдох. Холли задается вопросом, испытывает ли каждый, кто видит приближение смерти, такую божественную остроту внимания, последнюю попытку мозга охватить всё, прежде чем всё будет отнято. Эмили смотрит на своего мужа. - Бедный Роддик, - говорит она. - Я знала его хорошо. - Вы только послушайте её, - говорит Холли, прислонившись спиной к стене и упираясь руками в бетон. - Каннибал, цитирующий Шекспира. Это достойно места в Книге Гиннесса… - Заткнись. Заткнись! Холли не намерена затыкаться. Почти всю свою жизнь она была кроткой мышью. Ее мать: “Говори только, когда к тебе обращаются”. Дядя Генри: “Дети должны быть видны, но не слышны”. К черту их. Нет, пошли они. Через несколько секунд эта женщина заткнет ее навсегда, но, как и в случае с Родди, она выскажется от души. - Я пыталась рассказать вам анекдот, который я придумала. Заходит как-то в бар новая миллионерша и… - Заткнись! Эмили поднимает револьвер и стреляет. Хотя это оружие относительно небольшого калибра, в подвале раздается оглушительный грохот. От одного из самодельных, сваренных в домашних условиях прутьев выскакивает искра (Родди нашел видео на Ютубе и последовал ему с отличными результатами). Холли видит, как отлетает кусочек от бетонной стены над синим пластиковым туалетом. Она думает: “Я даже не успела увернуться”. - … и просит май… - Заткнись! Холли скользит вдоль стены влево как раз в тот момент, когда Эмили снова стреляет. На этот раз искры нет; пуля проходит через один из квадратов и оставляет дырку размером с пенни в бетонной стене, где всего за секунду до этого стояла Холли. Пистолет дрожит в руке Эмили, и Холли думает: “Она левша, и именно эту руку она сломала. Она стреляет нерабочей рукой”. - И просит май-тай. Вы слушаете меня? Это смешной анекдот, по крайней мере, я так думаю. Бармен идет его готовить, и женщина слышит голос: “Поздравляю, Холли! Ты заслуживаешь…” Эмили подается вперед, желая подойти поближе, но цепляется ногой за халат Родди и снова падает. Одним коленом она опускается на задницу покойного профессора. Другим коленом приземляется на бетон. Ее тело скручивается в талии, она кричит от боли, и тут снова раздается выстрел. Пуля попадает в затылок Родди. Он вряд ли это чувствует. “Оставайся там лежать”, - думает Холли. - “Лежи. ЛЕЖИ!” Но Эмили поднимается, хотя боль заставляет ее кричать, и ей не удается встать в полный рост. Холли кажется, что теперь она больше похожа не на ведьму, теперь она похожа на Горбуна из Нотр-Дама. Ее глаза выпучены. Уголки ее рта покрыты белым налетом, и Холли даже не хочет думать о том, что эта женщина могла только что съесть, говоря себе, что ей нужны силы, чтобы вернуться вниз и покончить с Холли с помощью револьвера ее наставника. Который она теперь поднимает. - Давайте, - говорит Холли. - Покажите мне, на что вы способны. Она скользит влево вдоль стены, одновременно пригибаясь и чувствуя себя такой же хрупкой, как одна из фарфоровых статуэток ее матери. На этот раз она немного опаздывает, и Эмили немного везет. Холли чувствует полоску жжения на своей правой руке выше локтя. Холли тоже знает Шекспира и думает о Гамлете: “Удар, отчетливый удар”. Но это всего лишь царапина. Это не очень больно, по крайней мере, пока. - Так вот, этот голос говорит: “Поздравляю, Холли! Ты заслужила каждый чертов цент из этих денег”. Но когда она оглядывается, никого нет. Тогда она слышит голос с другой стороны, который говорит… - Заткнись, заткнись, ЗАТКНИСЬ! За мгновение до того, как Эмили снова выстреливает, Холли падает на колени. Она слышит, как пуля пролетает прямо над ее головой и чиркает по ее волосам. - Прошу прощения, профессор, - говорит Холли, вставая. - Пистолеты хороши только на близком расстоянии. - Она чувствует, как кровь пропитывает рукав ее рубашки. Она теплая, а тепло - это хорошо. Тепло - это жизнь. - И вы стреляете не с той руки, к тому же. Давай покончим с этим. Я облегчу вам задачу. Только дайте мне закончить свой анекдот. Она подходит к передней части клетки и прижимает свое лицо к одному из квадратов. Прутья вдавливаются в ее щеки, и Холли чувствует их