В городе мертвых спят, пока время пролетает мимо. Держа арбалет перед собой, Тана кралась к дому через лужайку. Звуки вечеринки смолкли, и дом казался пустым, но окна из дымчатого стекла светились в темноте. Поднимаясь к боковой двери на длинной веранде, девушка заметила камеру, обращенную во двор. Огонек светился красным, камера была выключена, но Тана все равно постаралась не попасть в поле ее зрения. Сделав глубокий вдох, она повернула ручку на двери и проскользнула внутрь. Наверное, все охотники на вампиров начинали так – почти без снаряжения, но с серьезной причиной начать охоту. Она подумала о Перл, которая шла сейчас по грязным улицам Холодного города, и решила, что это отличная причина, и она будет держаться за нее изо всех сил. Когда Перл было десять лет, она с маниакальным упорством смотрела шоу про охотников на вампиров, и ей снились такие кошмары, что она просыпалась по ночам с криками. Люсьеном она увлеклась позже. Наверное, он не казался ей опасным, ведь он был заперт за высокими воротами Холодного города и видела она его только на экране компьютера. Нажми на паузу, и он застынет. Включи видео опять, и он улыбнется. И посмотрит так, будто видит тебя насквозь, до самых глубин твоей истерзанной беззащитной души. Всех нас притягивает то, чего мы боимся. Притягивает возможность защититься от этого, пробравшись внутрь, полюбив это, став его частью. Но настоящий Люсьен был причиной гибели этого мира, смерти ее друзей на ферме Лэнса, и он готовился отдать Габриэля какой-то древней чудовищной твари. И сделать так, чтобы он перестал быть опасным, можно было, только убив его. Тана медленно шла по пустым комнатам, в которых двигались только камеры, висящие высоко на обитых шелком стенах. Повсюду мигали красные огоньки. Наконец она услышала голоса, эхом разносившиеся по коридорам. Они слышались из огромного бального зала со стеклянным потолком. Она подобралась ближе, притаилась за двойными дверями и осторожно заглянула внутрь. Трое слуг Люсьена в черных одеждах устанавливали посреди зала большой стол и два стула. Перед столом стоял обнаженный по пояс Габриэль. Его ноги и руки были прикованы тяжелыми цепями к серебряным стойкам. Грудь пересекали длинные синевато-красные отметины. Потеки темной крови запеклись на животе. Все должно выглядеть очень, очень натурально. Люсьен, одетый в белое, с зачесанными назад золотыми волосами, расхаживал взад и вперед по залу. – С чего это вдруг ты решил освободить пленников?! – неожиданно закричал он. Габриэль посмотрел на него со странным выражением лица: – Я никого не освобождал, о чем очень сожалею. А освободив себя, я обрел лишь новые цепи. – Ты и охранника не убивал!.. Видимо, это сделала твоя девчонка. Где она сейчас? – Люсьен рассеянно вытер окровавленную руку о брюки. – Представляешь, Паук подсылал ко мне убийц! Подумать только! Чокнутых недавно обращенных недоумков не старше десяти лет. И все из-за шоу! Он считает, что я позорю всех нас, показывая себя людям. Можно подумать, все вампиры – граждане какой-то кровавой страны, а он – министр пропаганды. Ну что ж, теперь все увидят, как я исправил его маленькую недоработку. – Ты имеешь в виду меня? – тихо спросил Габриэль. – Это я его недоработка? Люсьен удивленно поднял на него глаза, как будто забыл о его присутствии. – Нет. Моя, – сказал он, помолчав. – Я тебя создал, ты мой. Моя недоработка. Тана не поняла, что он имел в виду, но все это было жутко. Она прижалась к двери. Сердце бешено колотилось в груди, она пыталась взять себя в руки. Любой план похож на карточный домик – измени одну деталь или тронь одну карту, и все рассыплется. Предположим, Тана застрелит Люсьена. Что дальше? Люди Люсьена попытаются ее поймать. Габриэль попытается освободиться от цепей и, может быть, у них получится спастись. Или кто-то один сумеет спастись. Или они оба никогда не выберутся отсюда. «Пути обратно нет, – напомнила Тана себе. – Важно только то, что ты сделаешь перед смертью». Ее пальцы дрогнули на курке арбалета. – Они здесь, – сказал один из слуг