Я покачал головой: — Тогда нет. Он слегка помрачнел. — Во время инцидента, — добавил я, — он вышел из машины. — И вы тогда его узнали? — В то время я не знал, кто он, но теперь знаю. Этим человеком были вы. Он расплылся в улыбке: — И кто, вы говорите, был виноват? — Господи, да здесь не может быть никакого сомнения! — воскликнул я. — Я сожалею, мистер Холгейт, и мне очень не хотелось бы свидетельствовать против вас, но вина полностью лежит на вас. Вы врезались в задний бампер автомобиля. Утверждаю, врезались вы. Нажали на тормоза, когда оставалось всего три-четыре фута. Это немного смягчило удар… даже удивительно, как мало было шума. Но тем не менее вы стукнули ту легкую машину достаточно сильно, чтобы… м-м-м, словом, я видел, как у девушки дернулась голова. — Так-так, и что было дальше? — Она вышла из машины, вы вышли из машины, очевидно, показали друг другу водительские удостоверения, записали данные. — Как держалась молодая женщина, выйдя из машины? — Похоже, была ошеломлена, — сказал я. — Держалась рукой за шею. Даже потом, когда вы показали свое водительское удостоверение, а она записывала, видимо, ваш адрес, она продолжала потирать шею левой рукой. — Что потом? — Потом она села в машину и уехала. — Вы помните, где точно произошла авария? — Конечно. На восточной стороне Главной улицы, не доезжая пересечения с Седьмой улицей. Как раз напротив входа в кинотеатр. Холгейт сказал: — Мистер Лэм, у меня к вам просьба. — Какая? — Хочу, чтобы вы дали письменные показания под присягой. — Что ж, не возражаю, — сразу согласился я. Не скрывая радости, Холгейт обратился к секретарше: — Набросай-ка поскорее, Лоррен. Поточнее, сделай слово в слово. Девушка, кивнув, встала и направилась к двери. Когда захлопнулась дверь, я заметил: — Удивительная женщина. — Одна из самых знающих и энергичных секретарей, какие у меня были, — ответил Холгейт. — Именно такие мне нужны. — К тому же одна из самых красивых, — отметил я. — Да и ее помощница совсем недурна. — Витрина, мистер Лэм, — ухмыльнулся Холгейт. — Приходится держать красавиц. Доводилось ли вам когда-нибудь покупать дом? — Насколько помню, нет. — Что ж, всему приходит свое время, Дональд. Хотите хорошо вложить деньги — покупайте участок здесь. Как вы понимаете, я не могу предложить вам деньги за ваши свидетельские показания. В этом случае они потеряют силу. Но я мог бы кое-что подсказать и… Что я говорю? Никак не могу отделаться от привычки расхваливать свой товар. Так о чем мы говорили, Дональд? — О секретаршах. — Ах да, — вспомнил он. — Знаете, вы не видели еще одну. Потрясающая блондинка! — Значит, у вас их три? — У Лоррен — две помощницы. Одна сегодня выходная… Но вот что я собирался сказать, Дональд, если вы договорились с агентом о покупке дома и пришли оформлять бумаги у секретарей, а вас встречает брюзжащая уродина, у вас пропадет всякое желание иметь с ними дело. Я ценю красоту. Двое из моих девушек выиграли конкурсы красоты. Они уже сами по себе довольно привлекательны, а я к тому же прошу их быть благожелательнее, приветливее. Идти клиенту навстречу. Это мой девиз. На этом мы строим всю свою работу. С того момента, как клиент впервые появляется у нас, мы стараемся поддержать в нем ощущение собственной значительности, настроить его должным образом… Посмотрите, например, как наши девушки выходят из машины. Не знаю, видели ли вы когда-нибудь хоть один из тех фильмов, что демонстрируют молодым женщинам, как надо благопристойно выходить из машины: изящно, как подобает леди — к черту эту чепуху! У нас они, выходя из машины, должны делать как раз наоборот. Мы показываем им на пленке, как надо выходить, — это когда они имеют дело с мужчинами. Если имеют дело с женщинами, ситуация, разумеется, другая. — А если семейная пара? — спросил я. — В этом случае им приходится работать собственными мозгами, догадываться, кто в семье главный, кто будет ставить свою подпись на нужной строчке. Знаете, Дональд, до чего же забавна психология мужчин. Бывая на пляже, они видят женские ножки целиком, и ножек масса. Но они смотрят, и только. Но