– Так нельзя, – произнес он, с трудом сдерживая злость, – он же несовершеннолетний. Должен быть какой-то протокол, даже если у вас принято как-то иначе. Да, я привык к такому. Но нельзя сажать подростка в тюрьму ко взрослым. Нельзя применять к подростку методы допроса для взрослых. Чандра и глазом не моргнула. – Только не корчите из себя социального работника, Патель. Это уже четвертое убийство. У нас нет ни единой улики. Представьте, какой шум поднимется в СМИ после пресс-конференции… Нам нужны зацепки, и немедленно. На это Пателю нечего было возразить. Хоть он и должен был следовать собственным протоколам, но при этом находился вне своей юрисдикции. Технически это его никак не касалось. И все-таки… – Вы можете показать мне протокол допроса? – Нет. – У вас предусмотрена процедура обжалования? – Нет. – Комитет по этике? – Нет. – Надзорные органы или арбитры, которые изучали бы полицейские процедуры и протоколы? – Не смешите. Патель глядел на нее в упор. Чандра смотрела на него. – Я хочу выразить свое несогласие. – Он подался вперед. Чандра не двинулась с места. – Кому вы хотите выразить несогласие? Своему начальству или моему? – Только вам. – Всем своим видом он выражал праведное негодование. – Продолжим, только давайте с ним помягче. Они вернулись в комнату и вновь заняли свои места. – Ты говоришь по-английски? – начал Патель. – Да, сэр. – О’кей, – сказала Чандра. – Расскажи нам, что произошло сегодня утром. Мальчик содрогнулся. – Я каждое утро приношу пакет молока для мадам, обезжиренного. Обычно звоню в дверь, и служанка, Сарала, открывает и забирает молоко. Я думаю, Сарала много отлынивает от работы. Ленивая леди. Сегодня я звоню – никто не открывает. Такого не бывает никогда. Если Саралы нет, то мадам сама открывает дверь. Потом я вижу – дверь открыта. Почему? Я думаю. Толкаю дверь – и что-то не так. Глаза-блюдца сузились, мальчик покачал головой. – Сарита-мадам всегда ходит в западной одежде. А теперь лежит в кровати в сари и с тикой…[16] – Тикой? На его выразительное индийское лицо легла тень, и он, отведя глаза, уставился в пол. – Я знаю, она мертва. Я ничего не трогаю, сэр. – Он поднял глаза на Пателя, буквально на миг, после чего снова уперся взглядом в пол. – И что же ты сделал? – Я ничего не трогаю, иду в коридор и звоню в полицию по городскому телефону. Мой телефон не ловит из дома Сариты-мадам. Чандра со значением покосилась на Пателя. Тот продолжал смотреть на подростка. – Так, а почему после звонка ты отправился домой? – Мне не по себе, сэр. – Зачем ты собирал сумку? – спросила Чандра. – Я хочу в свою деревню, повидать маму. В дверь постучали, и вошел констебль с подносом. Под настороженным взглядом мальчика он поставил пластиковые чашки и треугольную коробку бисквитов. Патель прочел название «Британия милк биккиз». В голове всплыла старая патриотическая песня «Правь, Британия». Каждый взял по бисквиту. Пластиковый стакан был до того тонким, что мальчику пришлось держать его за края. Рука дрожала, однако он не пролил ни капли. «Правь, Британия! Британия, правь волнами…» В чем-то мальчик напоминал собаку. Возможно, дело в его выражении, манере поведения рожденного прислуживать? – Так, давай еще раз и от самого начала, – сказала Чандра. – Можешь рассказать, что именно произошло этим утром? Не спеши. Подросток смахнул крошки со рта и выпил чай, затем глотнул воды и начал по новой. Как и в первый раз, когда он добрался до той части, когда обнаружил тело Сариты Мохан, вопреки обыкновению завернутое в сари, взгляд его скользнул в сторону. Глядя