Пока Чарли везла ее в машине, Сэм поняла, что никогда раньше не боялась ездить пассажиром, потому что никогда не ездила с Чарли. Она меняла полосы, едва глянув в зеркало. Постоянно гудела. Ворчала на окружающих водителей, требуя от них ехать то быстрее, то медленнее, то убираться с дороги. Сэм начала сильно чихать. У нее слезились глаза. Машина Чарли, какой-то гибрид универсала и внедорожника, пахла сырым сеном и животными. — У тебя собака? — Временно сдала его в Музей Гуггенхайма. Чарли снова резко вильнула, и Сэм схватилась за приборную панель. — Ты не рано выключила сигнал поворота? — Похоже, у тебя опять речь нарушилась, — сказала Чарли. — Ты сказала «ты не рано выключила», а хотела сказать «ты рано выключила». Сэм рассмеялась, хоть это было и не очень уместно по пути в городскую тюрьму. Защита Келли Уилсон была для Сэм только второй по важности причиной остаться: главное — надо узнать, что случилось с Чарли, и в физическом смысле — с синяками, и в моральном — со всем остальным, но и задачу защиты стрелявшей девушки в суде Сэм восприняла серьезно. Впервые за много лет она нервничала по поводу предстоящего разговора с клиентом и, хуже того, выступления в незнакомом зале суда. — Когда я работала в Портленде, там все процессы проходили в суде по делам семьи, — пояснила она. — Я еще никогда не сталкивалась с обвиняемыми в убийстве. Чарли внимательно посмотрела на Сэм, будто с ней что-то не так. — Сэмми, мы обе с ними сталкивались. Сэм отмахнулась. Ей не хотелось объяснять, как она делит свою жизнь на категории. Та Сэм, которая сидела за кухонным столом напротив братьев Кулпепперов, была другой, не той же самой Сэм, которая вела юридическую практику в Портленде. — Я очень давно не работала с уголовными обвинениями, — сказала она. — Это просто предъявление обвинения. Ты сразу все вспомнишь. — Я никогда не выступала на стороне защиты. — Ну, главное отличие в том, что судья не будет целовать тебя в задницу. — В Портленде тоже никто не целовал. Даже у копов на бамперах были наклейки «На хер власть». Чарли покачала головой. Она, похоже, в подобных местах и не бывала. — У меня обычно есть пять минут на разговор с подзащитным перед заседанием суда. Говорить там особо не о чем. Как правило, мой клиент сделал именно то, в чем его обвиняют: покупал наркотики, продавал наркотики, что-то украл или продал краденое, чтобы купить наркотики. Я смотрю его бумаги, чтобы понять, есть ли причины заявить отвод или поместить его в реабилитационную клинику, а потом рассказываю ему, что будет происходить. Именно это обычно их и интересует. Даже если они уже тысячу раз были в суде, им хочется знать последовательность предстоящих событий. А что потом? А потом что? А после этого? Я им сто раз это пересказываю, но они все равно каждый раз переспрашивают. Сэм подумала, как это чертовски похоже на то, что Чарли делала во время ее, Сэм, восстановления. — И тебе не скучно? — Я напоминаю себе, что они дико напуганы и что знание последовательности событий дает им какое-то чувство контроля над ситуацией, — объяснила Чарли и спросила: — А откуда у тебя лицензия в Джорджии? Сэм ждала этого вопроса. — У моей фирмы несколько офисов в Атланте. — Вот как? У вас же есть местный представитель. А ты, значит, тот самый противный партнер, который прилетает раз в несколько месяцев и стоит у него над душой. Сэм снова засмеялась. Чарли в целом верно описала ситуацию. Технически Лоренс Ван Лун — их главный представитель в Атланте, но Сэм нравилось держать руку на пульсе. Ей также доставило удовольствие прийти на экзамен в ассоциацию и выйти в полной уверенности, что она сдала его успешно, не потратив и минуты на подготовку. — У адвокатской ассоциации Джорджии есть онлайн-справочник. Я там числюсь сразу перед Расти, а он сразу перед тобой, — сказала Чарли. Сэм представила, как три их имени выглядят вместе. — А Бен тоже работает с папой? — Не «тоже», потому что я