Выходя из помещения, он сунул ей в руку смятый листок – тот самый, который сорвал со стены. – Я не знал, клянусь, – шепнул он. – Я подозревал, да. Но, клянусь, не был уверен. Тана пыталась сосредоточиться на том, что говорила женщина: она объясняла, что нужно для подтверждения личности и где Тана должна встать, чтобы сделать фото, и показывала, где ставить подпись, – но не могла. Она смотрела на листок и разглаживала его, как будто надеялась, что фотография изменится. Семьдесят пять тысяч долларов за поимку или убийство Клыка Айстры. Но потрясла ее не сумма вознаграждения, а изображение. Это была копия копии, но Тана сразу узнала Габриэля. Он стоял в шикарном костюме на парижской улице и выглядел так, будто явился прямиком из девятнадцатого века: накрахмаленная рубашка, черный галстук-бабочка, шляпа на черных кудрях. Это был Габриэль, который, усмехаясь, смотрел прямо в камеру и в его глазах пылал с трудом сдерживаемый огонь. Это был Габриэль, сжимавший в руке трость так, будто хотел ударить фотографа по лицу. Сначала Тана подумала: какая забавная ошибка! Клык охотился за Габриэлем, он вырвался из своей клетки под Парижем, чтобы найти его. А потом вспомнила: когда Эйдан рассказывал, как вампиры за дверью грозили отвезти Габриэля к Клыку, Габриэль сказал, что это не совсем так. Вампир пытался поправить Эйдана, но она не обратила на это внимания. «Это не совсем так», – сказал он. Клык Айстры, безумный вампир. Она вспомнила то размытое видео. Его голова была закинута назад, лицо залито кровью, и она не запомнила черты его лица. Помнила только чудовище, которое смеялось и смеялось, охваченное животным безумием. Божественным безумием. Глава 16 Говорят, что смерть освобождает нас от любых обязательств. С праздниками Тане обычно не везло. Приезжали родители матери, обнимали Тану и Перл, говорили: как жаль, что мама никогда не увидит, как они выросли и какими красавицами стали. Другие бабушка с дедушкой – родители отца, – обычно отпускали обидные замечания о состоянии дома и мятых платьях девочек. Вздыхали по поводу переваренных зеленых бобов или подгоревшего жаркого. Тана слышала, как поздно вечером они говорили отцу, что тот должен снова жениться – это даст его дочерям стабильность и повысит их самооценку. И это поможет Тане забыть. Отец вырос в Питтсбурге. В пятнадцать лет он подделал документы, чтобы вместе с отцом и братьями работать на одном из двух оставшихся в городе сталелитейных заводов. Он много работал и сумел оплатить два года учебы в колледже, где изучал управление бизнесом. Затем поступил в государственный колледж в Филадельфии, а чтобы платить за учебу, работал санитаром в больнице. С матерью Таны он познакомился, возвращаясь домой после салюта в День независимости. Она плавала в городском фонтане, где ее друзья из училища искусств рискнули только намочить ноги. Она была похожа на прекрасную нимфу с картины, которую он видел как-то на занятиях в колледже. Идиотски улыбаясь, он прямо в одежде залез в фонтан, чтобы сказать ей об этом. Через несколько месяцев они поженились. Он любил ее больше жизни. Она была полна энергии – ураган, который, впрочем, иногда впадал в глубокую депрессию. В остальное время она была полна жизни. Без нее – как центра существования, – отец Таны чувствовал себя потерянным. Что бы ни говорили его родители, он не собирался жениться снова. Иногда он пытался с кем-то встречаться, но это быстро заканчивалось. Он приходил домой и шел в свою старую спальню – которая не менялась со дня смерти жены, – а потом возвращался на диван в рабочем кабинете, где спал с того же дня. Праздники проходили невесело. Отец Таны верил, что надо поступать правильно, и будь что будет. Много работать, оставаться честным, делать то, что должно быть