Глава 39 Выйдя из гостиницы, Адамберг обнаружил, что ее стены сливаются с соседними фасадами, какими бы они ни были синими или красными. Он вдохнул сырой, насыщенный йодом воздух, принесенный застывшим туманом, – этот запах он почувствовал еще на теплом острове, но главное, задолго до них его учуяла Ретанкур, почему, собственно, она и поднялась обратно на плато, посмотреть, что сулит им западный ветер. Ретанкур победила облако афтурганги. Он засучил рукав куртки и посмотрел на часы. Он видел циферблат, но не смог бы с точностью определить, где находятся стрелки. Даже с компасом, который так и валялся возле ямок от колышков, они не смогли бы держаться правильного курса и уж точно не различили бы дрейфующие льдины. Эггрун уверенно и ловко перебинтовала ногу Вейренку, смазав ее предварительно пахучим бальзамом, напоминающим мазь, которой Пеллетье лечил ногу Гекаты. Рёгнвар озабоченно склонился над пострадавшим. Он жестом подозвал Альмара и попросил перевести. – Ты уверен, что вывихнул ногу, когда бежал по гальке? – спросил он Вейренка. – Уверен. Это всего лишь вывих. – Но тебе же здорово больно, да? – Да, – признал Вейренк. – Ты когда упал, почувствовал острую боль? Словно в самой сердцевине кости? – Да, через некоторое время. Наверное, я связку порвал. Рёгнвар взял костыли и направился к Гуннлаугуру, который в одиночестве сидел перед шахматной доской. – Знаю, чего ты хочешь, – сказал Гуннлаугур. – Да. Позвони в аэропорт, чтобы они срочно снарядили самолет в больницу Акюрейри. Надо будет каждый час проверять его щиколотку. Если лиловое пятно вылезет за повязку, его надо сразу в самолет и туда. – Как они взлетят в таком тумане? – Готов поспорить, что туман не дойдет то взлетной полосы. Или не будет там таким густым. Он накрыл только Лисий остров и нас. Гуннлаугур сделал ход пешкой и встал. – Я позвоню им, – сказал он. – Не трогай фигуры. Стоя за его спиной, Рёгнвар изучал шахматную доску. Потом пошел черной ладьей. Он слыл лучшим игроком на Гримсее, который, в свою очередь, является лучшим в мире шахматным островом. Адамберг отвел Вейренка в его комнату на первом этаже, приготовленную Эггрун. – А она? С ней что делать? – Эггрун показала на Ретанкур. – Лучше ее не трогать, – сказал Адамберг. – Она оклемается в пять раз быстрее нас. Эггрун взглянула на шахматный столик, как раз когда ее муж обнаружил свинский поступок Рёгнвара. – Сейчас они сыграют ответную партию, потом еще одну, так что, – прикинула она, – мы сядем ужинать не раньше половины девятого. Можете часа три поспать. В семь часов Рёгнвар оставил задумчивого Гуннлаугура разбираться с ловушкой, в результате которой он мог потерять ферзя, и пошел проверить щиколотку спящего Вейренка. Пока что “оно” не сильно увеличилось. Тем не менее пальцы на ноге опухли, и лиловое пятно размером в полкроны все же вылезло из-под повязки. – Аэропорт держим в состоянии боевой готовности, – сказал он и, сев, положил костыли на пол. Ретанкур, проснувшись полчаса назад, жестами попросила разрешения сесть рядом с ними и понаблюдать за игрой. Уголком глаза она видела, как хлопочет Эггрун, накрывая на стол. Она принесла нарезанную ломтями селедку, треску и лососину, вяленую, копченую и соленую, пиво и даже бутылку вина. Закуски всего-навсего. Этот пир горой означал, что их победоносный поход на остров афтурганги, образно выражаясь, растопил лед. Сидя на кровати, Адамберг то и дело задремывал, но не спал. Дождавшись, когда гостиничные часы пробьют четверть девятого, он спустился в зал и помог Гуннлаугуру довести Вейренка до стола. Ретанкур присоединилась к ним, всей своей массой рухнув на стул. Выглядела она отдохнувшей. Адамберг разлил вино и поднял свой стакан. – За Виолетту, – сказал он просто. – За Виолетту, – повторил Вейренк. – Ваше падение на пляже чуть нас не погубило, – сказала Ретанкур, чокнувшись с лейтенантом. – При чем тут мое падение, Ретанкур. Меня настиг афтурганга. Рёгнвар в этом уверен. Он не отойдет от