– Ты что, в душ со мной пойдешь? – Нет, – отвечаю я. – Я подумала, ты остановишься, не дойдя до душа, что ты и сделал, – ухмыляюсь я. – Так как все прошло? – Встреча не состоялась, ясно? Я гляжу на него хмуро: – Почему не состоялась? – Я планировал поехать в город на поезде, но не смог на вокзале найти место для парковки на весь день. Бесплатная парковка была только на два часа. Так что я не поехал. Я смотрю на него удивленно. – Потому что не нашел парковку? Уолли закатывает глаза. – Ты представить не можешь, как трудно найти нормальную парковку. – Ну я бы не сказала, что не могу представить. Перемещать машину с места на место – вообразить несложно. – Пытаешься меня развеселить? – Нет, – отвечаю я. – А тебе было весело? – я интересуюсь искренне, но Уолли не отвечает. – Почему ты просто не заплатил за парковку? – У меня не было денег. – Я думала, у тебя есть деньги. Ты же не бездомный, так? Уолли краснеет на глазах. – У меня не было монет! – он издает что-то похожее на «Уф!» и сжимает руки в кулак, будто сердится. – Почему ты сердишься, Уолли? – Я злюсь, потому что пропустил собеседование, понятно? Злюсь, что ты преследуешь меня, когда я хочу побыть один. Злюсь, потому что ты продолжаешь звать меня Уолли! С самого нашего знакомства я еще не видела его таким расстроенным. Помню случай, Джанет рассказывала, как одна посетительница была очень зла, что книгу, которую она забронировала, еще не вернули. Она долго шла по жаре до самой библиотеки и не собиралась уходить без своей книги. Она стала вести себя по-настоящему агрессивно. Джанет искренне извинилась и предложила лично принести женщине книгу на дом, когда ее вернут. Потом Джанет спросила, может ли она еще чем-то помочь. И в тот момент женщина разрыдалась и рассказала, что то был день годовщины смерти ее сына, и она отчаянно хотела пережить этот день, погрузившись в хорошую книгу. Джанет отвезла женщину домой, но перед этим заехала в книжный магазин, где купила скорбящей женщине не только забронированную ей книгу, но и несколько других. – Почему ты была так добра к ней? – спросила я Джанет, когда она вернулась в библиотеку. – Она была так груба с тобой. – Злость – это лишь псевдоним грусти, – объяснила она. – По моему опыту, в девяти случаях из десяти, если проявишь доброту к сердитому человеку, то успокоишь его и узнаешь, что же с ним на самом деле происходит. – Знаешь что, – говорю я Уолли, – у меня рядом с домом есть парковочное место. Оттуда до железнодорожной станции пять минут ходьбы. Можешь парковаться там, если будет еще собеседование. Ну, или в любое другое время. Уолли хмурится, выражение его лица снова меняется: менее сердитое, скорее растерянное. – Это очень щедро. – Не особо. У меня нет машины, так что парковка просто пустует. Кажется, Уолли на мгновение задумался. – Но я все же попрошу кое о чем взамен. Уолли скрещивает руки на груди. – Да? О чем же? Он смотрит на меня, прищурившись. Ресницы у него длинные, темные и изогнутые, как у старомодных кукол. – Буду очень благодарна, – говорю я, – если позволишь и дальше называть тебя Уолли. К моему удивлению, Уолли смеется, запрокинув голову. И хотя я не уверена, что именно его так рассмешило, но смеюсь вместе с ним. В среду вечером я приезжаю в боулинг около 18:30. Точное время определить не могу, поскольку забыла телефон дома. Подобная оплошность мне несвойственна, и я приписываю ее тому небольшому беспокойству, что одолевает меня весь день из-за предстоящей игры. Боулинг-центр, с его шумом, ярким освещением и запахами, определенно вне зоны моего комфорта. Часть меня, бунтарская, взволнована и рада. Другая же часть отчаянно пытается дышать. Приехала я сюда на автобусе. Уолли предложил меня подвезти, но от разговоров в дороге у меня болит голова, поэтому автобус показался мне более безопасным вариантом. На листовке в комнате для персонала было написано, что сбор игроков состоится в 18:45, а сама игра в 19:00, чтобы все успели подобрать себе подходящую обувь, забрать купоны на еду и жетоны для автоматов для игры в пинбол. (Я была в шоке, когда узнала об этих автоматах. Игры, как правило, громкие и яркие, а я ненавижу шумные и яркие места.) Но я подготовилась, как смогла, и чувствую себя настороженно оптимистично. Мне приятно знать, что я приехала раньше Уолли, пусть и всего на три минуты. Он трусцой поднимается по пандусу, красная шапка на голове колышется в такт каждому шагу. Он так спешит, что едва не пробегает мимо меня. – Уолли! – зову я его, когда он уже собирается войти в здание. Уолли замедляет шаг, неуверенно улыбаясь, находит меня взглядом и начинает что-то говорить. – У меня затычки в ушах, – говорю я, – так что я тебя не слышу. Уолли моргает непонимающе. Его губы снова шевелятся. – Говорю, не слышу тебя! – объясняю