– Родовая травма, насколько я могу судить. Он как-то обмолвился, что в детстве и юности выглядел гораздо хуже, а повзрослев и накопив денег, сделал операцию. Больше я ничего не знаю, Генрих немногословен. – Оскар развел руками. – Но мы ведь не по этому поводу пришли, верно? Вероника кивнула. Взгляд ее заскользил по разложенным на полу инструментам. Неподалеку стоял металлический ящик, откуда все эти инструменты, видимо, и появились на свет. Вероника сразу заметила несколько рукояток знакомой расцветки. Зрелище отвертки, торчащей из глаза Габриэлы, впечаталось ей в память накрепко. Фотографию, присланную Тимофеем, Вероника даже открывать не стала. Орудие убийства точно было из этого набора. – Можете спросить его, не пропадала ли отвертка? Оскар откашлялся и с видимой неохотой перевел вопрос. Генрих посмотрел на Оскара, не поворачивая головы – так, чтобы правая часть лица оставалась невидимой. Что-то буркнул. Вероника наконец сумела избавиться от перчаток, зажала их под мышкой и пошевелила занемевшими пальцами. Ее вдруг начало потряхивать. Она поняла, что тут вовсе не так тепло, как показалось вначале, и что быстро отогреть руки не получится. Планшет, надежно спрятанный в накладном кармане, будет бесполезен – она просто уронит его на пол и разобьет. Оставалось надеяться на перевод Оскара. – Исчезла одна отвертка, – сказал Оскар. – Генрих понимает, что, по всей видимости, она и послужила орудием убийства. – И его это никак не парит? – вырвалось у Вероники. – Гхм… – Оскар выразительно посмотрел на нее. – А что он, по-вашему, должен делать? Отвертка – не пистолет и не яд, чтобы хранить ее где-то в недоступном месте. Правил техники безопасности парень не нарушал. – Ладно, – взяла себя в руки Вероника. – Спросите у него, где хранится инструмент и кто имеет к нему доступ. Оскар перевел вопрос. Генрих снова что-то буркнул, Оскар разразился тирадой. Вероника потрогала планшет через карман. – Что происходит? – улучила она момент ввернуть вопрос. – Гхм… Ну, мягко говоря, Генрих не в большом восторге от того, что вы взяли на себя роль детектива. Он бы предпочел дождаться настоящих следователей и говорить с ними. Это если вкратце. – А по делу? – По делу… Инструмент этот не его личный, а казенный. Он хранится частью на станции, частью – здесь. Отвертка пропала из того комплекта, что был на станции. Ее мог взять кто угодно. – Кто угодно, кто знал, где она лежит, – уточнила Вероника. – Ну… пожалуй, так, – согласился Оскар. – Хотя, на мой взгляд, это мало что меняет. Смею надеяться – вы закончили? Мы можем идти обратно? Вероника вспомнила творящийся снаружи кошмар и содрогнулась. Мозг сделал все, что мог, чтобы остаться в относительно теплом гараже еще хоть на чуть-чуть. – Спросите его, где он был, когда пропала Габриэла! – попросила Вероника. Оскар перевел вопрос, выслушал резкий ответ. Повернулся к Веронике: – Генрих говорит, что не собирается перед вами отчитываться. – Прекрасно. Тише это понравится, – кивнула Вероника. Во внутреннем кармане зажужжал телефон. Вероника расстегнула молнию на куртке и запустила руку внутрь, радуясь, что пальцы хоть ненадолго попадут в тепло. Сообщение от Тимофея. Интернет работал из рук вон плохо, пришлось подождать минуту, прежде чем загрузилась фотография. Сначала Вероника ничего не поняла. Потом прочитала текст сообщения, снова вгляделась в детские лица на снимке, и дыхание у нее сбилось. 58 Вернувшись за стол, Тимофей открыл графический файл и нахмурился. Это была школьная фотография какого-то класса. Тимофей вдруг с содроганием понял, что узнаёт фасад школы на заднем плане. Он сам туда ходил четырнадцать лет назад. И лицо учительницы… Да, пожалуй, он видел и ее. Хотя вряд ли она что-то преподавала в его классе. Лица учеников были для него чужими. Если учителя еще имели какое-то значение, то ученики, к тому же не из его класса, не имели смысла – и, как следствие, не запоминались. Тимофей скользил по ним взглядом до тех пор, пока не зацепился за одно лицо. Отрешенное выражение, чуть капризно поджатые губы… Конечно, наверняка не скажешь, но было очень похоже, что в телефоне Габриэлы лежит старая школьная фотография Брю. Причем некачественная, переснятая на телефон кем-то по