— Сегодня слушается то самое дело. «То самое дело». Эти слова пульсировали в голове Саманты. Отец всегда вел какое-то дело, и всегда находились люди, которые его за это ненавидели. В Пайквилле, штат Джорджия, не было ни одного обвиняемого подонка, чьи интересы не представлял бы Расти Куинн. Наркодилеры. Насильники. Убийцы. Домушники. Угонщики. Педофилы. Похитители людей. Грабители банков. Материалы таких дел читаются как бульварные детективы, которые кончаются всегда одинаково и всегда плохо. Местные прозвали Расти «адвокатом проклятых» — так же, как Клэренса Дэрроу, хотя, насколько было известно Саманте, никто не бросал в дом Клэренса Дэрроу бутылку с зажигательной смесью за то, что он спас убийцу от камеры смертников. Именно из-за этого подожгли их дом. Иезекиль Уитакер, чернокожий мужчина, ошибочно обвиненный в убийстве белой женщины, вышел из тюрьмы в тот день, когда в окно Куиннов бросили горящую бутылку с керосином. На случай, если смысл послания остался неясен, поджигатели написали баллончиком на подъездной дороге: «ЛЮБИТЕЛЬ ЧЕРНОМАЗЫХ». А теперь Расти защищал мужчину, обвиняемого в похищении и изнасиловании девятнадцатилетней девушки. Белый мужчина, белая девушка, но обстановка накалилась, потому что он — белый мужчина из низов, а она — белая девушка из хорошей семьи. Расти и Гамма никогда не обсуждали это дело открыто, но отвратительные подробности преступления передавались по городу шепотом из уст в уста и уже просочились под входную дверь, проникли через вентиляцию и звенели у них в ушах перед сном. «Изнасилование инородным предметом». «Насильственное лишение свободы». «В извращенной форме». У Расти в папках были фотографии, про которые даже любопытная Шарлотта понимала: лучше их не откапывать, потому что на фото была девушка, повесившаяся в амбаре, потому что она не смогла пережить то, что сделал с ней тот мужчина, и решила покончить с собой. Саманта училась в одной школе с братом погибшей девушки. Он был на два года старше Саманты, но, как и все остальные, знал, кто ее отец, так что теперь пройти по школьному коридору было для нее все равно что пройти по дому из красного кирпича — через сдирающие кожу языки пламени. В пожаре исчезли не только ее комната, одежда и позаимствованная помада. Саманта потеряла и мальчика — владельца той кожаной куртки, — и друзей, которые раньше приглашали в кино, на вечеринки и в гости с ночевкой. Даже любимый тренер по бегу, который занимался с Самантой с шестого класса, начал придумывать отговорки: якобы у него совсем нет времени на работу с ней. Гамма сказала директору школы, что девочки помогают ей разбирать коробки и какое-то время не будут ходить в школу и на тренировки, но Саманта поняла: на самом деле все из-за того, что после пожара Шарлотта каждый день приходит домой в слезах. — Все, хрен с ним. — Гамма закрыла коробку, отчаявшись найти сковороду. — Предлагаю сегодня побыть вегетарианцами. Девочки не возражали, потому что на самом деле им было все равно. Гамма вопиюще плохо готовила. Она отрицала рецепты. Открыто враждовала со специями. Как дикая кошка, она инстинктивно противилась любым попыткам одомашнивания. Гарриет Куинн называли Гаммой не потому, что ее развитые не по годам дети не могли произнести слово «мама», а потому, что она имела две докторские степени, одну — по физике и одну — в какой-то еще заумной области, которую Саманта никак не могла запомнить, но, кажется, там было что-то про гамма-излучение. Мать работала в НАСА, затем переехала в Чикаго и работала в «Фермилабе», после чего вернулась в Пайквилль ухаживать за умирающими родителями. Может, и была какая-то романтическая история о том, как