– Что Брюнхильда говорит об Оскаре? – спросил Тимофей, налив себе второй бокал. Вероника рассказала о том, как Оскар подглядывал за Брю на школьной спортплощадке. – Так вообще бывает? – спросила Вероника. – Педофилические наклонности? К сожалению, да. – Тиш, убью! – нахмурилась Вероника. – Я про психотип, или как ты это называешь. Все-таки подглядывать за школьницами – это одно, а завалить анонимками взрослую девушку – другое. Ну и убить троих человек – это, по-моему, вообще третье. Может, у него не раздвоение, а растроение личности? А? Тимофей дернул плечом. Смотрел он все время в сторону, на картинку, висящую на стене. – Человеческая психика – это не жесткая неизменная система. Если помнишь Сигнальщика… – Еще бы мне его не помнить! – …то он вышел за рамки своей модели дважды. Во время своей последней сессии действовал по совершенно иным мотивам – мстил за друга. А в последнем эпизоде коренным образом изменил почерк. Вместо ножа – взрывчатка, вместо парка – старинная башня. Мы не сможем понять, что происходило в голове Оскара, до тех пор, пока не поговорим с ним. – Боюсь, мы с ним уже не поговорим… – Вероника взглянула на окно. Снаружи все еще мела пурга и завывал ветер. – Брю спрашивала, будешь ли ты делать видос обо всем этом. – Зависит от того, что мы узнаем от Оскара. – Ты думаешь, его найдут живым? – Уверен. – Почему? – Потому. Вероника приподняла брови: – Ого. Это что – иррациональная вера? – Нет. Это – уверенность. – Ни на чем не основанная? – Не считаю нужным раскрывать свои основания. Как ты себя чувствуешь после приема пищи? – Сонно, – призналась Вероника. – Кстати, спасибо. Было очень мило с твоей стороны. Тимофей молча забрал тарелку и понес ее к мойке. Зажурчала вода. Вероника покачала головой. Да уж, романтический ужин на Южном полюсе в окружении трупов. Поистине, жизнь – дама экстравагантная и непредсказуемая. – Я тут подумала, – сказала она. – Хоть и бред, но все как-то более-менее сходится. Тот мужик, который должен был приехать сюда вместо Генриха – он ведь заболел, так? А Оскар – врач. Он мог как-то ему навредить… – Оскар был пластическим хирургом, – сказал Тимофей, выключил воду и поставил тарелку на сушилку. – Пьяным изуродовал пациентку, после чего его взяли на работу только сюда. – Ну вот! – воскликнула Вероника. – Держу пари, что он специально все это подстроил! Как-то повредил спину тому мужику, Бертрану, чтобы вместо него поехал Генрих. Чтобы на него можно было повесить все подозрения! – А зачем же тогда Оскар его убил? – Тимофей повернулся спиной к мойке и посмотрел на Веронику. – Эм… А вот это – хрен его знает, – смутилась Вероника. – Слушай, ну он же псих! Мало ли, что там перемкнуло! В остальном-то ведь все сходится, так? Оскар хотел прикончить Брю – но перепутал ее с Габриэлой. Потом увидел, как Брю с Лоуренсом… И психанул – убил Лоуренса. Наверное, зарезал бы и ее, если бы она не успела закричать. Тимофей вдруг улыбнулся: – В каждом уравнении, которое мы составляем, нет места хотя бы для одного элемента. Всегда что-то выпадает. Всю правду мы узнаем, когда все элементы встанут в одно уравнение. И Генрих, и Лоуренс, и Габриэла, и отвертка – всё. А для этого мне нужен Оскар. И ты. – Я? – удивилась Вероника. – В смысле? – Переночуй сегодня у меня, – сказал Тимофей. У Вероники отвисла челюсть. – Мою подругу детства убили. Я не сумел разгадать эту загадку из-за того, что подозревал сам себя. Мне приходится пить вино, чтобы заглушить стресс. Я просто прошу тебя побыть со мной. Тимофей говорил бесстрастно, как и всегда. Перечислял факты. Веронике пришлось провернуть небольшую работу в сфере воображения, чтобы услышать за этим сухим тоном крик о помощи. – О’кей, – пожала плечами она. – Без проблем, только предупрежу Брю. – Зайдем к ней вместе, – кивнул Тимофей. – Спасибо. Послышались шаги, и в кухню вошел повар с огромным разделочным ножом в руках. Вероника вздрогнула. – Вы что здесь делаете? – спросил повар хриплым голосом, почти прорычал. «Кто ел из моей чашки?» – мелькнуло в голове у Вероники. – Поздний ужин, – сказал Тимофей. – За идиота меня держите? – Повар переводил лезвие ножа с Тимофея на Веронику и обратно. – Не-е-ет, хватит с меня всего этого дерьма! А ну, пошли к себе в комнаты! Запритесь там и не выходите до тех пор, пока не закончится мое дежурство! – Именно так мы и собирались поступить, – сказал Тимофей. – Не умничай, мальчик! Можете сколько угодно валить вину на Оскара, но когда следователи приедут, они вычислят, что убийца – один из вас! Оскар мне три года назад трахеотомию сделал, с того света вытащил. Я ему не то что свою жизнь – жизнь своих детей доверю! А вы… – Мы уже уходим, – сказал Тимофей. – Вероника? Вероника взяла со стола планшет и, вежливо улыбнувшись, протиснулась мимо повара. 