– А документов нет? – спросила Габриэла. Вернер покачал головой. – Ни телефона, ни документов. Ни хоть какого завалящего чека… Но, тем не менее, продолжил обшаривать карманы куртки. И вдруг воскликнул: – О! Нащупав что-то, нырнул пальцами во внутренний карман. И вытащил из него почтовый конверт. Конверт выглядел так, словно о нем надолго забыли. Он был помят и потерт на сгибах. – Давно с собой таскает, – подтвердил догадки Габриэлы Вернер. – Так, ну адреса нет… Он повертел конверт – на котором действительно не были указаны ни адрес, ни имя получателя. Конверт не был даже заклеен. Вернер открыл его и вытащил сложенный вчетверо лист бумаги. Прочитав отпечатанные на принтере слова, присвистнул. «Завтра, в 15.00, оставишь ту же сумму в том же месте. Если опоздаешь хоть на минуту, господин Беренс все узнает». Подписи на листе не было. – И что это значит? – спросила Габриэла. Вернер вздохнул: – Это называется «шантаж», малышка. Человек, который от нас убежал, знал что-то о другом человеке. Такое, что тому, другому, не хотелось афишировать. Не хотелось настолько, что готов был отдать любые деньги – лишь бы правда не вылезла наружу. И, судя по всему, отдавал он эти деньги уже не раз. – Почему вы так думаете? – спросил Тимофей. Это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как вместе с Вернером оказался у забора. – Потому что тут написано: ту же сумму, в том же месте? Вернер кивнул: – Тот парень, которому адресовано письмо, уже платил шантажисту. И думается мне – не однажды. – Почему? – Потому что это письмо не дошло до адресата. Он его написал – но не отправил. Таскал в кармане, скорее всего, просто потому, что забыл выбросить. А это значит, что тот, другой парень перестал платить. – Нет, – сказал Тимофей. Вернер вопросительно посмотрел на него. – Как он мог отказаться платить, не получив письма? Ведь если он его не получил, то и не знал, что с него опять требуют деньги. Значит, это письмо перестало быть актуальным по какой-то другой причине. – Да, пожалуй. – Вернер вдруг улыбнулся. – Знаешь… А из тебя получится неплохой коп. – Нет, – отрезал Тимофей. – Нет? – Нет. Не получится. – Ты слишком строг к себе. – Вернер потрепал Тимофея по плечу. – Я когда-то тоже думал, что из меня ничего не выйдет. Но… – Я не думаю, что из меня ничего не выйдет. Я просто не хочу работать в полиции. – Вот как? И почему же? – Потому что вы – не свободны. Вернер невесело усмехнулся: – Никто в этом мире не свободен, парень. Повзрослеешь – поймешь. Увы. – И как же теперь искать этого человека? – вмешалась Габриэла. – Того, который убежал? – Самый простой способ его найти – спросить у твоей мамы, кто это. – Вернер повернулся к Тимофею. – Все, что мог сделать ты сам, уже сделал. Дальше нужна помощь твоей мамы. Скажи, что мы разыскали ее предположительного знакомого. И что у него в кармане лежало письмо странного содержания. Вот, можешь ей показать. – Вернер протянул конверт Тимофею. – Возможно, что-то прояснится. – А разве это не вещественное доказательство? – снова влезла Габриэла. Вернер подмигнул: – Ну, я же не работаю над этим делом. Конверт вы могли раздобыть и без меня – посему, полагаю, имеете полное право распоряжаться им как угодно. А мне что-то настойчиво подсказывает, что фрау Бурлакофф с родным сыном будет более откровенна, чем с представителем власти. Позвони мне, когда поговоришь с мамой. – Он взглянул на Тимофея. – Расскажешь, что удалось выяснить. Хорошо? Тимофей молча кивнул и убрал конверт в карман куртки. 74 Как и обещали сводки, метель улеглась к полудню. Три снегохода отправились в путь сразу после завтрака, унося на себе Конрада, Огастеса и Йоргенсена. – Вы же понимаете, что все это мы делаем для очистки совести? – прозвучал в наушниках Конрада голос Огастеса. – Если мы этого не сделаем, будем отвечать по статье «преступная халатность», – сказал Конрад. – Так что хватит болтать и смотри в оба. – Ублюдок, устроивший бойню, замерз насмерть в Антарктиде, – не унимался Огастес. – По-моему, в этом всего лишь воплотилась высшая справедливость. Конрад не ответил. Он думал о тех, кто остался на станции. Горничные, повар и его помощник со сломанной ногой. Три трупа. И трое туристов, один из которых – более чем необычный человек. Чего стоит только эта его просьба, больше напоминающая приказ. Конрад до сих пор не решил, будет ли ее выполнять. В конце концов, погода наладилась, над головой светит ослепительное солнце, к вечеру приедут следователи. Почему бы им не разобраться с этим делом самостоятельно? Размеренная жизнь на станции превратилась в ад, в фильм ужасов. Три трупа – это как минимум. Четвертый, скорее всего, они найдут сейчас. И все это за… сколько? Сутки? У станции «Сириус» есть все шансы войти в историю Антарктиды. Вот только вряд ли после всего происшедшего увеличится поток туристов… Пожалуй, при любом исходе пора обновить резюме. До пенсии осталось всего-то пять лет, Конрад надеялся провести их здесь, на спокойном месте. И вот… Впрочем, полярники – не те люди, которые раскисают перед трудностями. – Мы его даже не увидим, – вновь возник в треске помех голос Огастеса. – Держу пари, его занесло снегом так, что… – На десять часов подозрительный холмик, – перебил его голос Йоргенсена. Конрад повернул голову. Он мигом сообразил, о чем говорит врач. Посреди более-менее ровной поверхности снега виднелось возвышение неправильной, неестественной формы. – Так на что ты там готов был спорить, Огастес? Огастес промолчал. Но даже в молчании Конрад расслышал недовольство и усмехнулся. Огастес был отличным парнем, прекрасным работником, но его цинизм временами раздражал. Конрада очень многое в последнее время раздражало. А раздражение требовало выхода. Н-да… Три снегохода, один за другим, остановились рядом с холмом. Конрад первым надел снегоступы и подошел ближе. Рукой в перчатке смахнул снег, и показалась одна из гусениц. Снегоход Оскара лежал на боку. – Идиот не справился с управлением, – прокомментировал Огастес. – При таком ветре он добрался аж досюда, – сказал Конрад. – Управлял уж точно не как идиот. – Ну давай поставим ему здесь памятник. Вот прямо на этом самом месте. Я даже знаю, что написать: «Самый лучший водитель среди серийных убийц! От благодарных выживших». Конрад проигнорировал очередное выступление. Срываться нельзя. Сейчас – точно нельзя. Не здесь, не при Йоргенсене… Он взял лопатку и принялся откапывать снегоход. Врач хотел было присоединиться к нему, но вдруг замер. – Доминик, – тихо сказал он, – по-моему, копать надо там. Конрад проследил за его взглядом и увидел в десяти метрах холмик поменьше. Бросились туда. Огастес не отставал. – Если этот сукин сын каким-то чудом жив – я могу случайно добить его лопаткой, – предложил он. – Не можешь, – сказал Конрад. – Злобные ублюдки вроде тебя способны убить только на войне. – Точно, я и забыл, что ты прекрасно разбираешься в людях и никогда не взял бы на работу убийцу! Конрад проглотил и это – хотя глаза уже подернула пелена ярости. Лопаткой он пользоваться не стал, разгребал снег руками. Это странным образом помогало унять раздражение. Вскоре показалась ярко-красная водительская спецовка, которую Оскар надел перед тем как совершить свой безумный побег. – Вытаскиваем? – спросил Огастес.