сделано. Поступать правильно потому, что это правильно. И он считал, что правильные вещи и поступки по силам каждому, если найти хоть минуту, чтобы подумать об этом. Когда его жену укусил вампир, и у нее началась лихорадка, и кожа стала холодной, и она умоляла не доносить на нее, он знал, что делать. Ему было все равно, что пишут на плакатах, выпущенных правительством, и говорят по телевизору, призывая соблюдать карантин. Богачи платили частным больницам за то, чтобы их близких запирали в отдельных палатах. А такие, как он, превращали подвалы своих домов в тюрьмы с укрепленными дверями и тяжелыми цепями. Он был убежден, что запереть в подвале заболевшую Холодом жену – правильно; так он и поступил. Не дать старшей дочери истечь кровью и умереть тоже было правильно. Чтобы сделать это, надо было убить заразившуюся жену, так что он перерубил ей шею лопатой. Он не дрогнул, не отступил. Он не хотел этого делать, но все равно сделал. Несмотря на то, что это было чудовищно. Несмотря на то, что теперь он жил прошлым, двигаясь по жизни словно навстречу урагану. Он так погрузился в свое горе, что забывал сходить в магазин или выключить плиту, после того как разогрел себе обед. Тана иногда думала, не было ли у него фантазий, похожих на те, которые преследовали ее: не мерещилось ли ему, что его тоже укусили, и теперь он и его любимая жена-вампир все еще вместе. Вместе охотятся и плавают в фонтанах под огромной яркой луной. Взрослея, Тана считала, что у них с отцом мало общего. Она даже не была уверена в том, что он тогда поступил правильно. Но сейчас она думала об отце и не знала, хватит ли ей сил поступить правильно. Глава 17 Если оказаться очень близко от смерти, она может тебя поцеловать. Зима вернулся с Габриэлем, который из-за цепей едва передвигался. Эйдан и Полночь стояли рядом, поддерживая его и не давая упасть. Зима тащил их с Полночью багаж: мусорные мешки и чемодан. Охранники, подняв огнеметы, сопровождали всех в контору. При ярком свете Тана заметила, что один из них выше другого, с россыпью прыщей на подбородке. Под носом у второго охранника рос пушок, который со временем обещал стать светлыми усами. Они больше не смеялись, выглядели встревоженными, более того – потрясенными. Уже несколько недель им не приходилось напрягаться на работе. И, вероятно, уже несколько месяцев они не видели настоящего вампира. Габриэль шел, опустив голову, волосы падали ему на глаза, но, оказавшись рядом с Таной, он поднял лицо и улыбнулся так, как будто отлично проводил время. Она посмотрела на него, словно видела его в первый раз: и черную футболку, туго натянутую на груди, и черные джинсы, едва державшиеся на бедрах, и твердый взгляд алых глаз. Эта одежда принадлежала не ему, поняла Тана. Она так плохо сидела на нем, потому что он украл ее. Вероятно, снял с кого-то мертвого. Все это принадлежало не ему. Сердце Таны оглушительно забилось. Она подумала об ожерелье со сломанной застежкой, которое лежало на дне ее сумки, о деньгах, о новых ботинках. Сколько людей он убил с тех пор, как выбрался из клетки? «Клык Айстры, – думала она. – Это Клык Айстры. И он убил много людей. Очень много». Полночь улыбалась, держа Эйдана под руку, словно они собрались на вечеринку; ее волосы были откинуты назад. Зима сжал губы, стараясь не сказать лишнего. Женщина за стойкой вытащила пластиковую карту, висевшую у нее за пазухой на ремешке. – Я отведу их в комнаты для оформления. – Кто претендует на награду за вампира? – спросил прыщавый охранник. – Видимо, я, – ответила Тана, слегка подняв руку, как в школе. На мгновение она подумала: а что, если назвать его имя и потребовать полную награду? Этих денег хватит, чтобы отправить Перл в колледж. За Клыка Айстры могут дать и деньги, и метку. Может