– Да еще чего. На хрена мне их запоминать? Все, что помню, – дверь мужик открывал. – Мужик? – Вернер оглянулся на Тимофея. – Точно – мужик? Не женщина? Курьер развеселился: – Не знаю, в штаны не заглядывал. На рожу – мужик. – А как он выглядел? Особые приметы? – Да никак не выглядел. Обычный. Похмельный… – Ясно. Назови-ка точный адрес. – Могу узнать, по какому праву вы задаете вопросы сотруднику? Резкий оклик долетел из-за прилавка. Там вдруг откуда-то появился полный мужчина в белом халате, поварском колпаке и переднике. На лице курьера отразилось облегчение, он с независимым видом откинулся на спинку стула. А мужчина водрузил на столешницу стопку плоских коробок для пиццы и, вытирая руки о передник, вышел из-за прилавка. Обратился к Вернеру: – Кто вы такой? Вернер снова достал удостоверение, представился. Мужчина скользнул по корочкам равнодушным взглядом. Осведомился: – То, что происходит, – официальный допрос? – Нет. – В таком случае я отказываюсь распространять информацию, связанную с нашими клиентами. Я – хозяин этого заведения. Вызывайте парня в участок, предъявляйте обвинение – а потом уж спрашивайте что хотите. – Вашего сотрудника ни в чем не обвиняют. Я задаю ему вопросы как свидетелю. – Ахмет – несовершеннолетний. Задавать ему вопросы вы можете только в присутствии родителей или опекуна. Присылайте повестку, тогда и поговорим. – То есть оказывать помощь следствию неофициально вы не желаете? – Вернер нехорошо прищурился. Но хозяин пиццерии оказался не лыком шит. – Я всего лишь хочу, чтобы все было законно, лейтенант. – Он расплылся в деланой улыбке. – Уж вам ли не знать, как важно в наше неспокойное время соблюдать законы? * * * – Неужели ты не можешь заставить этого парня говорить? – Габриэла заглянула брату в глаза. – Он ведь был готов отвечать! – Был, – хмуро кивнул Вернер. – Мне удалось его припугнуть. Еще бы минута – и слил бы адрес как миленький. Но – не повезло. Появился хозяин пиццерии. А тот, сразу видно, тертый калач. Тут же понял, что я не имею права ни о чем спрашивать. – Почему – не имеешь? Ты же полицейский! Вернер грустно улыбнулся и потрепал Габриэлу по волосам. – Так уж устроен мир, сестренка. По закону, для того, чтобы я мог опрашивать кого бы то ни было, у меня на руках должна быть специальная бумага. До тех пор, пока ее нет, ни на какие мои вопросы люди отвечать не обязаны. Оказание помощи следствию – исключительно их добрая воля. – Но почему же этот дядька не захотел помочь? – Габриэла нахмурилась. – Я бы обязательно помогла! Ведь если о чем-то спрашивает полицейский, ясно же, что не для своего удовольствия! Что он что-то расследует. – Вот именно поэтому, – хмыкнул Вернер. – Такой уж тут контингент. Скорее сдохнут, чем лишнее слово полиции скажут. – Почему? – Потому что здесь живут люди, которые не привыкли доверять властям. Многим из них есть что скрывать. А если даже и нечего – общаться с полицией они не любят. Парнишка – из эмигрантов, ты же слышала по акценту. Да и хозяин, думаю, тоже. – Курьер – эмигрант? – вмешался Тимофей. Габриэла фыркнула: – Конечно! У него акцент – хуже, чем у тебя. Сам Тимофей на это поначалу не обратил внимания. Он подумал. Повернулся к Вернеру. – А вы можете достать бумагу, о которой говорили? Чтобы вызвать хозяина пиццерии на допрос? Вернер покачал головой: – Боюсь, что нет. Я ведь не имею отношения к расследованию. Все, что могу сделать, это попросить коллег об одолжении. Но не уверен, что к моей просьбе отнесутся с пониманием. Я пока не того полета птица. – То есть адрес того, кто заказывал пиццу, вы не узнаете? – Я попытаюсь, – повторил Вернер. – Но по закону – это будет очень сложно сделать. И точно – не быстро. – Иногда мне кажется, что большинство законов люди придумали для того, чтобы усложнить себе жизнь, – пробормотал Тимофей. – Что, прости? – Ничего. – Тимофей взялся за ручку двери. – Подождите здесь, пожалуйста. Я скоро приду. – Куда ты?! – Габриэла выскочила из машины вслед за ним. Вернер тоже вышел. Спросил: – Что ты собрался делать? – Попробую сам поговорить с курьером. – Значит, с одноклассниками ты говорить не можешь, – возмутилась Габриэла, – а с этим парнем – пожалуйста? Никаких проблем? – Проблем достаточно. Но я попробую… Не ходи за мной. – Тимофей сбросил руку Габриэлы со своего локтя и решительно зашагал обратно в пиццерию. Парнишка-курьер как раз вышел из дверей с зеленым коробом за плечами. Принялся отстегивать от стойки ржавый велосипед. Тимофей подошел к нему. Через десять минут вернулся и сел в машину. Сказал: – Вильгельм-штрассе, дом двадцать три. Номер квартиры курьер не помнит, где она расположена – не знает. Хозяин обычно встречал его возле лифта. – Ого, – обронил Вернер. – И как же тебе удалось добыть информацию? Что ты ему сказал? – Это не имеет значения. – Тимофей откинулся на спинку сиденья. – Поехали, пожалуйста. Будем надеяться, что в этом доме не очень много квартир. * * * – А что ты ему сказал? – вполголоса повторила вопрос Вернера Габриэла, когда машина тронулась. – Не имеет значения. – Ну скажи! Жалко тебе? Мне же интересно. Ты – и разговариваешь! С незнакомым человеком. Да еще умудряешься раздобыть информацию, которую не смог вытянуть профессиональный коп! – Вот именно потому, что Вернер – коп, он и не смог ее вытянуть, – сказал Тимофей. – И ты не смогла… Подобное тянется к подобному, а непохожесть – отталкивает. Бравый полицейский и девочка из хорошей семьи – не те люди, которые вызовут доверие у парня, живущего в арабском квартале. – А ты? Ты, между прочим, на местного обитателя тоже не очень-то похож. – Не похож. Но я, как и этот парень, говорю с жутким акцентом. Понадеялся даже, что он тоже русский, но оказалось – нет… Это, впрочем, нашему разговору не помешало. – Да что ты ему сказал, в конце-то концов? – Габриэла заглянула Тимофею в глаза. Пообещала: – Клянусь, что унесу твою тайну в могилу! – Сказал, что я тоже эмигрант. Что от нас с мамой ушел отец и я пытаюсь его найти. Попросил мне помочь.