Каким-то невероятным образом вновь поймав равновесие, существо одной рукой стащило с себя наушники, другой вынуло изо рта сигарету. И, уставившись на Вернера, сиплым голосом сказало: – Это хитяра, мужик. Это будет бомба! – Леонхард Кляйн? – спросил Вернер, глядя на волосатое нечто сверху вниз. – Слушай, если ты по поводу долга – можешь не париться. Как только я выдам этот хит, звукозаписывающие студии будут драться за меня! Бабла будет столько, что я вам еще и на чай отвалю, вот увидишь. – Ты – Леонхард Кляйн? – повысил голос Вернер. – Точно так, – кивнул парень и, откинув рукой с сигаретой волосы назад, затянулся. Глаза у него были красные, лицо помятое, но сходство с фотографией из соцсети прослеживалось несомненное. – Где ты был последнюю неделю? – Где я был? – удивился Леонхард. – Здесь. Где мне еще быть? Впрочем, кажется, пару раз я выходил за топливом… – Он покатал ногой по полу пустую бутылку. – Кстати, насчет топлива. Если ты не про долг – может быть, сходишь и возьмешь пивка? А я сыграю тебе свой новый хит. Лучший хит! Леонхард потянулся к синтезатору, но Вернер успел быстрее и повернул выключатель. – Хочешь сказать, ты никуда не ездил? – А куда мне ездить? – удивился Леонхард. Он встал и двинулся к раковине, на ходу докуривая сигарету. – Пиво продают в магазине в соседнем доме. – В Мюнхен, например. – В Мюнхен? На кой хрен кому-то вообще ездить в Мюнхен? – Леонхард открыл кран и затушил окурок под струей воды. – Ну, не знаю. Отправить пару писем? – предположил Вернер. – Я че, похож на почтальона? – Леонхард бросил мокрый окурок в коробку из-под пиццы. – А ты, кстати, кто такой, мужик? – Я – брат Брюнхильды. Помнишь такую? – Брю… – задумался парень и вдруг щелкнул пальцами. – Точняк! Это та малышка, с которой мы записали бомбический хит! Не настолько бомбический, как моя новая шняга, но отлично пойдет на би-сайде. – На каком би-сайде? – не выдержал Вернер. – Ты хотя бы слышал про Spotify? – Это говно уничтожает музыку, мужик, – покачал головой Леонхард. – Мой первый сингл выйдет только на виниле! И только для тех, кто по-настоящему ценит звук. Твоя сестра… Она будет стоять рядом со мной, когда мы победим на Евровидении! Точно так, точно так… – Знаешь, где сейчас Брюнхильда? – Я не знаю даже, где она была, когда писала вокал. Да и какая мне разница? Хоть на космической станции «Мир»! Ее голос занимается сладкой любовью с моей музыкой. Вот что имеет значение. Мужик! – Леонхард, осененный какой-то мыслью, подошел к Вернеру и положил руку ему на плечо. – Я знаю, почему ты пришел. Не парься! Я не спал с твоей сестрой, и этого никогда не будет. Я знаю слишком многих музыкантов, которые просрали все, потому что не могли удержать член в штанах. Но со мной этого не случится, будь уверен. Вернер невольно опустил взгляд. – Я сейчас фигурально выражаюсь, ты меня понял, – усмехнулся Леонхард. «Хватит, – подумал Вернер. – Еще минута – и я пристрелю этого недоумка просто так». Он развернулся и покинул захламленную квартиру. – Ты еще обо мне услышишь! – несся ему вслед голос Леонхарда. – Запомни, мужик: Евровидение! Вернеру повезло: как только он вышел на площадку, открылась соседняя дверь. Женщина в светлом плаще, бросив на него быстрый взгляд, зазвенела ключами, торопливо запирая замок. – Доброе утро, – улыбнулся Вернер. – Скажите, вы хорошо знаете своего соседа? – Он показал большим пальцем на дверь Леонхарда. – Еще бы мне его не знать, – проворчала женщина. – Мне пришлось подарить ему наушники неделю назад. – Наушники? – нахмурился Вернер. Женщина пошла к лифту. Он захромал вслед за ней, опираясь на трость. – Почему-то вдохновение посещает этого психа исключительно с трех часов ночи до восьми утра, – сказала женщина. – Я не хотела обращаться в полицию. Он обещал, что вот-вот заработает денег и купит наушники, но… – Она вздохнула. – В общем, наверное, это был глупый поступок, но я вот уже неделю спокойно сплю по ночам. – Неделю, – повторил Вернер. – Ну да. А почему вы интересуетесь? – И он никуда не уезжал за эту неделю? – Мне кажется, он вообще смутно представляет себе, что существует мир за пределами нашего квартала. Лифт приехал, двери раскрылись, и женщина вошла. – Вы едете? – Ее палец замер на кнопке. – Нет, езжайте. Спасибо вам. Вернер достал телефон и, как только лифт уехал, отстучал сообщение Тиму: «Леонхард в Берлине. Не похоже, что куда-то уезжал. Не похоже, что этот полудурок вообще в состоянии провернуть такое дело». 