быть, у нее даже будет свое шоу: «Охотница из старшей школы». Она едва не фыркнула от смеха. – Отведите ее в комнату номер шесть, – сказал другой охранник седой женщине. – Что вы собираетесь… – начала Тана. – Не беспокойся, – произнес Габриэль, улыбаясь. – Я люблю сюрпризы. Он закрыл глаза. Длинные темные ресницы легли на щеки. Он потянулся, цепи упали на пол с громким звоном, в ярком свете стали видны все мышцы жилистого тела. Он, казалось, готовился к схватке, хотя выглядел совершенно безмятежным. Слишком безмятежным, чтобы быть чьим-то пленником. Вероятно, если она назовет его имя, он убьет всех, включая Тану. Или просто мрачно пожмет плечами и смирится с предательством. Тана не хотела ни того, ни другого. В детстве она иногда думала, каково это – встретиться с вампиром, который прожил много столетий? Ей казалось, что это все равно что познакомиться с очень старым человеком, который много повидал и может рассказать немало странных историй – начиная с Французской революции. Но сейчас, узнав Габриэля, она поняла, что каждый новый день не прибавлял ему возраста и опыта, а только отдалял от человеческой сущности. Он не выглядел старше, чем в день своей смерти; он выглядел абсолютно другим. – Сюда, – дрожащим голосом сказал охранник и подтолкнул древнего вампира прикладом огнемета. Тана задержала дыхание, но Габриэль послушно прошел в указанную дверь. Тану повели в другую сторону, к лифту. Женщина отвела ее в маленькую грязную комнату, выложенную кафелем. Примерно полчаса Тана просидела там в одиночестве на старой деревянной скамейке. Она хотела позвонить Полине, разбудить и рассказать правду, но телефон не находил сеть. Наконец пришел еще один охранник, с покрасневшими глазами. Он выглядел усталым, как будто его только что подняли с постели. От него пахло сигаретами и ополаскивателем для рта; редкие волосы, еще влажные после душа, были зачесаны через всю лысину. – Ну что же, – сказал он, садясь рядом с Таной. За ухом у него торчал карандаш, в руках он держал блокнот. – На севере штата произошло нападение вампиров. Они устроили там настоящую бойню. Ты что-нибудь об этом знаешь? – Я была там, – вероятно, это ему было известно, потому что выражение его лица не изменилось. Казалось невероятным, что всего сутки прошли с тех пор, как вампиры забрались на ферму Лэнса, и всего десять часов с тех пор, как ее ногу оцарапали чьи-то зубы. – Мне повезло, я осталась жива. И Эйдан тоже. Он заразился, но, по крайней мере, он жив. Тана подумала, что не стоило говорить об Эйдане, но охранник кивнул, как будто все это уже было ему известно. – А второй? Она начала отвечать, но потом подумала о смятой бумажке в кармане и о словах Габриэля перед первым постом. «Скажите им, что знаете меня. Что я такой же, как вы, один из вас, с вечеринки». Разумеется. Он прятался на самом виду – поэтому приехал с ними, поэтому помогал им. Он хотел проскользнуть в Холодный город как простой, только что обращенный юноша. Габриэль не хотел, чтобы кто-то знал, что он – чудовище с кладбища Пер-Лашез. Сама того не желая, она вспомнила, как он, весь в крови, смеялся и как улыбнулся, глядя на охранников. Может быть, идея убить всех в этом здании показалась ему забавной, но он приехал в Холодный город с какой-то целью. И эта цель требовала, чтобы никто не знал о его появлении. – Габриэль? Он тоже с вечеринки. Он учился в какой-то частной школе. На вечеринке он заразился, потом выпил моей крови и обратился. Мы не знали, куда идти, так что я привезла их сюда. – Сдаться – это их идея? Тана кивнула. – Они не хотели, чтобы кто-то пострадал. Она засомневалась, не слишком ли заметно, что она врет. – А что насчет Дженнифер и Джека Гэн? Говорят, вы подобрали их у «Последнего приюта». Тана улыбнулась. Такие