юная Гамма отказалась от блестящей научной карьеры, чтобы выйти замуж за юриста в маленьком городке, но Саманта ее никогда не слышала. — Мам, — Шарлотта плюхнулась за стол, обхватив руками голову, — живот болит. — Тебе разве не надо делать уроки? — спросила Гамма. — Химию. — Шарлотта подняла глаза. — Поможешь? — Это не ракетостроение. — Гамма вывалила спагетти в кастрюлю с холодной водой на плите. Потом повернула ручку и включила газ. Шарлотта скрестила руки внизу живота. — Ты хочешь сказать, что я справлюсь сама, потому что это не ракетостроение, или имеешь в виду, что ракетостроение — это единственная область, в которой ты разбираешься, поэтому с химией ты мне не поможешь? — В этом предложении слишком много союзов. — Гамма зажгла спичку и поднесла к горелке. Газ полыхнул с резким «пффух». — Иди помой руки. — По-моему, резонный вопрос. — Прямо сейчас. Шарлотта с театральным стоном встала из-за стола и вприпрыжку побежала по длинному коридору. Саманта услышала, как открылась и закрылась одна дверь, потом другая. — Вы-ни-мать! — прорычала Шарлотта. В коридор выходило пять дверей, но их расположение не подчинялось никакой логике. Одна дверь вела в жуткий подвал. За другой был гардероб. Посередине почему-то был вход в крошечную спальню, в которой умер старый фермер. Еще одна дверь вела в кладовую. Оставшаяся дверь вела в ванную комнату, и даже два дня спустя никто из них не смог запомнить, какая именно. — Нашла! — провозгласила Шарлотта, будто они сидели и только этого и ждали. — Может, с грамматикой у нее и не очень, — сказала Гамма, — но из нее получится отличный юрист. Я надеюсь. Если этой девочке не будут платить за умение спорить, за что еще ей платить? Саманта улыбнулась, представив свою расхлябанную сестру в пиджаке и с дорогим кожаным портфелем. — А я кем буду? — Кем хочешь, девочка моя, только не здесь. В последнее время эта тема звучала все чаще: Гамма страстно желала, чтобы Саманта съехала, улетела, занялась чем угодно, только не тем, чем занимались женщины в этом городе. Гамма всегда была не такой, как другие пайквилльские матери, даже в те времена, когда работа Расти еще не превратила их семью в неприкасаемых. Соседи, учителя, прохожие — у всех было свое мнение о Гамме Куинн, и оно редко было положительным. На свою беду, она была слишком умна. У нее был тяжелый характер. Она не умела держать язык за зубами, когда следует. Она отказывалась приспосабливаться. Когда Саманта была маленькой, Гамма начала бегать. Как и во всем остальном, она увлекалась спортом еще до того, как это вошло в моду: бегала марафоны по выходным, занималась с кассетой Джейн Фонды перед телевизором. Но окружающих бесило не только то, что Гамма была в отличной спортивной форме. У нее невозможно было выиграть в шахматы, «Скрэббл» или даже «Монополию». Она знала все ответы в телевикторинах. Она правильно употребляла слова «одеть» и «надеть». Она не терпела недостоверной информации. Она презирала церковь. У нее была дурацкая привычка в любой компании вдруг выливать на окружающих поток случайных малоизвестных фактов. А вы знаете, что у панд увеличенные кости запястья? А вы знаете, что у морских гребешков вдоль створок расположены ряды глаз? А вы знаете, что уровень радиации от гранита на Центральном вокзале Нью-Йорка превышает максимально допустимые значения для атомных электростанций? Была ли Гамма счастлива? Наслаждалась ли она своей жизнью? Радовали ли ее дети? Любила ли она мужа? Все это были разрозненные кусочки информации в том пазле из тысячи деталей, который представляла собой их мать. — Что твоя сестра там так долго делает? Саманта откинулась на стуле и посмотрела в