холод. - Так вот, другой голос говорит: “Сегодня ты особенно красива, Холли”. Но когда она смотрит, там по-прежнему никого нет! Бармен возвращается с напитком и… Шатающейся походкой и накренившись, Эмили приближается. Она прижимает короткий ствол пистолета Билла ко лбу Холли и нажимает на спусковой крючок. Раздается сухой щелчок, когда курок опускается в патронник, который Холли оставила пустым, как учил ее Билл… потому что револьверы, в отличие от “Глока”, который был его служебным оружием, не имеют предохранителей. Эмили успевает удивиться, прежде чем Холли выбрасывает руки сквозь прутья решетки, хватает Эмили за голову и со всей силы крутит ее влево. Холли слышала хруст, когда ломалась рука старухи. На этот раз она слышит приглушенный треск. Колени Эмили подгибаются. Ее голова выскальзывает из хватки Холли, и она падает, оставляя в левой руке Холли лишь несколько седых волос. Они неприятные на ощупь, как паутина, и она вытирает руки о рубашку. Она слышит свое собственное тяжелое дыхание, и мир пытается уплыть от нее. Она не может этого допустить и бьет себя по лицу. Кровь вытекает из ее раненой руки. Капли брызжут на прутья клетки. Эмили оказывается на корточках, ноги под ней, но вывернуты в разные стороны от коленей вниз, а ее лицо упирается в клетку. Один из прутьев вытянул ей нос в свиное рыло. Как и ноги, ее открытые глаза, кажется, смотрят в разные стороны. Холли опускается на колени, поднимает заслонку клетки и достает пистолет. Он пуст, но может еще пригодиться. Если Эмили еще жива (Холли в этом сомневается), если она хоть пошевельнется, Холли намерена пробить ей чертову голову. Эмили не шевелится. Холли вслух считает до шестидесяти. Всё еще стоя на коленях, она протягивает руку через один из нижних квадратов и вдавливает пальцы в шею Эмили. То, как безжизненно и безвольно голова женщины скатывается на плечо, говорит Холли всё, что ей нужно знать (то, что она и так знала), но она продолжает держать свои пальцы там еще шестьдесят секунд. Она ничего не чувствует. Даже последних нестабильных ударов умирающего сердца. Холли поднимается, всё еще тяжело дыша, но не может удержаться на ногах. Она тяжело садится на матрас. Она жива. Она не может в это поверить. Но она верит. Боль в ребрах убеждает ее в этом. Жгучая боль в руке убеждает ее. И жажда убеждает ее. Ей кажется, что она могла бы высушить все пять Великих озёр. Они оба мертвы. Одному она перерезала горло, другой сломала шею. И вот она сидит в клетке, о которой никто не знает. Кто-то, в конце концов, придет, но как скоро это случится? И как долго человек может продержаться без воды? Она не знает. Она даже не может вспомнить, когда в последний раз пила. Она засучивает рукав рубашки, шипя от боли, когда ткань прошлась по ране. Она видит, что это не просто царапина. Кожа рассечена в двух дюймах выше правого локтя, и она может видеть мясо руки. Кость не видна, и это хорошо, но рана сильно кровоточит. Она знает, что потеря крови будет также способствовать жажде, которая сейчас яростно разгорается, а скоро станет… что? Что за этими пределами? Она не может вспомнить это слово так же, как не может вспомнить, сколько дней человек может прожить без воды. “Я убила их обоих изнутри этой клетки. Это должно попасть в Книгу рекордов Гиннесса”. Холли избавляется от своей рубашки. Это медленная и болезненная операция, но, наконец, ей это удается. Она завязывает ее вокруг огнестрельной раны - еще одна медленная операция - и затягивает узел зубами. Затем она прислоняется к бетонной стене и начинает ждать. - Заходит как-то в бар новая миллионерша, - хрипло произносит она, - и заказывает май-тай. Пока бармен готовит его, она слышит, как кто-то говорит: “Ты заслужила эти деньги, Холли. Каждый чертов цент”. Она смотрит, а там никого нет. Тогда она слышит голос с другой стороны: “Ты убила их обоих из клетки, ты попала в Книгу рекордов Гиннесса, молодец, ты звезда”. Эмили пошевелилась? Наверняка, нет. Наверняка, это ее воображение. Холли знает, что ей следует заткнуться, что разговоры только усилят ее жаждут, но она должна закончить этот чертов анекдот, даже если ее единственная аудитория - пара мертвых стариков. - Бармен возвращается, и она говорит: “Я всё время слышу голоса, которые говорят такие милые вещи, в чем дело?” И бармен говорит… он говорит… Она теряет сознание. 