меня, пока не убедится, что гангрена мне не грозит. – В одном он прав, – сказала Ретанкур. – На этой скале действительно нет ни души. Даже чистики не откладывают яйца на обрывах. Даже тюлени морду не высунули из воды. Я лично ни одного не видела. И не заметила никаких следов. Тем туристам очень повезло, что они сумели поймать тюленя, просто редкая удача. Вот и подходящий момент, подумал Адамберг, все еще в ужасе от своего открытия. А с другой стороны, что, собственно, он ожидал увидеть, ковыряясь в ямках якобы в поисках следов пресловутого костра и тюленьего жира? – Альмар мне кое-что сейчас сказал, – начал он, выкладывая на стол пять косточек, сложенных на сей раз в пустую коробку из-под пастилок от кашля. – Вот что мы обнаружили в отверстиях от колышков, – объяснил он Ретанкур, которая спала, когда Альмар пошел мыть их трофеи. – Это кости, – сказала Ретанкур, взяв одну из них. – Чайки, – сказал Вейренк. – Хоть что-то они нашли поесть. – Нет, Луи, это была не чайка. А человек. Адамберг встал в полной тишине и пошел за Альмаром в его номер. Тот только что проснулся и надевал толстый синий свитер. – Пойдите объясните им все, Альмар. Я не помню названий, мне не поверят. – Это ossa carpi, – сказал Альмар, показывая на свое запястье, – кости, расположенные между кистью и предплечьем. Запястье то есть. Их всего восемь. Сочленяясь между собой, они располагаются в два ряда. У вас есть листок бумаги, комиссар? Спасибо. Так вам будет понятнее, – сказал он, нарисовав на скорую руку две кости предплечья, восемь костей запястья и начало кисти. – Пястные кости, – уточнил он. – Вот верхний ряд: ладьевидная кость, полулунная, трехгранная и тоненькая гороховидная, имеющая форму расплющенной горошины. – Красивые названия, – сказал Вейренк ровным голосом. – В нижнем ряду трапеция, трапециевидная кость, головчатая и крючковидная. – Вы бывший врач? – спросила Ретанкур, машинально доедая мясо. – Я вообще-то остеопат, практикую в Лорьяне. Подрабатываю переводом. Поэтому могу утверждать, что у вас просто тяжелый вывих, – сказал он, повернувшись к Вейренку. – Вероятно, разрыв связки и ушиб плюсневой кости, но перелома нет. Это можно будет проверить, только когда немного спадет отек. Укол антикоагулянта перед вылетом и фиксирующий сапог в Рейкьявике. Об этом я позабочусь. Полтора месяца полного покоя. Вейренк медленно кивнул, не сводя глаз с косточек, разложенных Альмаром. – А это старые кости? – спросила Ретанкур. – Нет. Они не могут принадлежать хозяину сушильни. Кстати, в то время в отверстиях стояли колышки. Смотрите, – сказал он, поднимая одну косточку к свету, – на ней еще заметно место прикрепления связки. На мой взгляд, им от семи до пятнадцати лет. Ретанкур подняла светлые глаза на Адамберга: – Я не помню, чтобы кто-то из путешественников покалечился. – Никто и не покалечился, лейтенант. – И что уж совсем не круто, – продолжал Альмар, – эти две кости, трехгранная и гороховидная, вставляются одна в другую. Видите? Их грани точно соответствуют друг другу. А ладьевидная, в свою очередь, идеально подходит к соседней полулунной, не оставляя зазора. Попробуйте сами. Три косточки кочевали из рук в руки, и каждый старался собрать их воедино, словно головоломку. Адамберг знаком попросил вторую бутылку вина. Альмар пил быстро. – С непривычки это трудно, – сказал Альмар, забирая у них кости. – Что касается трапеции и головчатой, то они тоже друг к другу подходят. Но их верхние грани не сочетаются с нашей полулунной и трехгранной. – Вывод? – спросил, наполняя стаканы, Адамберг, хотя уже знал его. – Вы заказали еще вина? Тут цены зашкаливают, я же вам говорил. – Первую бутылку Эггрун нам подарила, и я заказал вторую. Будем взаимно вежливы. – Кстати, Брестир отдал вам пятьсот крон? Его лодка вернулась в целости и сохранности. – Да, Альмар. Продолжайте, прошу вас. Совпадающие грани, несовпадающие грани. – Да-да. В результате получаем два разных запястья, тут не может быть сомнений.