стоит им лишь увидеть выходящую из машины девицу, если это выглядит непроизвольно, увидеть мельком, знаете ли, всего на миг, — и не в купальнике, а только краешек приоткрытой плоти — и мужчина сходит с ума. Он думает, что видел нечто! А возьмите женщин. Вдумайтесь в их психологию. Когда на них чулки и юбка и вы вдруг заглядываете за кромку чулка, они считают это большой наглостью с вашей стороны, а уж если дело доходит до трусиков, — ужас, упаси боже! Это их святая святых. Однако стоит назвать юбочку спортивной и сшить трусики из той же ткани, что и юбочка, — и что тогда? Они свободно сбрасывают юбку и расхаживают в трусиках лишь потому, что они сшиты из той же ткани, что и юбка. Для меня это непостижимо! Женская психология такова, что… Но, черт побери, Дональд! Я ее использую. Я использую все. Любую психологию, чтобы только продать. A-а, готово… Разговор оборвался. Лоррен Роббинс вручила мне два экземпляра документа и передала копию Холгейту. Машинопись была идеальной — аккуратные ровные литеры новейшей электрической пишущей машинки. Прямо как из типографии. Ни подчисток, ни вычеркиваний, ни малейшей небрежности. И изложено слово в слово, как я говорил. — Есть ли замечания? — спросил Холгейт. — Абсолютно никаких, — сказал я. Он передал мне авторучку. Я поставил подпись. — Не возражаете против присяги? — спросил он. — Чтобы было как полагается. — Абсолютно не возражаю. Он взглянул на Лоррен Роббинс. Лоррен произнесла: — Поднимите правую руку, мистер Лэм. Я поднял правую руку. — Вы торжественно клянетесь, что записанное в только что подписанных вами свидетельских показаниях соответствует истине? Да поможет вам Бог! — Клянусь. В левой руке она держала наготове нотариальную печать, одну из тех карманных никелированных штуковин, которую, выезжая на вызов, можно сунуть в кошелек. Подвинув к себе документ, Лоррен в том месте, где было напечатано: «Подписано под присягой в моем присутствии октября пятого дня», поставила свою подпись — на месте государственного нотариуса, оттиснула печать и вручила документ Холгейту. Взглянув на бумагу, Холгейт кивнул, встал из-за стола и протянул мне руку для пожатия, давая понять, что разговор окончен. — Большое вам спасибо, мистер Лэм. Как замечательно, что граждане готовы добровольно сообщать о дорожных происшествиях, свидетелями которых они были. Лоррен отвезет вас обратно в отель, если только вы не хотите посмотреть наши участки. В таком случае она готова пройти с вами и… — Как-нибудь в другой раз, — прервал я его. — Как вам сказать… в данный момент я не расположен делать инвестиции. Нет свободных капиталов. Он сочувственно пощелкал языком: — Плохо. Правда, так всегда бывает. Сколько раз появляется возможность сделать вложения в абсолютно надежное дело, а свободных денег под рукой не оказывается. Мы бы взяли совсем небольшой аванс, мистер Лэм, и… Я решительно затряс головой. — О’кей, о’кей. Не настаиваю. Просто я хотел из чувства признательности предложить вам прибыльную сделку и, конечно, на законных основаниях. Лоррен, отвези его, пожалуйста, в отель… Да, одну минутку, Дональд. Кажется, на свидетельских показаниях нет вашего адреса. — Он имеется в книге регистрации отеля, — сказал я. — Все-таки дайте его мне, я запишу прямо на этих показаниях. Где вас можно найти? Я дал ему адрес в Сан-Франциско. Холгейт вышел из-за стола, положил мне на левое плечо большую сильную руку и, сжав мою правую руку, горячо затряс ее. — Спасибо, Дональд. Огромное спасибо. Если заинтересуетесь недвижимостью, я в любое время к вашим услугам. Знаете, что я сделаю? Я не буду подсказывать вам, какой участок лучше, а просто придержу самый лучший, так что если надумаете обзавестись собственным домом… скажем, в ближайший месяц, просто дайте мне знать. — Давайте внесем ясность, мистер Холгейт, — напомнил я ему. — Авария произошла по вашей вине. — Я это знаю. Вина — на мне, — согласился он. — Виноват я. Надеюсь, бедная девушка не сильно пострадала. — Я тоже надеюсь. Красивая девушка. — У вас глаз наметанный, не так ли, Дональд? Глядя на Лоррен, я подтвердил: