Он тогда сказал: «Люди… Они всегда не то, чем кажутся», а она спросила: «Это наблюдение? Или предупреждение?» – «В смысле – предупреждение?» – «Может быть, ты хочешь, сказать, что совсем не такой, каким я тебя вижу?». Он помолчал и согласился: «Может быть», а Холли выдержала паузу и сказала: «Знаешь, а мне плевать». Теперь Джим был уверен, что действительно пытался ее предупредить. Тихий внутренний голос подсказывал: Холли права в своем анализе, сущности с мельницы на самом деле – две его составляющие. Но если у него и правда проблемы, вряд ли его состояние можно описать как душевную нестабильность или жизненный тупик. Нет, это чистой воды безумие. Они выехали на Мейн-стрит. Город казался загадочным, темным и зловещим – возможно, потому, что хранил тайну, разоблачение которой могло подтолкнуть Джима к шагу в пропасть по одну или другую сторону его воображаемого гребня. Где-то он читал, что только сумасшедшие абсолютно уверены в своем психическом здоровье. Он не был ни в чем уверен, но легче ему от этого не становилось. Джим подозревал, что безумие – это квинтэссенция неуверенности, лихорадочные и тщетные поиски ответов и твердой почвы под ногами. Разум – обитель уверенности. Холли остановилась у тротуара напротив аптеки «Хандал» – в восточном конце Мейн-стрит. – Начнем отсюда, – сказала она. – Почему? – Потому что именно это значимое место ты показал мне первым. Джим вышел из «форда» в тень растущих вдоль тротуаров магнолий, чьи раскидистые кроны сходились шатром над дорогой. Деревья приукрашивали город, но казалось, что они будто не отсюда. Холли открыла парадную дверь датского домика, и фацетные стекла, точно бриллианты, засверкали всеми своими гранями. Звякнул колокольчик. У Джима чаще застучало сердце. Нет, он не вспомнил некое важное событие, имевшее место в стенах аптеки двадцать пять лет назад, но почувствовал, что они ступили на верный путь. В левой части здания располагалось кафе, тут же стоял автомат с содовой. Через арочный проход Джим увидел нескольких людей за завтраком. Сразу у двери громоздился маленький, заваленный утренними газетами стенд, в основном ежедневными из Санта-Барбары, но попадались и журналы. А рядом со стендом была вращающаяся проволочная стойка с книгами в мягкой обложке. – Здесь я покупал книги, – сказал Джим. – Я уже тогда любил читать – жаль, не мог скупить все. В аптеку вела арка справа. В плане ассортимента это была типичная современная американская аптека: косметики и средств по уходу за кожей и волосами здесь продавалось гораздо больше, чем лекарств. Но интересна она была не товаром, а своей самобытностью: деревянными полками вместо металлических или из ДСП, полированными гранитными столешницами. В воздухе витал приятный аромат восковых свечей и развесных леденцов, он смешивался со слабым запахом этилового спирта и разнообразных снадобий, а из «сырого» ящика для сигар веяло табаком. Час был ранний, но фармацевт, он же кассир, уже вовсю работал. Корбетт Хандал собственной персоной. Плотный, широкоплечий, седой, усатый мужчина в накрахмаленном белом халате поверх отглаженной синей рубашки. Он поднял голову и воскликнул: – Джим Айронхарт, ну надо же! Сколько уж не виделись? Три, нет, четыре года? Они пожали друг другу руки. – Четыре года и четыре месяца, – сказал Джим. Он чуть не добавил «со смерти дедушки», но вдруг осекся. Хандал опрыскал «Виндексом» прилавок, где выдавались рецептурные препараты, и, протирая его бумажным полотенцем, улыбнулся Холли: – Кто бы вы ни были, я безмерно благодарен, что вы своей красотой озарили это хмурое утро. Корбетт оказался типичным для такого городка фармацевтом. Доброжелательный и довольно общительный, он вполне мог сойти за обычного горожанина, но благодаря роду деятельности принадлежал к высшему социальному классу. Он был в меру задирист, чтобы считаться местной знаменитостью, но при этом был компетентным и добросовестным, так что в надежности приготовленных им лекарств никто никогда не сомневался. Местные жители часто заглядывали в аптеку, просто чтобы поздороваться и поболтать о том о сем, а его искренний интерес к людям шел на пользу его делу. Он работал в этой аптеке уже тридцать три года, а хозяином стал двадцать семь лет назад после смерти отца. Хандала при всем желании нельзя было назвать опасным человеком, но Джим внезапно почувствовал угрозу. Ему захотелось уйти из аптеки, пока… Пока что? Пока Хандал не сказал что-нибудь не то, пока не сболтнул лишнего. – Я невеста Джима, – представилась Холли. Вот так сюрприз! – Поздравляю, Джим, – сказал Хандал. – Тебе очень повезло. Юная леди, надеюсь, вы