просьбе Габриэлы. Но зачем? Тимофей увеличил снимок, еще раз пробежался взглядом по чужим, незнакомым лицам. Ничего такого, что могло бы послужить зацепкой. Впрочем, Габриэла явно знала об этих детях больше, чем он. Поэтому фотография и могла навести ее на какие-то мысли. А могла и не навести. Может быть, это был тупиковый путь. Тимофей задержал взгляд на лице одного мальчишки. Тот стоял рядом с Брю, вытянувшись так, будто фотограф скомандовал: «Смирно!» Что-то не так было у него с лицом. Как будто блик… Моргнув, Тимофей хмыкнул. Словно пелена упала с глаз: не блик. Правая сторона лица мальчишки была заметно перекошена, правый глаз прищурен, почти закрыт. Если Габриэла попросила прислать ей снимок сюда – значит, она кого-то хотела на нем найти. Нашла или нет – неизвестно. Но, во всяком случае, это – информация, которая не помешает Веронике. Тимофей переправил фотографию ей, снабдив припиской: «Одноклассники Брюнхильды, Габриэла зачем-то рассматривала это фото. Присмотрись к лицам, возможно, кого-то узнаешь. Ничего не предпринимай одна». Из-за бури скорость спутникового интернета упала. Тимофей, поморщившись, отменил отправку и сжал изображение сильнее, так, чтобы только-только можно было разглядеть лица на снимке. Несмотря на это, все равно потребовалась минута, чтобы мессенджер доложил об успешной отправке. Ответное сообщение пришло через пять минут: «Я не одна, я с Оскаром. Жди, ведем тебе убийцу». 59 ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД – А для чего твой отчим заказал эту распечатку? – Габриэла снова проникла к Тимофею в дом через окно. Деловито сдвинув брови, рассматривала лист. – Ведь уведомления о тратах и так приходят на телефон? – Эта карта – не Штефана. Она мамина. – Хм-м. А почему же тогда банк прислал распечатку Штефану, если владелица карты – она? Разве они имеют право так делать? Тимофей развел руками: – Наверное, как-то можно договориться. Технические детали сейчас – не то, что меня интересует. – А что тебя интересует? – Ответ на твой первый вопрос. Зачем Штефану понадобилась эта распечатка. Что он пытался выяснить с ее помощью. Тимофей и Габриэла снова уставились на лист. Габриэла задумчиво провела пальцем по мелким буквам. Пробормотала: – Супермаркет… Парковка… Магазин возле твоего дома, в нашем квартале тоже есть такой. Моя мама ходит туда, когда ей неохота идти в супермаркет. Салон красоты… Зеленная лавка… Опять супермаркет… Вот хоть убей – я не понимаю, что в этой распечатке могло заинтересовать Штефана! Уверена, что, если сделать такую с карты моей мамы, вылезет ровно то же самое. Разве что с поправкой на адреса. – На адреса? – Тимофей взял у Габриэлы лист, тоже повел пальцами по строчкам. – Послушай. А вот эта улица – она ведь не в нашем районе? Габриэла присмотрелась. – Нет. Я даже не знаю, где это… Пиццерия? Ну… Собственно, почему бы твоей маме не зайти в пиццерию в другом районе? – Это не оплата в самой пиццерии, насколько я понимаю. Это оплата за заказ. Тимофей положил распечатанный лист перед собой. Взял маркер, с помощью которого делал пометки в статьях, и подчеркнул строчку с незнакомой пиццерией. Потом подчеркнул еще одну строчку. И еще… – Ищешь адреса, которые находятся в других районах? – сообразила Габриэла. Тимофей не ответил. Он не считал нужным отвечать на вопросы, которые полагал риторическими. Когда закончил просматривать лист, на нем оказалось восемь строк, выделенных желтым маркером. – Бар «Три гроша», – пробормотала Габриэла. – Какой-то магазин, я не знаю это название… Доставка пиццы, снова бар… Доставка китайской еды… Не знала, что твоя мама любит китайскую еду. – Я тоже этого не знал. – Тимофей задумчиво смотрел на распечатку. – У тебя есть карта города? – С ума сошел? – Габриэла покрутила пальцем у виска. – Откуда у меня карта города? Да еще с собой. – А дома? Есть? – Зачем она нам? Чтобы ездить на машине, родители пользуются навигатором. – Навигаторы существовали не всегда. – Н-ну… – Габриэла задумалась. – Может, конечно, и лежит что-то с незапамятных времен, но вряд ли. Мама не держит дома старье. Раз в год она перетряхивает все, от подвала до чердака, и отвозит ненужное барахло в приемочный пункт – чтобы эти вещи раздавали бедным.