– Поэтому мы и допрашиваем многих участников, – соврал Мордан. – И нам необходимо знать, что именно побуждает вас посещать заседания. – Увидеть их хочу, а что? Я ж не единственный потомок, который приходит на них полюбоваться. – Это правда, – согласился Данглар. – И, если я не ошибаюсь, вы дружите с потомком Камиля Демулена. – Он хороший. – Так мог бы сказать ребенок, – шепнул Адамберг. – Мир делится на хороших и плохих. – Но он мне не друг, просто знакомый. – И что вы делаете, о чем говорите со своим знакомым? – Ну, рассказываем о своих горестях, а что? В которых они и виноваты. Мы с ним заодно. – И что же за горести у Демулена? – Во-первых, у него другая фамилия. И я не нанимался вам все выкладывать. Но он никак не может примириться с тем, что они отправили Камиля на гильотину, он ведь хороший был, и потом вслед за ним и его жену. А их двухлетний малыш остался совсем один. – Я знаю, – сказал Данглар. – Не по-людски это, я вам скажу. – Вы правы. Но из вашей семьи никого не казнили. Так какие же горести у вас? – Я что, обязан свои горести в полиции рассказывать? – Сегодня обязаны. Сожалею, господин Левалле. – Сожалеешь ты, как же. А потом я смогу уйти? – Да. – У меня горести почище, чем у Демулена, я ему так и сказал. А всё они виноваты, те, что тусуются там, внизу, разодетые в пух и прах. Я бы лучше на них в гробу полюбовался. – А убили бы? – А на кой мне? У вас, легавых, ей-богу, в башке пусто. В финале спектакля они наконец сдохнут. Им всем отрубят голову – сначала Шарль-Анри, а потом дядя Анри. Хотел бы я на это посмотреть. Даже хорошо, что они все в итоге сдохли и что это мы, Сансоны, их прикончили. Скоро придет очередь Дантона, а за ним и всех остальных козлов. – В том числе хорошего Камиля Демулена. – Согласен. Но он тоже был не без греха, я так его потомку и сказал. Там до него казненных было пруд пруди, и он ни разу не сказал “нет”. И, судя по тому, что мне рассказал Демулен, Камиль наделал глупостей. Робеспьер жил в семье, где были молоденькие девушки. Ну и вот. И он их любил. Не в том смысле, в котором вы подумали. Он занимался с ними, ну, типа учил их. Ну и вот. Камиль там все время ошивался. Ну и вот. И как-то вечером он передал книгу одной из девушек, совсем еще юной. А Робеспьер сразу понял, что книжка-то та еще. С картинками для взрослых, понимаете? – Порнографическая? – Вот-вот. Короче, Робеспьер рассвирепел и вырвал книжку у девочки из рук. С тех пор Робеспьер Камиля разлюбил. У него не забалуешь. – Так значит, – заговорил Данглар после паузы, – “скоро придет очередь Дантона, а за ним и всех остальных козлов”. – Думаешь, Данглар был в курсе этой истории? – спросил Вейренк. – Ну, с книжкой? – Конечно нет, иначе он не удержался бы от комментариев. – Вот он разозлился, наверное. – А то. – Ну да, – ответил Левалле. – А займется ими дядя Анри. Папаша Сансон уже выдохся, типа того. И не пройдет и девяти заседаний, как дядя отрубит голову Робеспьеру. И еще причинит ему боль, сорвав повязку. Хотя вообще-то так нельзя. Он в тот день, конечно, был не в себе, но так нельзя. Просто в то время они про гуманный забой и слыхом не слыхивали. У меня скотина вообще не страдает, я вам ручаюсь. Но иногда я все равно прям переживаю. – Понимаю, – сказал Мордан, который, судя по всему, действительно понял его. – Так что же ваши горести? – елейным тоном напомнил Данглар. – Которыми вы поделились с Демуленом? – У него другая фамилия. – Мы ее знаем. Жак Мальмор. – Не повезло мужику, да?[10] – Да уж, вряд ли ему это помогло в жизни. Но сегодня нас интересуете вы. – Черт возьми. Мне что, вам всю жизнь свою рассказать? – Иногда приходится. Но не всю. Только про горести. – Не могу. – Почему? – Я от этого плачу иногда. А в присутствии копов я плакать не собираюсь. Наступило довольно долгое молчание. Ретанкур забыла, что ей пристало сохранять невозмутимость, и внимательно вслушивалась в слова палача рогатого скота. – Вот я, – сказал Жюстен, – я коп, но мне тоже случается плакать. – В присутствии коллег, старик? – И такое случалось. Меня бросила одна женщина. – Ох уж эти бабы. – Ну да, – сказал Жюстен. – А вы? Майоры, или кто вы там? Вы плачете в присутствии своей команды? – Я один раз плакал, – сказал Мордан. – А-а. И вы никому про меня не скажете, если это случится? – Нет, – заверил его Данглар. – Может, выпьете, чтобы расслабиться? У меня есть отличное белое вино. – А вы тут хорошо устроились. Это что, ловушка? – Нет. Я выпью с вами. – Днем? На службе? – Сейчас как раз время аперитива. Видите, магнитофон включен, идет запись. Но если вдруг “это” случится, я ее остановлю. Снова наступило молчание. – Это произошло шесть лет назад. Я тогда был не такой толстый, наоборот. Я даже был вполне ничего себе, хотя сейчас в это трудно поверить. Послышалось звяканье стаканов и бутылки. – Данглар своего не упустит, – внезапно сказала Ретанкур, чуть улыбнувшись. – Нет, Виолетта. На сей раз, я думаю, он действительно помогает ему. – Кстати, вино у него правда отменное, – сказал Вейренк. – Да, – согласилась Ретанкур. – А что, ваше вино и впрямь ничего, – сказал Левалле, словно эхом отозвавшись на слова далеких слушателей, сидевших в аэропорту Рейкьявика. – Я покупаю его в Сансерруа. Недорого, у мелкого производителя. – Адрес дадите? – Конечно.