с папой не работаю, и нет, потому что Бен — помощник окружного прокурора, под Кеном Коином. Сэм не стала обращать внимания на ее враждебный тон. — А это не приводит к конфликту интересов? — Преступников хватает на всех. — Чарли махнула рукой в сторону улицы. — Здесь делают хорошие тако с рыбой. Сэм подняла бровь. На обочине стоял фуд-трак с тако — точной такой же, как где-нибудь в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Очередь перед ним выстроилась человек двадцать. Рядом были и другие фургоны с еще более длинными очередями: корейское барбекю, курица пири-пири и еще что-то под названием «Фьюжн Атака». — Где это мы? — спросила она. — Примерно минуту назад въехали в Пайквилль. Сэм автоматически схватилась за сердце. Она не заметила, как пересекла демаркационную линию. Но ни потрясения, ни страха, ни отчаяния, которые, как она ожидала, знаменуют ее возвращение, она не почувствовала. — Вот это место Бен обожает, а я терпеть не могу. — Чарли показала на здание в альпийском стиле, соответствующем названию: «Биргартен». Шале оказалось не единственной новинкой в ландшафте. Центр изменился до неузнаваемости. На верхних этажах двух- и трехэтажных кирпичных зданий разместились апартаменты в стиле «лофт», а внизу — магазины с одеждой, антиквариатом, оливковым маслом и крафтовым сыром. — Неужели кто-то в Пайквилле покупает сыр за такие деньги? — изумилась Сэм. — Сначала покупали туристы, которые приезжают на выходные. Потом народ стал переезжать сюда из Атланты. Беби-бумеры на пенсии. Состоятельные технари. Несколько геев. Кстати, в нашем округе отменили сухой закон. Распоряжение вышло пять или шесть лет назад. — И что на это сказала старая гвардия? — Окружные чиновники были рады: продажи алкоголя — это налоговые поступления и хорошие рестораны. Долбанутые прихожане были в ярости. Мет на каждом углу продается, а за разбавленным пивом надо было ехать в Дактаун. — Чарли остановилась на светофоре. — Я, правда, думаю, что долбанутые были правы. С алкоголем все изменилось. Начался строительный бум. Мексиканцы из Атланты валят сюда в поисках работы. Туристы целыми автобусами едут к палатке с сидром. В гавани — прокат катеров и корпоративы на воде. «Ритц Карлтон» строит здесь гольф-клуб. А хорошо это или плохо, зависит от того, зачем ты вообще живешь именно здесь. — Кто сломал тебе нос? — Мне сказали, он на самом деле не сломан. — Чарли повернула направо, не включая поворотник. — Ты не отвечаешь, потому что не хочешь, чтобы я знала или чтобы просто меня позлить? — Это сложный вопрос со столь же сложным ответом. — Если ты будешь цитировать папу, я выпрыгну из машины. Чарли притормозила. — Я шучу. — Я поняла. Она свернула на обочину. Поставила рычаг в положение «паркинг». Повернулась к Сэм. — Слушай, я рада, что ты приехала. Ужасно, что по такому тяжелому поводу, но я рада с тобой поговорить. — Ты рада, но?… — Но не надо оставаться ради меня. Сэм смотрела на синяки под глазами сестры, на сдвиг на носу, где хрящ был явно сломан. — Речь идет о предъявлении обвинения Келли Уилсон — при чем тут ты? — Это просто повод, — ответила Чарли. — Не надо обо мне заботиться, Сэм. — Кто сломал тебе нос? Чарли раздраженно закатила глаза. — Помнишь, как ты учила меня делать слепую передачу? — Как такое забудешь? Ты никак не могла научиться. Ты меня не слушала. Все время медлила, каждый раз. — Да, я постоянно оглядывалась назад, — сказала Чарли. — И ты думала, что проблема в этом: что я не могу бежать вперед, потому что оглядываюсь. Сэм услышала отголоски письма, которое Чарли написала много лет назад: «Ни ты, ни я не сможем построить свою жизнь, если всегда будем оглядываться назад». Чарли подняла руку. — Я левша. — Как и Расти, — отозвалась Сэм. — Хотя наследование леворукости или праворукости считается полигенным, существует менее чем двадцатипятипроцентная вероятность того, что ты унаследовала от папы один из сорока локусов, которые…