Люсьена. – Corps des Tènébres Паука прибыли. Руки Таны стали тверже, а текущая по венам вампирская кровь сделала арбалет легче. Она вспомнила, как играла с Полиной в дротики, как училась целиться. – Включите камеры! – крикнул Люсьен, поднимая руку, словно дирижировал оркестром. По всему залу гасли красные лампочки и вспыхивали зеленые. – Я хочу, чтобы мир это видел! Тана представила себе, куда войдет стрела, увидела это в своем воображении. Теперь нужно только встать поуверенней и прицелиться. Выстрелить. А потом развернуться и бежать. Не задерживаться, чтобы посмотреть, попала ли она в цель. Не задерживаться, чтобы посмотреть, упал Люсьен или нет, и уж точно не задерживаться, чтобы посмотреть, попала ли деревянная стрела ему в сердце и умирает ли он. Не радоваться, что она стерла самоуверенное выражение с его лица. Встать. Прицелиться. Выстрелить. Бежать. Она посмотрела на Габриэля. На запястье, куда она его укусила, еще оставалась запекшаяся кровь. Он повернул голову так, что она могла видеть только его профиль – скулы, растрепанные волосы и опущенные красные глаза. Он висел на цепях, опутывающих его руки и ноги. Может быть, она его спасет. Может быть. Это был ее шанс. Она набрала в грудь воздуха, выскочила из-за двери, пробежала вперед и выстрелила. Стрела вылетела из арбалета. Тана успела заметить, как Габриэль поднимает голову и его глаза удивленно расширяются. Успела заметить, как, злобно оскалившись, Люсьен поворачивается к ней. Охранники метнулись к ней, но она забыла все, что говорила себе, и застыла, ожидая, пока стрела попадет в цель. Люсьен вскинул руку, пытаясь поймать ее в воздухе, но не успел. Стрела прошла сквозь ткань и вонзилась в грудь. Клыкастый рот раскрылся в почти комическом удивлении. Люсьен сделал несколько неуверенных шагов назад и упал на одно колено. Темная кровь пропитала белую рубашку. Тана едва не расхохоталась. Одетые в черное охранники были уже рядом. Она повернулась и побежала босиком по полированному паркету. Сердце бешено стучало в груди. Она слышала, как ее настигают охранники, слышала, как шелестят их одежды, как будто занавески хлопают на сильном ветру. Оказавшись у двери, она собиралась выбить ее плечом, но в этот момент чья-то рука схватила ее за платье и дернула назад. Тана развернулась, ударив ближайшего вампира арбалетом, как дубинкой. Она попала по лицу женщине. Та рассмеялась, демонстрируя ослепительно белые клыки на фоне алой помады. Схватила Тану за волосы, впилась ногтями в кожу, протащила через всю комнату и стукнула головой о дверной косяк. Перед глазами Таны все поплыло. Она обернулась. Двое охранников кружили рядом, как акулы. Вдруг раздался голос, приказавший им немедленно остановиться; он был похож на голос Габриэля, хотя должен был принадлежать Люсьену. Тана попыталась перезарядить арбалет, но его тут же выдернули у нее из рук. Деревянный кинжал все еще был у нее на бедре, но она не хотела его доставать, пока в голове не прояснится. – Отдай ее мне, – сказала вампирша в сером. У нее был сильный немецкий акцент, и речь ее была невнятной. Очевидно, она была из охраны Паука. Они собирались вокруг Таны – все в одинаковой свободной серой форме. Охранники Люсьена передали им Тану, и двое из людей Паука вцепились ледяными пальцами в ее голые руки. – Это сильно, – сказал Люсьен, когда ее затащили обратно в бальный зал под стеклянным куполом. – Бедная, глупая, сумасшедшая девочка. – Он собирается тебя предать! – крикнула Тана Габриэлю. Тот посмотрел на нее бесстрастными алыми глазами и ничего не сказал. Одна его рука уже была свободна от цепей, как будто он хотел ее остановить, и Тана надеялась, что это не подвергнет его еще бо2льшей опасности. Габриэль посмотрел на женщину с немецким акцентом. Они переглянулись, но Тана не смогла понять выражения их лиц. Люсьен выдернул деревянную стрелу из груди и бросил на мраморный пол, забрызгав его красным. – Очень мило. Почему бы вам ее не отпустить? Тана почувствовала, как державшие ее руки разжались, и, к своему стыду, заметила, что ноги