– Оно шляется по всему городу, – мрачно сообщил Бреннон псу. – Без всякой системы. Мерфи, Маккарти и отец Тайн принадлежали к разным кругам общества и едва ли могли пересечься где-то, кроме собора. Но по ночам там мог ошиваться разве что поп, так что… – Вы отыскали Библию? – спросил консультант. Раздражение Натана ослабло. Иногда Лонгсдейл был способен и к разумным вещам. – Пока нет. Но я отправил на поиски всех, кого мог. Наша единственная зацепка – это место, где кто-то подобрал Библию. Там оно и напало. Возможно, тогда нам удастся выяснить, где же жертвы могли пересечься. Найти отправную точку. Лонгсдейл промолчал. Склонил голову набок и принялся бессистемно водить пальцем по карте. Здоровяк следил за его движением с нарастающим интересом. – Какой путь проходит ребенок от рождения до смерти? – вопросил консультант. Бреннон чуть не приколол палец булавкой к собору. – Что вы порете? Пес поднял морду и уставился в лицо Лонгсдейла. – Рождение, – меланхолично продолжал тот, – где-нибудь в подвале, с помощью пьяной повитухи. Крещение – тайком, под осуждающим взглядом священника. И смерть – чаще всего в ближайшей реке. Или озере. Натан тяжело оперся кулаками о карту. Следы на снегу принадлежали ребенку. – Разве дети не рожаются безгрешными? – Дело в смерти, а не в безгрешности. Натан прочертил извилистый путь по красным булавкам. Смерть в озере – крещение в соборе – место рождения? Допустим, отец Тайн крестил ребенка, а Маккарти мог иметь какое-то отношение к родам как бывший врач. Но при чем тут пивовар Мерфи? Ребенок родился в его доме? Зачат там? – Кто же тогда четвертый? – спохватился Натан. – Отец ребенка? Или это Мерфи? Консультант покачал головой. – Нет, – пробормотал Бреннон. – Но тогда кто? – Четвертый – аптекарь. – Лонгсдейл взял газету, зашуршал страницами и сунул объявлениями под нос комиссару. – Аптекари нелегально смешивают средства для абортов. Продают под видом «облегчающих микстур». Комиссар стукнул кулаком по столу и сорвал с кресла сюртук. – Финнел! Дежурный галопом пронесся по коридору. – Сэр?! – Я – в дом Маккарти. Найди среди пропавших всех фармацевтов, аптекарей и их помощников. Пусть Риган сличит описания с нашей последней неопознанной жертвой. И досье на Маккарти ко мне, все, что найдете. Живо! – Думаете, она замешана? – тихо спросил консультант. Бреннон покачал головой. – Не уверен. Но нелегальные аборты – это всегда крики, кровь и… отходы, – глуше добавил комиссар. Ему доводилось брать с поличным тех, кто делал подпольные аборты, – и это были те редкие воспоминания, от которых Натан иногда просыпался в холодном поту. – Аборт – это штука, которую сложно сделать незаметно. По меньшей мере, женщина будет кричать. Лонгсдейл изучающе оглядел миссис Хьюз. Забившись в угол, она судорожно прижимала к себе детей; правда, на всю ораву ее рук не хватило, только на двоих. Остальные семеро сбились в кучку за спиной матери. Худая, замученная жизнью женщина, отметил комиссар. Она часто смаргивала слезы, губы у нее слабо дрожали; еще немного дожать и… – Тут не аборт, что-то другое, – прошептал консультант. – Нет следов. – Чего? – Запаха. – Кровь давно смыли. – Не кровь. Такие места пахнут смертью. – А тут вам не пахнет, – буркнул Бреннон и покосился на Здоровяка. Пес, едва переступив порог дома, принял деятельное участие в обыске – уткнул нос в пол и стал вынюхивать. Полицейские почтительно не мешали. Собака методично обошла комнату и остановилась перед миссис Хьюз. Женщина сильнее прижала к себе детей. Здоровяк понюхал пол у ее ног и потянулся носом к подолу. – Уберите его! – взвизгнула миссис Хьюз. – В чем дело? – поинтересовался Бреннон. – Боитесь собачек? Или пол недотерли после аборта? – Господи, о чем вы