Стены украшены картами, что логично, потому что он, очевидно, учитель истории. По крайней мере, если верить надписи «МИСТЕР ГЕКЛЬБЕРРИ ЛЮБИТ ВСЕМИРНУЮ ИСТОРИЮ». — Я вчерашний вечер помню отрывочно, — сказала Чарли, — но ты вроде говорил, что ты морпех? — На самом деле бывший, но «морпех» звучит сексуальнее, чем «учитель средней школы». — Он самокритично усмехнулся. — Я пошел в морскую пехоту в семнадцать и вышел в отставку шесть лет назад. — Он оперся на свой стол. — Хотел продолжить службу, поэтому окончил оплаченную армией магистратуру, и вот я здесь. — Уверена, на День Валентина ты получаешь кучу пропитанных слезами открыток. У Чарли были бы по истории одни двойки, если бы ее учитель выглядел так же, как мистер Гекльберри. — У тебя есть дети? — спросил он. — Насколько я знаю, нет. — Чарли не стала задавать ему тот же вопрос. Она предположила, что, если бы у него были дети, он не поставил бы фото собаки на заставку телефона. — Ты женат? Он помотал головой. — Пробовал, но мне это не подходит. — А мне подходит. — Она тут же пояснила: — Мы не живем вместе уже девять месяцев. — Ты ему изменяла? — Ты не поверишь, но нет, не изменяла. — Чарли провела пальцем по книгам на полке рядом с его столом. Гомер. Еврипид. Вольтер. Бронте. — Ты не похож на человека, который любит «Грозовой перевал». Он улыбнулся. — В пикапе особо некогда было разговаривать. Чарли начала улыбаться в ответ, но накатившее раскаяние стерло улыбку с ее лица. Этот обмен шуточками казался ей в чем-то даже больше изменой, чем сам секс. Она обменивалась шуточками с мужем. Она задавала глупые вопросы мужу. И вчера ночью, впервые за все время брака, она изменила мужу. Гек, видимо, почувствовал смену ее настроения. — Это, конечно, не мое дело, но отпустить такую женщину — как он мог? — Со мной непросто. — Чарли разглядывала одну из карт на стене. Почти по всей Европе и кое-где на Ближнем Востоке были воткнуты булавки с синими головками. — Ты везде здесь побывал? Он кивнул, но ничего не сказал. — Морская пехота, — сказала она. — Ты служил в спецназе ВМС? — Морпехи могут быть спецназовцами, но не все спецназовцы — морпехи. Чарли хотела сказать, что он не ответил на вопрос, но Гек заговорил первым: — Твой телефон начал трезвонить ни свет ни заря. Ее сердце сжалось. — Ты не ответил? — Не, забавно было по входящим звонкам попробовать вычислить, кто ты такая. — Он уселся на свой стол. — Около пяти утра позвонил Б2. Я так понимаю, твой дружок в магазине витаминов. Сердце Чарли снова подпрыгнуло. — Ага, Рибофлавин, мой инструктор по сайклингу. Он прищурился, но допытываться не стал. — Следующий звонок раздался около пяти пятнадцати, высветилось «Папа», и я понял то, что раз не «Папик», значит, это твой отец. Она кивнула, хотя голос матери в ее голове уточнил, что правильно говорить «понял, что». — Какие еще догадки? Он сделал вид, что поглаживает длинную бороду. — Начиная примерно с половины шестого тебе начали названивать из окружной тюрьмы. Звонили как минимум шесть раз, с перерывами минут в пять. — Все, Нэнси Дрю, я сдаюсь, — Чарли подняла руки. — Я наркодилер. Моих курьеров повязали на выходных. Он засмеялся. — Я почти тебе верю. — Я адвокат, — призналась она. — Обычно к наркодилерам люди относятся с бóльшим пониманием. Гек перестал смеяться. Он снова прищурился, но игривость испарилась. — Как тебя зовут? — Чарли Куинн. Она могла поклясться, что его буквально передернуло. — Что-то не так? — спросила она. Он стиснул зубы, и на скулах проступили желваки. — На твоей кредитке была другая фамилия. Чарли замолчала, потому что ей очень не понравилось это заявление. — Это моя фамилия в замужестве. Когда ты успел рассмотреть мою кредитку? — Я не рассматривал. Я увидел ее, когда ты расплачивалась в баре. — Он поднялся. — Мне надо готовиться к занятиям. — Я что-то не то сказала? — Она пыталась перевести все в шутку, потому что, очевидно, она сказала что-то не то. — Слушай, все ненавидят юристов, пока им самим не понадобится юрист. — Я вырос в Пайквилле. — Ты говоришь так, будто это что-то объясняет. Он открывал и закрывал ящики стола. — У нас вот-вот начнется классный час. Мне надо готовиться к первому уроку. Чарли скрестила руки на груди. Это был не первый ее подобный разговор со старожилами Пайквилля. — У твоей смены настроения может быть одна из двух причин. Проигнорировав ее слова, он открыл и закрыл еще один ящик. Она стала перечислять варианты, считая на пальцах: — Либо ты ненавидишь моего отца, и это нормально, потому что его многие ненавидят, либо… — Она подняла палец, чтобы назвать более вероятную причину, ту, по которой у Чарли на спине появилась мишень двадцать восемь лет назад, когда она вернулась в школу, ту, из-за которой в городе на нее до сих пор злобно поглядывали сторонники многочисленного кровосмесительного клана Кулпепперов. — Либо ты считаешь, что я избалованная сучка, которая помогла подставить Захарию Кулпеппера и его невинного братика, чтобы отец заполучил какую-то вонючую выплату по страхованию жизни и их сраный трейлер. Которые он, кстати, так и не получил. Он мог отсудить у них двадцать штук, которые Зак ему задолжал за юридические услуги, но он и этого не сделал. Не говоря уже о том, что я опознала бы этих ублюдков с закрытыми глазами. Она еще не договорила, как он начал мотать головой. — Дело не в этом. — Правда? Она записала его в сторонники Кулпепперов, когда он сказал, что вырос в Пайквилле. С другой стороны, можно было предположить, что он просто кадровый военный и презирает работу Расти — ровно до того момента, когда у него самого найдут оксикодон в тумбочке или проститутку в кровати. Как любил повторять ее отец, демократ — это республиканец, прошедший через систему уголовного правосудия. — Слушай, я люблю отца, но я занимаюсь другой юридической практикой. Половина моих дел — ювенальная юстиция, другая половина — наркотики. Я работаю с глупыми людьми, которые наделали глупостей: им нужен юрист, чтобы обвинение прокурора не было слишком суровым. — Она развела руками. — Просто выравниваю баланс на игровом поле. Гек смотрел на нее в упор. Его злость во мгновение ока переросла в ярость. — Выйди из моего класса. Прямо сейчас. От такого тона Чарли сделала шаг назад. Она вдруг подумала: никто не знает, где она сейчас, а мистер Гекльберри, пожалуй, может переломить ей шею одной левой. — Хорошо. — Она схватила свой телефон со стола и пошла к двери. И хотя понимала, что надо просто заткнуться и уйти, она обернулась: — И все-таки что такого тебе сделал мой папа? Гек не ответил. Он сидел за столом, склонив голову над стопкой бумаг, с красной ручкой в руке.