обычные имена. Как раз такие, которые могла бы презирать Полночь. Тане показалось, что она узнала важную тайну. – Да, это так, – сказала она. – Они показались мне симпатичными. И у них есть связи в Холодном городе. Они предложили помочь нам устроиться внутри, если я их подвезу. – Ты совершаешь ту же ошибку, что и они, – нахмурился охранник. – Девочка, у тебя шок, какой бывает у любого, кто выжил после катастрофы. Не стоит сейчас принимать серьезные решения. Почему бы не позвонить твоим родителям, чтобы они тебя забрали? Можешь подумать о том, чтобы поехать в Холодный город позже, если ты этого действительно хочешь. – Но я же получу метку? – Тана подняла подбородок вверх. – Так что я смогу выйти. – Твои друзья мертвы. Я понимаю. Я видел фотографии. Наверное, это было ужасно. Но эти твари там, за стеной. Они помнят, что такое быть людьми, они притворяются людьми, но они больше не люди. Здесь карантин, а не парк развлечений. Даже с меткой тебе придется сдать кровь на анализ, чтобы выйти наружу. Никто из инфицированных не выйдет наружу. Ни при каких обстоятельствах. Ни один инфицированный и ни один кровопийца. Никогда. Даже с меткой. И там, внутри, много людей, которым хватит сил и злости убить тебя за эту метку. Там внутри есть отчаявшиеся люди, готовые на все. – Я знаю, – сказала Тана. Он кашлянул и грустно посмотрел на нее: – У меня дочь, твоя ровесница. Скажи мне, почему ты хочешь попасть туда? Назови мне хоть одну причину, и я от тебя отстану. «Я скорее всего заразилась», – подумала Тана. Это заставит его заткнуться. Но она не хотела видеть, как изменится выражение его лица, после того как она это скажет. Не хотела, чтобы он смотрел на нее, как на живого мертвеца. Она сделала глубокий вдох. – Дело не в том, что я хочу туда идти, – начала она, пытаясь связать слова, которые будут отчасти правдивыми, дать ответ, который не могла дать самой себе. – Нет, не так. Часть меня хочет этого. Мою мать укусили, и я иду тем же путем, которым могла пойти она, если бы обратилась. Я хочу видеть, что там. – Тана закатала рукав, показав охраннику шрам на руке, изуродованную бледную кожу, неровную плоть. – И теперь мне кажется, что я шла сюда всю жизнь, сама не зная об этом. Это было правдой. Не всей правдой, но Тана надеялась, что попытки заставить ее передумать на этом прекратятся. – Жди здесь, – сказал он, помолчав, затем встал и вышел, с грохотом захлопнув за собой дверь. Тана подумала, что, возможно, это была психологическая экспертиза. Она слышала о том, что теперь ты должен доказывать свою вменяемость и объяснять, зачем идешь в Холодный город. Раньше, чтобы попасть туда, нужно было иметь водительские права – даже если их действие приостановлено, – или идентификационную карточку, чтобы доказать, что тебе больше шестнадцати. Но теперь правила изменились. Теперь отказаться от своей прежней жизни было проще простого. Тана сидела в маленькой комнатке, смотрела на экран телефона, следя за тем, как идут минуты, приближая рассвет. Дверь открылась, вошла женщина из конторы. – У тебя есть с собой контрабанда? – задала она вопрос и провела досмотр, как сотрудник безопасности в аэропорту, когда срабатывает металлодетектор. Тана не знала, что считается запрещенным, но у нее с собой и так почти ничего не было. Она покачала головой. Женщина протянула ей маленький коричневый конверт из плотной бумаги, перевязанный лентой. – Вот твоя метка, бумаги, в которых сказано, что ты получила награду за вампира, и свидетельство о том, что лишена всех гражданских прав. Все ясно? – То есть, если я захочу выйти из Холодного города, мне нужно будет вернуться к воротам и показать метку? Женщина довольно долго смотрела на Тану. – Ты никогда оттуда не выйдешь, милая. Так что не переживай об этом.