— Она нас снимает, — сказал один из копов. Грег Бреннер. Еще один мерзкий качок. — Убери камеру, Куинн. — Она еще ребенок, ей шестнадцать, — Чарли продолжала снимать. — Я поеду с ней на заднем сиденье. Вы ее арестуете и… — Не давайте ей снимать, — сказал Иона. Это он давил ботинком на лицо девочки. — Она еще хуже, чем ее гребаный отец. — Дайте ей миску мороженого, — предложил Эл Ларизи. — Иона, убери ботинок с ее головы, — сказала Чарли. Она наводила камеру поочередно на лицо каждого из них. — Можно все сделать как полагается. Вы сами знаете. Из-за вас суд может вынести совсем не то решение. Иона надавил ногой так сильно, что рот Келли открылся. Изо рта закапала кровь — в щеку врезались брекеты. Он произнес, указывая пальцем: — Видишь вон там мертвую девочку? Видишь, где у нее шея прострелена? — Сам-то как думаешь? — ответила Чарли, потому что у нее все руки были в крови девочки. — Я думаю, что тебя больше беспокоит эта тварь, убийца, чем две невинные жертвы. — Хватит. — Грег попытался выхватить у нее телефон. — Выключай. Чарли отвернулась от него и продолжила снимать. — Посадите нас обеих в машину. Отвезите в участок и… — Дай сюда. — Грег снова потянулся за телефоном. Чарли попыталась вывернуться, но Грег оказался проворнее. Он схватил телефон и бросил его на пол. Чарли наклонилась поднять его. — Не трогай, — приказал он. Чарли все равно потянулась за телефоном. Без предупреждения локоть Грега влетел ей в переносицу. Ее голову отбросило и ударило о шкафчик. Внутри лица словно взорвалась бомба. Рот Чарли открылся. Она закашлялась и выплюнула кровь. Никто не пошевелился. Никто не заговорил. Чарли закрыла лицо руками. Кровь ручьем полилась из носа. Она была в оцепенении. Грег, казалось, тоже был в оцепенении. Он поднял руки, будто хотел сказать, что ничего такого не имел в виду. Но ущерб уже был нанесен. Чарли, покачиваясь, отошла в сторону. Запнулась. Грег попытался ее поймать. Но не успел. Последнее, что она видела, падая на пол, — это вращающийся над головой потолок. Глава третья Чарли сидела на полу комнаты для допросов, вжавшись спиной в угол. Она не знала, как давно ее задержали и привезли в участок. Не меньше часа назад. Она все еще в наручниках. Из сломанного носа все еще торчит туалетная бумага. Швы на затылке пощипывает. Голова раскалывается. Зрение затуманено. Ее мутит. Ее сфотографировали. Сняли отпечатки пальцев. На ней все та же одежда. Джинсы с узором из темно-красных пятен. Футболка «Дьюк Блю Девилс» с таким же узором. Руки в засохшей крови, потому что в камере, где ей разрешили сходить в туалет, из крана над грязной раковиной текла лишь тоненькая струйка холодной коричневой воды. Двадцать восемь лет назад в больнице она умоляла медсестер разрешить ей принять ванну. Ее кожа была в запекшейся крови Гаммы. Все было липким. Чарли тогда нормально не купалась с момента пожара в доме из красного кирпича. Она хотела окунуться в тепло, увидеть, как кровь и осколки костей уплывают, словно стирается из памяти страшный сон. На самом деле ничего так и не стерлось. Со временем только притупились края. Чарли медленно выдохнула. Прислонилась головой к стене. Закрыла глаза. Она видела маленькую девочку в школьном коридоре, ее румянец, исчезающий, как краски зимой, ее руку, падающую из руки Чарли точно так же, как выпала рука Гаммы. Девочка наверняка все еще лежит в холодном школьном коридоре — по крайней мере ее тело там, вместе с телом мистера Пинкмана. Оба они по-прежнему мертвы. По-прежнему лежат неприкрытые и беззащитные на виду у снующих туда-сюда людей. Так бывает в случаях насильственной смерти. Никто никого не трогает, даже ребенка, даже любимого тренера, пока каждый дюйм места не будет сфотографирован, каталогизирован, измерен, зарисован и исследован. Чарли открыла глаза. Все это было так грустно и так знакомо: картинки, которые не выкинешь из головы, ужас, в котором ее сознание увязало снова и снова, как буксующие на гравии колеса. Она дышала ртом. В носу пульсировала боль. Врач «Скорой помощи» сказал, что нос не сломан, но Чарли никому не верила. Даже когда ей зашивали голову, копы наперебой заявляли то же, что потом написали в своих рапортах: Чарли вела себя агрессивно, сама ударилась о локоть Грега и, оступившись, раздавила