Рима бегло просматривала отчет и, казалось, вообще не слушала его. – Можно подумать, в беднягу вселился дьявол. Она закрыла отчет, затем снова открыла, взглянула на титульный лист. Нахмурилась. – Почему нет копии для семейщика? – Бездомному не полагается офицер для связи с семьей. Инспектор скривилась. – Ну конечно… Нам ведь нужно «сэкономить», – она забрала воздух в кавычки, – тридцать миллионов к концу года. – Говоришь точно как Скиннер. Рима улыбнулась. – Будь у нас достаточно ресурсов, мы разыскали бы его семью. Даже у бродяги где-то есть родные. Порывы человеколюбия были ей несвойственны. – Убийство бездомного, – сказал Патель. – Никому и дела нет. – Несчастный бродяга… – Рима вздохнула. Смерила его взглядом. – Подойди. По спине Пателя пробежал мороз. – Мне нужно собираться, инспектор. Она обошла стол и тронула пуговицу на его рубашке. – А меня ты будешь вспоминать на Тенерифе? Он подавил в себе желание развернуться и сбежать. – Сара хочет… К ним постучались. Дверь начала открываться почти одновременно. – Вот ты где, сержант… А я тебя всюду ищу, – произнес вкрадчивый голос инспектора Бингхэма. Рима отдернула руку. – Дейв, – произнес Патель. – До сих пор не в пабе? – Как раз собирался, но успели повесить поручение. – Бингхэм хмыкнул, потом расхохотался. Судя по запаху, инспектор ел на ланч бефстроганов. Патель ждал. Вероятно, за этим должна последовать некая острота. Бингхэм еще пару раз гоготнул, после чего сказал: – Тебя старший вызывает. – Когда? Завтра? – Сейчас, красавчик. У него для тебя дело. – Он ведь знает, что я взял неделю отпуска. – Да, он что-то такое говорил… Но ты же в курсе, что в убойном отделе все заняты под завязку? После сочельника дел резко прибавилось. – А ты у нас старший дознаватель? – Я вообще не при делах. Завтра вылетаю в Таиланд. Я разве не говорил? Пора старику погреть бубенцы. Патель не нашелся что сказать. – Не заставляй его ждать. Чао, милая. Бингхэм метнул хитроватый взгляд на Риму и удалился, самодовольно посмеиваясь. Патель посмотрел на инспектора. Та скривила губы в улыбке. – Похоже, тебе и там перепадет. * * * – Присаживайтесь, Патель. Старший инспектор Скиннер указал на потертое кожаное кресло перед столом. Сержант осторожно сел, кресло ожидаемо скрипнуло. Хоть улыбка на губах Скиннера и густые с проседью волосы придавали ему вполне дружелюбный вид, свинцово-серые глаза были исполнены неприязни. – Итак, вы разобрались с делом по бездомным? – Да, сэр. – А кто-то еще говорил, что при нынешних мерах экономии у нас не найдется средств, чтобы ловить каждого подростка с передозом и всех упоровшихся до смерти бродяг… – Это было убийство, сэр. Улыбка сошла с лица Скиннера. – Одна бродячая псина пригрызла другую? – Отчет подписан, сэр. Убийство второй степени. – Правосудия несчастному бездомному! Так и просится на вербовочный плакат: «Мы преданно служим обществу». – Я просто исполняю свой долг, сэр. – А ведь вы у нас дважды патриот. Сначала играли в крикет за страну, и вот теперь отстаиваете права своих соотечественников, будь то королевская особа или чернь… Пателю стало не по себе. – Образец для подражания. – Судя по его интонации, Скиннер серьезно сомневался на этот счет, и по крайней мере с этим Патель не мог не согласиться. – Вы у нас три года, верно? Патель кивнул. Сначала Скиннер подтрунивает над ним, а теперь еще и низвергает в закоулки воспоминаний… – В Йоркшире вы буквально вызвали бурю. Сержант с каменным лицом взирал на Скиннера. – Потрошитель из Дейлса. – Тот причмокнул. – Многие из нас и не мечтают раскрыть такое резонансное дело. – Подался вперед. – Ответьте, каково это – испытать озарение? – Озарение? Глаза Скиннера поблескивали, как эмаль на грязной раковине, которую не помешало бы хорошенько начистить… Патель глубоко вдохнул и мысленно вернулся к событиям, о которых предпочел бы забыть. Кто-то заметил девочку, совсем одну, не местную. Она подходила под описание последней из пропавших. Патель, прикрывая своего напарника, во время обеденного перерыва прошелся по домам. Красивый, живописный Тирск[2]; кругом овцы, яблони… Солнечный осенний день. Крайний дом с окнами, выходящими на пастбище. Там обитал одинокий пожилой мужчина лет семидесяти. Что же возбудило подозрение полицейского? Если не считать колкого замечания насчет цвета кожи Пателя, это был вполне добродушный старик, чем-то напоминал ему дедушку. Поставил чайник, достал шоколадные бисквиты. Затеял разговор. «Чудесная погода, не правда ли?..» Патель сел. Одна чашка чая не повредит, подумал он. Старик тем временем принес в трясущихся руках чашки. Патель видел в конце коридора закрытую дверь в гостиную. Полуподвал под лестницей, дверь приоткрыта. Старик с приветливой улыбкой поставил перед Пателем чашку. Бедняга, вероятно, истосковался по компании. Он сел за стол, облизнул губы, затем бросил мимолетный взгляд на часы над дверным проемом и передвинул сахарницу на середину стола. Патель тоже повернул голову, посмотрел на часы, задержал взгляд на коридоре и приоткрытой двери в подвал. В тот момент он вспомнил, как дожидался перед дверью, глядя на решетку в земле, и слышал шорох, списанный им на мелкое зверье в подполе. – Это ведь не крысы, так? – спросил он старика. Улыбка на лице старика померкла, уступив место выражению, от которого у Пателя мороз пробежал по коже. Ликование – и отчасти облегчение, что не нужно больше разыгрывать из себя глуповатого добродушного дедушку… Скиннер не унимался. – Знаете, вы так и не поделились подробностями… Сколько я упрашивал! – Подробности записаны в материалах дела, сэр. Скиннер покачал головой.