0x01 graphic 22 В то время как Холли теряет сознание (как раз перед финальной шуткой), Барбара сидит дома в кабинете, который теперь принадлежит Джерому. Она рассматривает распечатку карты, на которой красными точками отмечены исчезновения. Теперь среди них есть та, которую она сама поставила, чтобы отметить исчезновение Хорхе Кастро, произошедшее осенью 2012 года. Барбара поместила эту точку на Ридж-роуд напротив дома Оливии. “Я тебе рассказывала, что видела его незадолго до его исчезновения?” - говорила Оливия. - “Бегущим. Он всегда бегал вечерами, до парка и обратно. Даже в дождь, а тот вечер был дождливый”. И добавила: “Больше я его никогда не видела”. Барбара мысленно прокладывает маршрут от Белл-кампуса по Ридж-роуд к парку. К детской площадке в парке. Что, если это произошло там? Там есть парковка, и если там был фургон, подобный тому, что на видеозаписи из магазина с Бонни… Что-то кольнуло ее. Что-то, связанное с фургоном? С Ридж-роуд? С обоими? Она не знает, хотя уверена, что Датч Спайглас знал бы. Звонит ее телефон. Это Джером. Он спрашивает ее о последних новостях. Она рассказывает ему о звонках, которые она сделала, и о том, который не сделала - Иззи Джейнс. Он говорит, что она, наверное, правильно не позвонила Иззи. Он говорит, что он уже в Нью-Джерси, но не хочет превышать ограничение скорости более чем на пять миль в час. Барбара не спрашивает его почему - потому что за рулем черный. Он даже не хочет рисковать, разговаривая по мобильному телефону во время движения. Он заехал в зону отдыха, чтобы позвонить ей оттуда, и хочет поскорее отправиться в путь. Перед тем как он завершит разговор, Барбара вырывает из себя свой худший страх: - А что, если она мертва, Джей? Наступает пауза. Она слышит шум автомобильного движения. Затем он говорит: - Нет, она не мертва. Я бы почувствовал, если бы это было так. Мне пора, Ба. Я буду дома к одиннадцати. - Я собираюсь прилечь, - говорит Барбара. - Может быть, что-то придет мне в голову. У меня такое чувство, что я знаю больше, чем мне кажется. У тебя когда-нибудь было такое чувство? - Довольно часто. Барбара идет в свою комнату и ложится на кровать. Она не надеется заснуть, но, может быть, ей удастся прояснить свои мысли. Она закрывает глаза. Она думает об Оливии и ее многочисленных рассказах. Она вспоминает, как спросила старую поэтессу о знаменитой фотографии, на которой она запечатлена с Богартом перед фонтаном Треви. В частности, о ее широко раскрытых глазах, почти испуганной улыбке. Оливия говорит: “Если я и выглядела испуганной, то только потому, что его рука лежала на моей заднице”. Барбара засыпает. 23 Холли оказывается на застекленной террасе дома престарелых “Роллинг-Хиллз”. Здесь нет никого, кроме ее матери и дяди. Они сидят за одним из столов, смотрят трансляцию боулинга по телевизору с большим экраном и пьют из фужеров чай со льдом. - Можно мне тоже? - хрипло просит Холли. - Ужасно хочется пить. Они оглядываются, салютуют ей фужерами и продолжают пить. В фужеры вставлены лимонные дольки, а на стенках образовались капли конденсата. Холли думает о том, как бы ей хотелось высунуть язык и слизать эти маленькие капельки конденсата со стенок бокалов. Она облизала бы их до самого верха, обсосала бы лимонные дольки, а потом осушила бы оба бокала. - Ты не смогла бы грамотно распорядиться таким количеством денег, - говорит дядя Генри и делает глоток. - Мы сделали это для твоего же блага. - Ты хрупкая и беззащитная, - говорит Шарлотта и делает свой глоток. Так утонченно! Как она не может жадно хлебнуть? Холли опустошила бы оба бокала, если бы только они дали их ей. Шарлотта протягивает Холли свой фужер: - Ты можешь взять его. Дядя Генри протягивает свой: - Можешь взять и этот. И вместе, напевая, как дети: - Как только ты согласишься прекратить все свои опасные глупости и вернешься домой.