коридор. Все пять дверей были все еще закрыты. — Может, она в унитаз смылась? — Где-то в коробках есть вантуз. Зазвонил телефон: внутри старомодного дискового аппарата на стене дребезжал звонок. В доме из красного кирпича у них был беспроводной телефон и автоответчик, который записывал все входящие звонки. Саманта первый раз в жизни услышала слово «сука» именно на этом автоответчике. Она была с подругой Гейл из дома напротив. Телефон звонил, когда девочки входили в дверь, но Саманта не успела взять трубку, и аппарат сделал это за нее. «Расти Куинн, сука, ты не жилец. Слышишь меня? Я, сука, грохну тебя, трахну твою жену и разделаю твоих дочурок, как, сука, оленя на охоте, ты, сука, сраный защитник убогих». Телефонный звонок раздался в четвертый раз. Затем в пятый. — Сэм, — сурово сказала Гамма, — Чарли нельзя брать трубку, не позволяй ей. Саманта не стала спрашивать: «А мне можно?» — и встала из-за стола. Она сняла трубку и приложила ее к уху. Инстинктивно стиснула зубы, будто ожидая удара. — Алло. — Эй, приветик, Сэмми-Сэм. Дай-ка трубку мамуле. — Папа, — выдохнула Саманта. Она подняла глаза и увидела, что Гамма упрямо мотает головой. — Она пошла наверх принять ванну. — Саманта только сейчас вспомнила, что несколько часов назад уже использовала эту отговорку. — Сказать ей, чтобы она тебе перезвонила? — Похоже, наша Гамма стала уделять повышенное внимание вопросам гигиены в последнее время. — Точнее, с тех пор, как дом сгорел? Слова соскользнули у Саманты с языка, и сказанного уже было не вернуть. Страховой агент фирмы «Пайквилль Фаер энд Кэжуалти» был не единственным, кто считал Расти виновным в пожаре. Расти усмехнулся. — Ну что ж, спасибо, что так долго терпела и не высказывала мне это. — В трубке щелкнула зажигалка. Очевидно, отец забыл, что на стопке Библий поклялся бросить курить. — А теперь послушай, милая: скажи Гамме, когда она выйдет из, кхм, ванной, что я попрошу шерифа послать к вам машину. — Шерифа? — Саманта пыталась голосом передать Гамме свой испуг, но мать не повернулась. — Что случилось? — Ничего не случилось, моя хорошая. Просто того плохого парня, который сжег наш дом, так и не поймали, а сегодня на свободу снова вышел невиновный, и некоторым это тоже не нравится. — Это тот мужчина, который изнасиловал девушку, которая повесилась? — О том, что с ней на самом деле произошло, знают только та девушка, сам преступник — кем бы он ни был — и Господь наш Бог на небесах. Я не считаю себя ни одним из этих людей и полагаю, что и тебе не следует. Саманта терпеть не могла, когда отец «включал» этакого деревенского адвоката, выступающего с заключительным словом. — Папа, она повесилась в амбаре. Это доказанный факт. — Почему меня окружают одни спорщицы? — Расти прикрыл трубку рукой и заговорил с кем-то. Саманта слышала сиплый женский смех. Ленор, секретарша отца. Гамме она никогда не нравилась. — Ну хорошо, — Расти снова говорил в трубку. — Ты еще здесь, милая? — А где мне еще быть? — Повесь трубку, — сказала Гамма. — Детка, — Расти выдохнул дым, — скажи, что2 я могу сделать для тебя, и я немедленно это сделаю. Старый адвокатский трюк — переложить решение проблемы на другого. — Папа, я… — Гамма нажала на рычаг, прервав разговор. — Мама, мы не закончили! Гамма продолжала держать руку на телефоне. Вместо того чтобы объяснить свои действия, она сказала: — Задумайся об этимологии фразы «повесить трубку». — Она взяла трубку из рук Саманты и повесила ее на рычаг. — Вот видишь, почему говорят «брать трубку» и «снимать трубку». И, как ты, конечно, знаешь, при нажатии рычаг телефона замыкает электрическую цепь, передавая сигнал, что входящий звонок может быть принят.