у нее подгибаются. – Иди сюда, милая глупая девочка, – сказал Люсьен. – Это Габриэль тебя надоумил? Что ж, возможно, ты ему не так уж и нравишься…. – Никто меня не надоумил, – ответила Тана. – Я сама хотела тебя убить. Люсьен со смехом раскинул руки: – Ну, давай! Убей меня! Или нет, подождем, пока явится Паук! Устроим для него небольшой гладиаторский бой. Как ты думаешь, ему понравится? А пока мы его ждем, ты успеешь прийти в себя. Тана неуверенно шагнула к нему. Голова у нее кружилась. Охранники тоже шагнули вперед. Она помнила, как Габриэль разорвал тяжелые цепи, которыми его связали на ферме, и вырвался из багажника машины. Если Люсьен – его создатель, это значит, что он старше и сильнее Габриэля. Она не сможет победить его врукопашную. Даже метнув нож, она вряд ли в него попадет. Его не застать врасплох. Не сейчас, когда она стоит перед ним и у него полно времени, чтобы увернуться. – Люсьен, – сказал Габриэль, – если ты вызываешь ее на дуэль, у нее есть право выбрать оружие. Надеюсь, она выберет меня. Тана подняла глаза и снова увидела, что одна его рука свободна. В голове у нее был туман, страх давил грудь, но она понимала: что-то не так. Только вот что? Цепи. Вот в чем проблема. Люсьен отправил Элизабет, чтобы поймать Габриэля, и дал ей цепи, которые должны были его удержать. Но они не удержали. Он был слаб, когда они бежали с фермы Лэнса, он был голоден и обожжен солнцем, но разорвал железные цепи и выбрался из багажника, словно из картонной коробки. Люсьен должен знать, насколько силен Габриэль, ведь сам он сильнее, чем он. Сегодня цепи ослаблены, но тогда не были. – Ты действительно не знал, что она придет, чтобы спасти тебя? – Люсьен посмотрел на Габриэля. Откуда-то из-под пиджака он вытащил узкий нож, блестевший как рыбья чешуя. – Нет, ты видел? Она чуть не попала мне в сердце! – Тебе ничего не угрожало, – сказал Габриэль. – Ведь у тебя нет сердца. – Мне было больно, – капризно произнес Люсьен, вонзая нож в живот Габриэлю, а потом еще раз, с жутким звуком зацепив ребро. – Видишь? Это больно. Габриэль сдавленно застонал. На губах у него выступила кровь, видимо, нож задел легкое. – Но тебе ведь нравится, когда немного больно? Окровавленные губы Габриэля изогнулись в чувственной улыбке: – Нет. Я предпочитаю, когда очень больно. Люсьен снова ударил его ножом и провернул его в ране. Габриэль застонал. – Это тебе за то, что ты хотел отомстить мне. Мне, своему создателю! – Ты нервничаешь, – шепнул Габриэль. Его глаза светились безумным светом, кровь капала из угла рта. Он отвлекал всех от нее, поняла Тана. Габриэль специально привлек внимание Люсьена и обратил на себя его гнев. Но зачем? Люсьен сказал, что Паук посылал к нему убийц. Может быть, Паук решил освободить Габриэля, чтобы тот убил Люсьена? Но зачем бы тогда Пауку приезжать сюда, подвергая себя риску? Почему не остаться в Париже, пока Габриэль сделает всю работу? Голова у Таны кружилась. Она чего-то не понимала. Что-то было совсем близко, сейчас, сейчас она поймет… Люсьен оставил нож вонзенным в живот Габриэля по самую рукоять. Он расхаживал по мраморному полу вне себя от гнева, как будто горел изнутри. Один из серых стражей, темнокожий вампир с широкими скулами, шагнул вперед. – Паук уже почти здесь, – доложил он. – Приготовьтесь! Люсьен посмотрел на него так, словно забыл о присутствии стражей, забыл о прибытии древнего вампира и обо всех сделках. Габриэль взялся за рукоять ножа, торчащую из живота, и вытащил его. Потом посмотрел на Тану и улыбнулся ей заговорщической улыбкой: – Тана, подойди. В этот момент все в голове Таны сложилось в одну картину. Она истерически рассмеялась тем безумным смехом, который сдерживала с того самого момента, когда проснулась в ванной и обнаружила, что весь дом завален мертвыми телами. Она смеялась как человек, который давным-давно помешался. Люсьен поднял бровь. Она так смеялась, что он тоже начал улыбаться помимо собственной воли. – Паук здесь, – наконец выдавила она, успокоившись. – Он уже здесь, правда? Он все время был здесь.