– Леонхард Кляйн. Вероника вспомнила парня, чью страницу в соцсети видела на экране компьютера Брю. – И что с ним? – Все в порядке, жив и здоров. Все это время безвылазно находился в Берлине. Следовательно, послать анонимку из Мюнхена не мог физически… Тимофей задумался. – Но? – осторожно предположила Вероника. – Но он может сливать информацию кому-то, кто живет в Мюнхене. – В том числе и твоей маме, да? – догадалась Вероника. Тимофей медленно кивнул. 37 ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД Следователь сказал, что в школу они позвонят сами, сообщат все, что положено. Проблем с переводом Тимофея на домашнее обучение не будет. Тимофей догадывался, что директриса от него с большим удовольствием избавилась бы вовсе, но порядок есть порядок. Пока идет следствие, вина Тимофея не доказана. Выгнать его не могут – если об этом узнают органы опеки, нападок директрисе не избежать. Вопрос об отчислении Тимофея не тревожил. Не станет этой школы – появится какая-то другая. Одни идиоты-одноклассники заменят собой других, только и всего. Прозвище «русский псих» Тимофей получил давно, сразу после того памятного припадка. С тех пор одноклассники старались обходить его по дальней дуге – все, кроме Габриэлы. Тимофей отчего-то был уверен, что рано или поздно она, не сумев до него дозвониться, появится на пороге их дома. И сейчас, открыв окно кладовки у заднего крыльца, помог Габриэле забраться внутрь. Она перевалилась через подоконник. Поморщилась, потрогав ссадину на коленке, – ободрала о декорированный под камень фасад, когда залезала. – Но это же неправда? – сказала Габриэла, выслушав его рассказ. Прозвучало скорее утвердительно, чем вопросительно. – Что именно? – То, что ты… напал на своего отчима? – Габриэла ухитрилась избежать слова «убил». – Я не знаю. – То есть? – Габриэла изумленно вскинула брови. – Как так – не знаешь? – Я не помню, что там произошло. – Это не страшно, – уверенно объявила Габриэла. Она уселась на кухонный табурет, деловито, по-взрослому закинула ногу на ногу. – Полиция во всем разберется. Не беспокойся. – Я не беспокоюсь. Тимофей сказал правду. Беспокойства как такового он действительно не испытывал – возможно, потому, что в принципе не умел его испытывать. То, что ощущал, не было беспокойством. Это было какое-то другое чувство. – Но полиция уверена, что это сделал я. – Почему? – Габриэла нахмурила брови. – Я же сказал. Потому что меня нашли над трупом Штефана с окровавленной отверткой в руках. – О, ну да… – Габриэла поежилась, но быстро взяла себя в руки. Уточнила: – Это – с той странной штукой, которую ты носишь с собой? – Больше не ношу. Теперь отвертка – вещественное доказательство. Она осталась в полиции. – Ясно. – Габриэла перекинула через плечо длинные каштановые волосы, собранные в хвост. Задумчиво накрутила на палец волнистую прядь. – А когда же ты успел взять эту отвертку? Ты ведь сказал – ее отобрали перед входом на аттракцион и отдали Штефану? – Не помню. – Совсем-совсем не помнишь? – Совсем. – И как ты это сделал, никто не видел? – Никто. – Так не бывает, – уверенно объявила Габриэла. Отбросила волосы за спину. – Мой брат Вернер говорит, что всегда есть люди, которые хоть что-то, да видели! Он работает в полиции – помнишь, я тебе рассказывала?.. Надо просто найти этих людей. Пусть не тех, кто видел, но хотя бы тех, кто был поблизости. – Этих людей нашли. Контролер, которая пропускала меня на аттракцион, подтвердила, что отвертка – моя. Парень, который выпускал меня с колеса обозрения, подтвердил, что я спешил и что сразу пошел в ту строну, где через пять минут нашли убитого Штефана. Еще целая толпа людей подтвердила, что я, невменяемый, пробирался мимо них – а потом закричал. – Ты закричал, потому что испугался, – сказала Габриэла. – Увидел мертвого Штефана и закричал! Я бы тоже закричала. – Это – не доказательство. – Значит, надо найти доказательство! – Габриэла вскочила с табурета. Объявила: – Нужно рассказать обо всем Вернеру. Он знаешь, какой умный! Обязательно что-нибудь придумает. Она вынула из чехла, висящего на шее, телефон и уверенно набрала номер. Закончив разговор, сказала: – Вернер как раз дома. Поехали! – Мне нельзя выходить из дома. – Значит, уйдешь так, чтобы тебя никто не видел. Твоей мамы еще долго не будет? – Она вернется к шести часам. В семь мы должны быть у психолога. – Успеем. Поехали. Вернер живет недалеко. 38 Начальник станции Доминик Конрад сам предложил двум оставшимся в столовой туристам совершить прогулку на снегоходах, и теперь Тимофей сидел за спиной Вероники, обнимая ее обеими руками, чтобы не упасть. Основная часть ветра, таким образом, доставалась ей. Тимофей охотно бы с ней поменялся, тем более что управление выглядело достаточно простым, но у него не было водительских прав, а у Вероники была даже подходящая категория. Доминик Конрад, при всей своей видимой мягкости, правил придерживался строго. Тимофею ничего не оставалось, кроме как молча смотреть на проносящиеся мимо причудливые рельефы шестого континента. И сердце билось чаще, чем обычно. Вдруг мотор одного снегохода заглох. Спустя мгновение заглушила свой и Вероника. Тимофей отпустил ее и ступил на снег. Пар, обогревая нижнюю часть лица, струей вырывался сквозь маску при выдохе. А от вдоха на маске застывали крохотные льдинки. Доминик Конрад, остановившийся в десятке метров впереди, помахал рукой, потом поднес ко рту указательный палец и вновь махнул, приглашая идти за собой. Тимофей и Вероника переглянулись и двинулись за начальником станции. – От этой тишины можно сойти с ума, – сказала Вероника. Голос ее звучал глухо сквозь маску и шарф – Вероника намотала его поверх маски. Тимофей прислушался. Через шапку и капюшон он что-то различал, какой-то звук, которого раньше не слышал и не мог толком ни с чем соотнести. – Что это? – тихо спросил он. – Где?! – замотала головой Вероника. – Тише, – сказал Тимофей. – Он ведь просил. Ты не слышишь? – Ничего я не слышу, – буркнула Вероника.