в пол, мальчик рассказал, как осознал, что госпожа мертва, и как он позвонил в полицию. На сей раз он не стал поднимать глаза на Пателя. Когда парень закончил, Чандра отпустила его в туалет в сопровождении констебля. Патель ощутил монотонное биение в черепе. Вероятно, джетлаг. Дома сейчас семь утра. Ему самому нужно было в туалет, а еще хотелось есть и пить. Сержант взял второй бисквит. Сладкий и хрустящий, лакомство для детей. То, что нужно. Он съел еще один. Чандра переговорила с младшим инспектором за дверью и вернулась. – Им он поведал ту же историю. – Он что-то недоговаривает. – Что будем делать? – Пусть рассказывает снова и снова, пока нить не распутается. Стандартный метод. – Я знаю метод получше – и побыстрее. – Какой же? – Вам необязательно знать детали. Можете подождать в кабинете у инспектора. А я дам знать, когда выбью из него правду. – Боже правый, Чандра, ему всего четырнадцать, и он не серийный убийца… – Когда я проходила стажировку на «диком западе», в штате Бихар, то ежедневно арестовывала насильников младше этого юнца. – Но здесь ведь не «дикий запад», так? Подростки четырнадцати лет в большинстве своем проводят время за мастурбацией. – Может, в ваших краях оно и так… Несколько секунд они буравили друг друга глазами. – Согласна, маловероятно, что он убийца, – сказала наконец Чандра, – хотя он определенно что-то скрывает. Всего пара ударов… – Нет. Я не могу этого позволить. Чандра вскинула брови. – За время пребывания в вашей стране я не заметила, чтобы наши подходы сильно отличались. – Это не Гуантанамо. И он всего лишь ребенок. Инстинкт подсказывает мне применить иной подход. – А, – она улыбнулась. – Знаменитое чутье мистера Пателя… Сержант почувствовал слабость. Ему нужна нормальная еда. И после – хорошая порция «Ино». А потом душ; он убил бы за возможность помыться… Патель сделал глубокий вдох. Желудок сжался. – Позвольте мне попытаться. Чандра задумалась на мгновение. – Хорошо. Но если попытка провалится… Мальчика привели обратно. Он выглядел старше своих четырнадцати лет, тем более что Патель привык к сытым британским детям. Этот юноша работал ради выживания. Он не был ни жестоким подростком, ни убийцей, ни насильником. И тем не менее что-то скрывал. – Сынок, – обратился к мальчику Патель. Он инстинктивно понизил тон, вложив в голос отеческие нотки. – Я уверен, ты хороший парень. Ты усердно трудишься, чтобы выжить, и ты уважал мисс Мохан. Готов поспорить, твой шеф ценит тебя и хочет, чтобы ты поскорее вернулся в магазин, как только мы отпустим тебя. Для меня очевидно, что ты невиновен. – Он заглянул мальчику в глаза. – Но ты что-то скрываешь. Подросток кивнул на свой индийский манер. Качнул головой. Так делали некоторые из родственников Пателя. Это могло значить и «да», и «нет», а иногда и все разом. Не важно, насколько простым был вопрос. Все зависело от их ответа после такого покачивания головой. Это что-то из индуизма. Правда сама по себе зависит от точки зрения, но материальные факты иллюзорны. Как постичь это британскому сознанию? Патель, нахмурившись, попытался разжать зубы. Сложно было понять, воспринимает ли мальчик его английский. Он старался говорить на гуджарати Восточного Мидленда. В подражание отцу. Растягивая гласные, нараспев, как настоящий индиец. Патель видел, как ходит вверх-вниз кадык на худой шее мальчика. – Послушай, – сержант подался вперед. – Я знаю, что ты о чем-то недоговариваешь. Не бойся, расскажи нам. Это может быть важным. Помоги нам поймать убийцу. Чандра затихла на соседнем стуле. Патель ждал.