73 ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД Первым отмер Вернер. Приказал Тимофею и Габриэле: – Стойте здесь! – и кинулся в погоню. Колокольчик на хлопнувшей двери звякнул так отчаянно, что Габриэле стало его жаль. Звон еще раздавался у нее в ушах, когда Тимофей, не говоря ни слова, выбежал из магазина вслед за Вернером. Габриэла оглянулась на единственного человека, оставшегося с ней, – китаянку. Кивнув на принесенные Вернером бутылки, сказала: – Мы не будем это покупать. Извините, – и тоже выбежала из магазина. Дурацкая мысль, пришедшая почему-то в голову: китаянка не выглядела расстроенной. Скорее, восхищенной. Должно быть, не каждый день в ее магазине устраивали такие шоу. Выбежав, Габриэла едва успела заметить Тимофея, свернувшего за угол дома. Устремилась туда же и увидела детскую площадку. Малыши под присмотром мам и нянь качались на качелях, играли в песочнице и лазили по пластиковым горкам. К тому моменту, как Габриэла выбежала из-за угла, Тимофей уже пересек площадку и несся дальше. Габриэла, стараясь не терять его из виду, бросилась следом. Ч-черт!!! Кто-то из малышей столкнул с горки игрушечный самосвал. Тот покатился под ноги бегущей Габриэле. Она споткнулась о машинку и упала – растянувшись во весь рост. – Девочка!.. – Ты не ушиблась?.. – Тебе помочь?.. Габриэлу обступили мамы и няни. Она почти не ушиблась – резиновое покрытие площадки, рассчитанное на нетвердо стоящих на ногах малышей, погасило удар. И даже не испачкалась. Но время было безвозвратно потеряно – когда Габриэла поднялась на ноги, Тимофея уже не увидела. Невежливо отмахнувшись от причитающих мам и нянь, Габриэла бегом пересекла площадку. Огляделась. Площадка располагалась между двумя домами. За следующим, дальним домом виднелся забор, отгораживающий здание спортивного комплекса. У забора Габриэла разглядела две знакомые фигуры и побежала к ним. Вернер держал в руках куртку. Выглядела она точь-в-точь как та, в которую был одет беглец. Потертая джинсовая куртка – Габриэла подумала, что ее купили задолго до того, как появилась на свет она сама. Габриэла знала людей, которые тяжело расстаются со старыми вещами. Мамин брат, дядя Шухарт, был таким. Запросто мог надеть ветровку или кардиган, которые покупал еще когда учился в колледже – благо, в размере дядя Шухарт с тех пор не изменился. Его жена ворчала, но старые вещи не выбрасывала. И выглядели эти вещи совсем не так, как куртка, которую вертел в руках Вернер. Дядя Шухарт не выбрасывал старье, потому что к нему привык. Хозяин этой куртки не выбрасывал ее потому, что махнул на себя рукой. Ему было все равно, как он выглядит. И просто не приходило в голову, что можно зайти, например, в секонд-хенд и подобрать себе что-то гораздо более приличное – заплатив за это сущие копейки. Если за состоянием вещей дяди Шухарта тщательно следила его жена, то об этой куртке Габриэла не могла сказать, как давно она бывала в прачечной. Человек, потерявший ее, был еще не бездомным. Он пока не опустился на самое дно. Но уверенно туда стремился – в этом Габриэла отчего-то не сомневалась. Рукава куртки порвались под мышками. А сама она оказалась вывернутой наизнанку. – Он полез через забор, – объяснил Вернер в ответ на вопрос Габриэлы. – Зацепился курткой, повис. Увидел, что я его догоняю, поднял руки и вывернулся. Я бы его уже не догнал… Да и, если рассудить, догони я его – что бы предъявил? Мы ведь толком ничего не знаем. Не знаем даже, кто он такой. Тимофей стоял рядом с Вернером. Он, по своему обыкновению, молчал.