знаете, что Айронхарты поменяли фамилию с Айронхедов? Уж больно точно она описывала их характер – упрямые как черти. Он подмигнул Холли и рассмеялся. – Джим устроил мне экскурсию по своим любимым местам. Полагаю, это и называется сентиментальным путешествием, – улыбнулась Холли. Хандал, сдвинув брови, посмотрел на Джима: – Вот уж не думал, что ты заскучаешь по нашему городку. – Все течет, все изменяется, – пожал плечами Джим. – Это радует. – Хандал снова посмотрел на Холли. – Он начал ко мне заходить вскоре после того, как приехал жить к дедушке с бабушкой. Всегда приходил по вторникам и пятницам, в эти дни мой поставщик из Санта-Барбары привозит книги и журналы. Он отставил «Виндекс» в сторону и принялся поправлять выложенные в витринах рядом с кассой жевательные резинки, освежители дыхания, одноразовые зажигалки и карманные расчески. – Джим тогда был настоящим книголюбом. Не разлюбил книжки? – Не разлюбил. Джим с нарастающим беспокойством ждал, что Хандал скажет дальше, хотя и не представлял, что такого важного он может вдруг сказать. – Помнится, у тебя был довольно узкий круг интересов. – Корбетт снова повернулся к Холли. – Тратил все карманные деньги на фантастику и всякие ужастики. А в те времена на два доллара в неделю можно было разгуляться, книжки в мягкой обложке, если помните, стоили сорок пять – пятьдесят центов. Внезапно Джима настиг приступ клаустрофобии, его словно тяжелым покрывалом накрыли. Аптека стала вдруг очень тесной. Срочно на улицу! «Он идет, – подумал Джим, – он приближается». – Думаю, интерес к такого рода книжкам у него появился из-за родителей. – Это как? – нахмурилась Холли. – Я не очень хорошо знал Джейми, отца Джима, но мы учились в одной школе, и он был всего на год старше меня. Без обид, Джим, но у твоего отца были очень странные увлечения. Мир с тех пор так изменился, и, возможно, теперь они не покажутся такими уж странными, но тогда, в начале пятидесятых… – Странные увлечения? – настороженно переспросила Холли. Джим огляделся по сторонам, пытаясь понять, откуда надвигается угроза; какой путь к отступлению будет отрезан, а какой останется открыт. Он метался между принятием и отрицанием теории Холли. В данный конкретный момент Джим был уверен, что она не права. Сила не в нем. Враг – это абсолютно отдельная сущность, как и Друг. Враг – инопланетное зло, Друг – добро. В любую секунду он может появиться где угодно, из чего угодно. И сейчас Враг приближается. Джим знал, что он наступает с одним желанием – всех убить. Хандал не умолкал: – Мальчишкой Джейми часто приходил сюда – тогда хозяином был мой отец – и покупал старые журналы со всякими роботами и монстрами или с полуголыми красотками на обложке. Постоянно твердил, что когда-нибудь люди полетят на Луну. Из-за этого все считали его немного странным, но в итоге-то он оказался прав. Я нисколько не удивился, когда узнал, что он бросил карьеру бухгалтера, нашел жену из шоу-бизнеса и начал выступать в качестве менталиста. – Менталиста? – Холли удивленно посмотрела на Джима. – Я думала, твой отец работал бухгалтером, а мама актрисой. – Да, так и было, – нехотя ответил Джим. – До того, как они стали давать представления. Очень странно, но он почти забыл о шоу. Как он мог забыть? У него ведь все стены были завешаны фотографиями из поездок, он смотрел на них каждый день, но почему-то совсем забыл, что они были сделаны в гастрольных турах. Враг приближался все быстрее. Он близко. Очень близко. Джим не мог открыть рот, он даже пошевелить языком не мог. Враг приближался. Он не хочет, чтобы Джим предупредил ее. Он хочет застать ее врасплох. – Да, их гибель стала настоящей трагедией, – сказал Хандал, обмахивая полотенцем последнюю полку в витрине. – Ты, Джим, приехал к деду с бабушкой таким замкнутым, никто и двух слов из тебя не мог вытянуть. Холли теперь смотрела на Джима, а не на Хандала. Казалось, она чувствует, что он держится из последних сил. – Через год после смерти Лены Джим напрочь ушел в себя – будто онемел или решил до конца своих дней ни с кем не разговаривать. Помнишь, Джим? Потрясенная, Холли повернулась к Джиму: – Бабушка умерла на второй год после твоего переезда на ферму? Тебе тогда было только одиннадцать? «Я говорил, что бабушка умерла пять лет назад, – подумал Джим. – Зачем, если она умерла двадцать четыре года назад?» Враг приближается. Джим его чувствовал. Он совсем рядом. – Простите, что-то тут душновато, пойду подышу. Джим выскочил из аптеки, подошел к машине и стал глотать воздух. Он оглянулся, он не нашел Холли, она осталась в аптеке. Через окно было видно, что она разговаривает с Хандалом.