36 Мысленно Вероника схватилась за голову. Нет, она, конечно, знала, что за человек Тиша, не первый год находилась рядом с ним. Но все же – подозревать родную мать?.. Вероника была далека от иллюзий, она понимала, что и матери, и отцы совершают преступления. Но Тимофей говорил о матери так же, как говорил бы о совершенно посторонней женщине. Хотя, может, после того, что случилось, она и была в его жизни совершенно посторонней… Тем временем Брю удалилась к себе в комнату. Габриэла же, встав, решительно подошла к Тимофею. Нависла над ним, уперев руки в бока. Вероника торопливо включила планшет. – Все зашло слишком далеко, – сказала Габриэла. – Ты собираешься что-нибудь делать или нет? Тимофей молчал, глядя в глаза своей старой подруги. Вероника, вспомнив про свои должностные обязанности, откашлялась, привлекла к себе внимание. – Что-то хочешь сказать? – посмотрела на нее Габриэла. – Ага, – кивнула Вероника. – Если Тимофей взялся за какое-то дело – значит, он над ним работает. Даже если просто сидит, застыв как истукан, – он работает. Бегать по потолку, размахивая руками, он не станет, разочарую. Максимум это могу делать я. Так что будь добра, не мешай ему думать. Вероника сама поразилась тому, с каким чувством произносила эти слова. Защищала Тимофея, как медведица своего детеныша. Уверенность ее лишь крепла от того, что Габриэла вынуждена была смотреть не ей в глаза, а вниз – читая перевод с экрана планшета. Из-за этого Габриэла выглядела поверженной. Однако когда она подняла взгляд, Вероника поняла, что победа была мнимой. И теперь уже ей пришлось опустить голову, вчитываясь в быстрые злые слова, которые появлялись на экране сперва на немецком, а затем и на русском языке. – Моя сестра в истерике, – отчеканила Габриэла. – Она уже боится собственной тени, у нее в голове мутится. Мне осточертела эта ситуация. От того, что Тим думает, пока никакого толку не было. Так что или пусть он расскажет мне, что надумал, или… Она замялась, и в разговор вступил Тимофей. – Или что? – мягко спросил он. Обманчиво мягко. Вероника слишком хорошо его знала – для того чтобы верить интонации. А вот Габриэла не видела друга детства четырнадцать лет. – Или я сама возьмусь за расследование! – метнула она на Тимофея яростный взгляд. – Посмотрим, как это понравится твоим подписчикам, если я первой дам освещение этого дела. «Габриэла, блогер-путешественник, которую все считали безмозглой куклой с красивыми глазками, раскрывает преступление раньше самого гениального Неона!» Тимофей пожал одним плечом. Выглядело это так, будто он посчитал нерациональным тратить энергию на второе. – Для моих подписчиков Неон – это актер, который снимается в роликах. Даже если ты покажешь мое лицо, это никому и ни о чем не скажет. – Значит, ты уже сдался? – сложила руки на груди Габриэла. Тимофей вздохнул. Потом он уперся руками в подлокотники кресла и медленно поднялся на ноги. Казалось, что на плечи ему давят бетонные плиты, так тяжело он двигался. – Габриэла, – тихо сказал он, – я знаю, что я – не такой, как нужно. Не такой, как хотелось бы тебе. И вообще всем. Это создает мне множество проблем в жизни. Но от одной беды я избавлен: я не вру себе. Давай посмотрим на ситуацию честно. Мне не жаль твоей сестры. При этих словах Габриэла вздрогнула. Веронике – и то стало не по себе. А Тимофей спокойно продолжал: – Тот факт, что Брюнхильда в панике и истерике, никак не влияет на ход моих мыслей и действий. Разве что подтверждает, что у нее совершенно нормальная реакция на обстоятельства, учитывая происхождение и воспитание. Я взялся за это дело только потому, что считаю себя должным. Тебе, Вернеру, своей матери. Я отдам долг и улечу обратно в Москву, вот и все. В этом я могу честно признаться. А вот в чем не можешь честно признаться ты – так это в том, что ты такая же, как я. Тебе тоже, по большому счету, плевать на эмоциональное состояние твоей сестры. Все, что тебя волнует, – это твой блог. Но заниматься им тебе хочется в комфортном для тебя состоянии. Ты хочешь жить в своей квартире, а не с сестрой и матерью, и отправляться в путешествия тогда, когда пожелаешь. Именно поэтому ты пытаешься как можно скорее разобраться с проблемой Брю – а вовсе не потому, что ты ее любишь или тебе ее жалко. Если хочешь, я могу дать тебе индульгенцию: бери проводника, садись на снегоход, езжай куда душе угодно и снимай свой материал со спокойным сердцем. Я все равно вычислю анонимщика быстрее, чем ты, – как бы тебе ни хотелось меня опередить. Твои действия никак не повлияют на результат. Сначала Веронике казалось, что Габриэла сейчас ударит Тимофея. Потом ей показалось, что она вот-вот заплачет. Но Габриэла взяла себя в руки. – Вызов принят, – процедила она сквозь зубы и, развернувшись, вышла из столовой. Как только в коридоре хлопнула дверь, телефон Тимофея издал негромкий звук. Тимофей вытащил его из кармана комбинезона, открыл сообщение и кивнул. – Что там? – спросила Вероника.