телефон. Телефон Гека. Мистер Гекльберри несколько раз повторил копам, что ему принадлежит и телефон, и все записи в нем. Он даже показал им экран, чтобы было видно, как он стирает видео. В тот момент, когда это происходило, качать головой было слишком больно, но сейчас Чарли это сделала. Копы выстрелили в безоружного Гека, и он все равно встал на их сторону. Она привыкла, что люди в погонах именно так и делают. Несмотря ни на что, эти ребята всегда, всегда покрывают друг друга. Открылась дверь. Вошел Иона. В каждой руке он держал по складному стулу. Он подмигнул Чарли, потому что теперь, в качестве задержанной, она ему больше нравилась. Он был садистом еще в школе. Полицейская форма просто это легализовала. — Позовите моего отца, — сказала она, повторив ту же фразу, что говорила каждый раз, когда кто-то входил в помещение. Иона снова подмигнул ей, поставив стулья с двух сторон от стола. — У меня есть право на адвоката. — Я только что говорил с ним, — это сказал уже не Иона, а Бен Бернард, помощник окружного прокурора. Он едва глянул на Чарли, бросил папку на стол и сел. — Снимите с нее наручники. — Может, ее поводком к столу привязать? — спросил Иона. Бен ослабил галстук. Поднял глаза на Иону. — Я сказал, сними свои сраные наручники с моей жены. Быстро. Бен повысил голос, но не закричал. Он никогда не кричал: по крайней мере за восемнадцать лет знакомства Чарли ни разу этого не слышала. Иона покрутил связку ключей на пальце, демонстрируя, что сам будет решать, что и когда ему делать. Он расстегнул наручники и грубо сдернул их, но зря старался: Чарли даже не было больно, потому что она уже ничего не чувствовала. Хлопнув дверью, Иона вышел из комнаты. Чарли слушала, как этот хлопок эхом отражается от бетонных стен. Она так и сидела на полу. Она ждала, что Бен как-то пошутит, скажет «не позволю сажать Бейби в угол», но у Бена были два трупа в средней школе, задержанная убийца-подросток с суицидальными наклонностями и жена, сидящая в углу вся в крови, поэтому ей пришлось довольствоваться тем, что он кивком головы указал ей сесть на стул напротив. — Келли в порядке? — спросила она. — За ней наблюдают, чтобы она не покончила с собой. Две женщины-полицейские, круглосуточно. — Ей шестнадцать, — напомнила Чарли, хотя оба они знали, что дело Келли Уилсон не будут рассматривать в суде для несовершеннолетних. Девочку могло спасти только то, что к несовершеннолетним больше не применяли смертную казнь. — К ней должны допустить родителей, если она попросит: это приравнивается к вызову адвоката. — Зависит от судьи. — Ты же знаешь, папа добьется, чтобы ее перевели. — Чарли знала, что отец — единственный адвокат в городе, который возьмется за это дело. Свет потолочных ламп блеснул в очках Бена, когда он снова кивком призвал ее сесть на стул. Чарли встала, опираясь на стену. Закрыла глаза от накатившего головокружения. — Тебе нужна медицинская помощь? — спросил Бен. — Мне уже предлагали. — Чарли не хотела ехать в больницу. Может, это и сотрясение. Но ходить-то получается, если зацепиться за что-то устойчивое. — Все нормально. Он ничего не сказал, но по комнате прокатилось его немое «конечно, все нормально, у тебя всегда все нормально». — Видишь? — Она касалась стены кончиками пальцев, балансируя, как канатоходец. Бен не поднимал глаза. Он поправил очки. Открыл папку на столе. В папке лежал одинокий бланк. Чарли не смогла сфокусировать взгляд и прочесть, что там написано, даже когда он начал заполнять строчки своим крупным почерком. — В чем меня обвиняют? — поинтересовалась она. — Воспрепятствование правосудию. — Под это можно подвести что угодно. Он продолжал писать. Продолжал не смотреть на нее. — Ты же уже видел, как они меня отделали? Бен не издавал ни звука, только царапал ручкой по бумаге. — Ты сейчас на меня не смотришь, потому что уже посмотрел через эту штуку, — она кивнула на «шпионское» зеркало. — Кто там, за стеклом? Коин? Окружной прокурор Кен Коин, начальник Бена, мерзкий мудозвон, у которого весь мир был черно-белым, с примесью коричневого после начала строительного бума и притока мексиканских мигрантов со стороны Атланты. Чарли посмотрела на свое отражение в зеркале, поприветствовав прокурора Коина средним пальцем.