говорите?! – Мы проведем опрос соседей. Они-то расскажут, как часто сюда приходили незнакомые женщины. И уж не сомневайтесь, все ужасы распишут в красках. – Боже мой, да какие женщины? Какие ужасы? О чем вы?! На щеках женщины проступили красные пятна. Один из младших детей зашмыгал носом и заревел. – О воплях, – невозмутимо продолжал комиссар, не сводя с нее тяжелого взгляда. – Об окровавленных тряпках. Об отходах, в конце концов. Где вы их закапывали, кстати? Миссис Хьюз побелела и привалилась к стене: ноги уже ее не держали. – Н-неправда, – пролепетала она. – Сэр, – в комнату заглянул полицейский, – прислали досье на Маккарти. Комиссар взял неожиданно увесистую папку, и она раскрылась сама там, где была вложена еще одна папка, потоньше. Бреннон прочел название и поднял глаза на супругу пристава Хьюза. – Ваш домовладелец, мэм, двадцать восемь лет проработал врачом в муниципальной больнице для бедных. Думаю, он знал, с какой стороны засовывать щипцы. Лонгсдейл выхватил у комиссара папку и принялся быстро листать. Миссис Хьюз всхлипнула, закрыла лицо передником и залилась слезами. – Послушайте, – зашипел консультант, – здесь дело не в этом! – А в чем? – У нее самой девять детей! Она не стала бы делать аборты другим! – Еще как стала бы. Чужие – это не свои. С год назад мы повесили одну дамочку, у которой было шестеро своих чад, однако при этом она восемь лет вычищала нежелательных детей. – Но сами подумайте – жил бы Маккарти в одном доме с девятью детьми, если бы так их ненавидел? Его комнаты на втором этаже… – Дело не в ненависти, – Бреннон забрал папку, – а в наживе. Сколько они вам платили, миссис Хьюз? Плач женщины перешел в судорожные рыдания. – Забирайте, – кивнул полицейским Бреннон. – И позовите кого-нибудь из соседок, пусть присмотрят за ее выводком, пока супруг не вернется. – Не-е-е-е-ет! – взвыла миссис Хьюз. – Нет, ради бога! Я расскажу, только, пожалуйста… Мои дети! Ох, боже, боже!.. – Я же говорю, чужих не жалко, – пожал плечами комиссар. – Только своих. И то не всегда. Отведите ее в какую-нибудь комнату и присматривайте, чтоб не сбежала. Лонгсдейл сжал губы. Пес проследил за полицейскими, которые не столько вывели, сколько выволокли миссис Хьюз в соседнюю комнату. – Вы что? – тихо спросил консультант. – Зачем вы так? Она никого не убивала. – Вы идиот или у вас память как у золотой рыбки? – процедил Бреннон. – Вы же сами сказали, что прошлой ночью тварь осталась голодной, а значит, сегодня после заката она снова выйдет на охоту. И у нас всего восемь с чем-то часов, чтобы узнать, на кого она бросится в этот раз. У меня нет времени на сантименты и уговоры. Соседней комнатой оказалась крохотная столовая. Миссис Хьюз сидела за столом, на самом краешке стула, комкала передник и шмыгала носом. Кто-то из полицейских пожертвовал ей свой носовой платок. Бреннон с громким хлопком бросил на стол папку, и жена пристава подскочила на стуле, будто ужаленная. – Ну? – сухо спросил комиссар, нависая над ней. Он уперся одной рукой в спинку стула, другой – в стол, и женщина испуганно сжалась в комочек, отодвинулась от него как можно дальше. – Я… я ее не знала… – пролепетала она и облизнула губы. – Мистер Маккарти привел ее к нам зимой, с улицы… Хотя она была не уличная, нет! Ну… Не из этих, падших… Наверное. – Миссис Хьюз сглотнула. – Она была в таком сером платье, очень скромном, и старом пальто, и шали. Мистер Маккарти сказал, что у нее отошли воды прямо на улице… Я… я не знаю, зачем он ее привел… Зачем он ее привел! – с остервенением выкрикнула она. – Она родила? – спросил комиссар. Миссис Хьюз кивнула и утерла глаза. – Да. Мальчика. Я помогала. Мистер Маккарти сказал, что нужна акушерка, и велел мне… – Что с ними стало?