я ему громче. Уолли поправляет очки на носу и показывает мне жестом снять наушники. Неохотно, но я их снимаю. – Я спросил, зачем они тебе? – повторяет он, указывая на мои глаза. – Что, очки для плавания? Они лучше защищают от яркого света в таких местах, чем солнцезащитные. На его губах мелькает легкая улыбка. – Ясно… Конечно, я понимаю, что очки для плавания – это не модно, но я надеялась, что люди просто смирятся и примут это за новый тренд. – Слушай, – говорит Уолли, – раз уж ты вынула затычки, я хотел извиниться, что был так груб сегодня. Такого рода собеседований у меня не было… уже довольно давно. Ты была права, и дело не в том, что я не смог найти парковку. Я не должен был срываться на тебе. «Ты была права» – эти слова крутятся у меня в голове. «Ты была права». Права не просто в каких-то фактах, речь о сложном и запутанном мире чувств! Не терпится рассказать Роуз. – Сейчас тебе лучше? – интересуюсь я. Уолли кивает. – Вообще-то мне удалось перенести встречу на завтра. Я легонько хлопаю в ладоши – получилось весьма забавно, поэтому я принимаю решение повторить этот прием попозже. – Чудесная новость! И припаркуешься сегодня у моего дома? – Если не возражаешь. – Не возражаю, – отвечаю я, снова засовывая затычки в уши. Уолли открыл было рот что-то сказать, но я указываю на свои уши, он замолкает, и мы идем внутрь. Даже несмотря на очки и затычки, мои органы чувств подвергаются жестокой атаке, стоит нам открыть дверь. Внутри пахнет попкорном, хот-догами и сахарной ватой. Все эти запахи словно остаются на моей коже, забивая поры и заполняя меня изнутри будто песком. При каждом шаге кроссовки прилипают к узорчатому ковру, а мигающие неоновые огни прожигают сетчатку глаз. Музыка гремит со всех сторон – из игровых автоматов, на дорожках для боулинга, и, хотя затычки немного заглушают звук, шум все равно стоит оглушительный. Я опускаю голову и пробираюсь вглубь зала. Около дюжины детей толпятся у длинного металлического стола вдоль стены и поют «С днем рождения тебя!» мальчику, которому, судя по цифрам на торте, одиннадцать лет. Все эти люди сосуществуют в одном пространстве совершенно невозмутимо. На дальней стене я вижу табличку «Команда Библиотеки Бейсайд» и веду Уолли туда. Там нас ожидает Кармель, в красной рубашке и с коротким шарфом, повязанным вокруг шеи. Как ни странно, выглядит она довольно мило. – Вы надели шарф, – подмечаю я. Она с любопытством изучает меня, потом что-то говорит, но я ее не слышу. Обернувшись, я оглядываю группу подростков, столпившихся у автомата, выдающего карточки с покемонами. С виду им лет десять-одиннадцать. Как-то в их возрасте мы с Роуз ходили в боулинг. Я отнеслась к этой затее с опаской, но как только Роуз предложила нам остаться дома, мама еще больше укрепилась в своем желании отвести нас поиграть. – Будет весело! – сказала она, пока мы с Роуз не успели начать спорить, что только усугубило бы ситуацию. Когда мы приехали в боулинг, моя стратегия заключалась в том, чтобы сосредоточиться на игре. Я прочитала книгу о технике игры в боулинг и в тот вечер забила три страйка. Было бы весело, если бы мама и Роуз не препирались весь вечер напролет. «Еда холодная!», «Мне туфли жмут!», «Не твоя очередь!». А когда мы ждали очереди, чтобы сдать обувь, мама сказала: – Весь вечер испортили! С вами невозможно куда-то ходить. Да что с вами такое?! Мы с Роуз плакали всю дорогу домой. Кармель оживленно о чем-то болтает с Уолли, хмурясь, улыбаясь и то и дело кивая головой. Никогда раньше не видела, чтобы Кармель улыбалась. Я заметила, что у нее один зуб серебряный. Пока они разговаривают, Уолли роется в коробке с обувью для боулинга. Он ловит мой взгляд и спрашивает: – Какой размер? – Седьмой, – отвечаю я, и в следующее мгновение сажусь на скамейку, пока он подбирает для меня туфли. Странно, когда кто-то обувает тебя, будто ребенка или манекен. Я говорю Уолли, что в этом нет необходимости, но он продолжает, и я не возражаю. На самом деле это довольно мило. К 18:45 вечера вся команда в сборе, и Кармель собирает группу, чтобы произнести приветствие, которого мне не расслышать. Затем нас делят на команды, мы с Уолли оказываемся в одной команде с Гейл и Линдой, которые, судя по тому, как часто они касаются его плеч и руки, просто в восторге от его присутствия. Уолли был прав, когда утверждал, что он хорош в боулинге. Справедливо говоря, он непревзойденный игрок. Он забивает три страйка подряд, а я два. Гейл и Линда не выбивают ни одной кегли. Кармель, как я заметила, вообще не играет, вместо этого она бродит туда-сюда между нашими тремя командами, как в библиотеке. В конце раунда Уолли машет руками у меня перед лицом. Я внимательно слежу за его губами. – Принести тебе что-нибудь выпить? – спрашивает он медленно.