– Ты в порядке? – подавил я смешок. Помехи. – Да, в порядке, а ты? – Да… тоже. – Я посмотрел в лобовое стекло, чтобы проложить себе путь через туман. – Поговорим с утра. – Вас понял. – И на этом он пропал. И я действительно был в порядке. Я представлял себе несколько иной вечер. Но если честно, мне было спокойнее. Непредсказуемые ожидания моего первого свидания за четыре, а даже не за три года, выбили меня из колеи. Когда я свернул на Кроссроудс, свет в баре уже не горел, и я был рад, что там никто не делится военными историями. Пришло время возвращаться в мою маленькую хижину с голыми стенами, фанерными полами и не защищенными от ультрафиолета бревнами. Генри был прав. Пришло время что-то менять. Когда я приехал домой, на автоответчике снова мигал красный огонек, поэтому я нажал на кнопку. – Привет, пап… 4 – Ты не умираешь. – А тебе откуда знать? Ты никогда не умирал. – Я вдавил позвоночник в углубление столба с отметкой километра и перенес весь свой вес на его зеленую поверхность. – Я умирал много раз. – Вот черт. – Вставай. Я дернул пучок травы с дороги из красного сланца, и она вырвалась целым стеблем с корнями. Они тоже были холодными. Иней цеплялся за каждую поверхность растения, окутывая его, как тысячелетний янтарь – тех стрекоз в старых музеях. Если мы будем заниматься этим каждое второе утро, придется купить перчатки. Я поднял голову и посмотрел на Генри, который встал перед восходящим солнцем, словно какой-нибудь летчик-истребитель перед смертельной миссией. Он пихнул меня ногой. – Вставай. Я сильно замахнулся на его ноги, но Генри проворно отпрыгнул в сторону, ловко балансируя на мысках, а потом снова встал на полную стопу. Сухожилия и вены торчали на его голых лодыжках, как у лысой кошки, и я отвернулся, похолодев еще больше от одного вида его ног без носков. Он вернулся и пихнул меня той же ногой, когда я снова уселся перед столбом. – Если не перестанешь меня пихать, то правда узнаешь, что значит умирать. – Этого я о тебе не знал – ты раздражительный по утрам. Генри вглядывался в легкие дуновения ветра, шелестящие сухими листьями, что так и не ослабили хватку на тополях вдоль Пайни. На открытом небе, окутанном серыми полосами, нарисованными по лавандовым и кремовым краям, словно волны, отступающие от высокого берега, над вершинами холмов только начинало подниматься солнце. Я не умру, так что мне стало немного лучше. – Почему ты улыбаешься? – Отстань, я наслаждаюсь моментом. – Да уж, такое нельзя прерывать, – уставился на меня Генри. Я кинул в него сланец и промахнулся на добрых пару метров. – У тебя вот несколько жизней, а я наслаждаюсь моментами. – А вчера ты насладился моментом? – проворчал он. – Да, можно сказать и так. – Я ненадолго задумался. – Скорее, насладился правдой. Генри закивал. – Хорошо, такое случается реже. – Он поморщился, растягивая сухожилия на правой ноге; может, он все же не железный. – Значит, она оставила джип? – Ага. – И ты отвез ее домой? – Ага. Генри потянулся еще минуту, прислонился к столбу с отметками, у которого я сидел, и вздохнул. – Ладно… – Что «ладно»? – Нам необязательно об этом говорить. – Но мы уже говорим. – Нет, я говорю, а ты повторяешь «ага». Я изобразил отстраненную улыбку и перевел взгляд на холмы в долине. – Ага… Генри снова меня пихнул. По дороге ехал потрепанный черно-бордовый дизель в три четверти тонны с роликовым устройством и надписью «РАНЧО МАККЕЙ»; он замедлился, подъезжая к мосту, и остановился возле нас. Клел Филлипс был главным водителем Билла Маккея и, наверное, гадал, почему индеец стоит у дороги возле шерифа, который валяется рядом с канавой. Клел опустил стекло грузовика и уперся плечом в дверь. – Привет. Он налил кофе из старого термоса и предложил его Генри, от чего тот вежливо отказался, а потом мне, и тогда я решил насладиться не моментом, а дымящимся стаканчиком растворимого. Мои ноги просто убивали меня. – Привет. Кофе был хорошим на вкус, и другой рукой я оттянул мокрые треники между ног. Клел налил кофе уже себе. – Чем вы тут занимаетесь? – Бегаем. Клел внимательно оглядел дорогу. – От чего? – Он сделал еще один глоток. – Кстати, шериф… У него ко мне дело. Я никогда не перестану восхищаться тем, как ковбои ведут дела. Они как животные, постоянно заглядывают тебе в глаза, чтобы понять, грозит ли им какая-то опасность. Это лучшая часть характера ковбоев – этакая животно-хозяйская. Они ночами не спали, оставаясь в замерзших сараях, стараясь успокоить и утешить будущих матерей. Жизнь коров зависела от ковбоев, а жизнь ковбоев зависела от коров. Это нелегкая жизнь, но в ней есть свои преимущества. – У меня небольшие проблемы с Джеффом Троем. – Какие проблемы? – Помнишь тот участок земли между его домом и Маккея? Так вот, он пускал туда охотников на птиц, и теперь мы не можем определить, где заканчивается территория Троя и начинается наша. Сбежавшие из местных птицефабрик и от неудачливых охотников фазаны, куропатки и кеклики заполоняли всю долину. У нас лучшее место для охоты на птиц в штате, и время от времени об этом узнавали чужаки. Я не охотился со времен Вьетнама; почему-то после войны это перестало приносить удовольствие. К тому времени, как я начал прислушиваться, Клел уже заканчивал свою сагу: – …и Билл сказал, что пульнет в них солью за такое. – Ну… – Генри уже подпрыгивал на месте, но я ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. Как шериф я был против того, чтобы люди стреляли друг в друга, а Билл Маккей был как раз той сволочью, которая будет с радостью стрелять солью в охотников просто ради мести. – У Билла висят предупреждения на заборе? Клелу это совсем не понравилось – еще одно задание в его и так огромном списке дел. – Нет, у нас не висят знаки. Я думал, самого забора и так достаточно. – Видимо, нет. – Закон штата обязывал граждан ограждать свою территорию забором, если они не хотели видеть там посторонних, но, судя по всему, двуногим этого было мало. – Зайди в «Шиптон», возьми там желтые металлические знаки «Охота запрещена» и прикрепи их к забору. – И что потом? – Позвони мне. Клел обдумал это предложение. – Шериф Конналли разрешил бы нам их подстрелить. Я потянулся и забрал у него кофе. – Да, Люциан, наверное, и сам бы так сделал, но темным временам пришел конец. – Я осушил его стаканчик и протянул обратно. – Разве это не здорово?