— Что? — Шон посмотрел на меня так, будто я сошел с ума, и, возможно, так оно и было, ведь мы сейчас обсуждали, кто каким африканским животным хотел бы быть. — Никто не хочет быть зеброй. — Я хочу. — И почему? — Начнем с того, что стадо зебр сбивает хищника с толку: из-за пестрого рисунка непонятно в какую сторону они бегут, разве не замечательно? У Шона отвисла челюсть, и как раз, когда он собирался ответить, дверь распахнулась, и в комнату вошла медсестра. — Мистер Бейли? Она обвела нас взглядом и остановилась на мне. — О, Боже. Вы… Вы же Александр Торн. Я улыбнулся и кивнул. — Смотрю новости с вами каждый вечер. В смысле, когда вы ведете, но последнее время вас не было, потому что вы были... Ой, простите, я слишком много болтаю. — Нет, все нормально. Не извиняйтесь. Я взял небольшой отпуск по личным причинам. По одной «личной причине», о которой она явно догадалась. К счастью для нас, подробностей, причем далеких от реальности, было крайне мало. Поэтому, казалось, все стихло. Но скорее всего, как только я вернусь в студию, сплетники не будут сидеть сложа руки. — Просто знайте, все с нетерпением ждут, когда вы вернетесь. В новостях мы доверяем только вам. Сказанное значило для меня больше, чем она могла себе представить. Этот вынужденный отпуск оказался самым долгим за последние годы, и слова о доверии вернули желание, как можно быстрее вернуться к работе. Но прямо сейчас я был нужен Шону, и оставлять его не собирался. — Я подожду тебя здесь, — предупредил я, когда медсестра открыла дверь в кабинет для Шона. — Что? Нет. Я не позволю тебе сидеть здесь, пока я буду там. И потом, как ты узнаешь, вру я или нет, когда скажу, что мне можно чего-нибудь твердое? Смеясь, я встал. Разве Шон мог признаться, будто сам хотел, чтобы я пошел с ним. Но если ему нужно, чтобы я был рядом, я буду. Если честно, я последую за ним куда угодно. И эта потребность стала открытием — находиться как можно ближе к Шону, поскольку раньше я считал себя независимым и свободным. Мы прошли за медсестрой по коридору, она быстро взвесила Шона и проводила нас в кабинет. Измерив давление и пульс, она кратко расспросила Шона о самочувствии, потом сказала, что доктор скоро подойдет и ушла. Как только мы остались одни, я провел рукой по его ладони. Шон сразу переплел наши пальцы, и я выдохнул, потому что снова мог прикоснуться к нему. Боже, когда эта связь стала такой жизненно важной? С каких пор простое присутствие Шона дает мне чувство защищенности, в котором я никогда не нуждался? И ответ был прост: с тех пор как он стал моим телохранителем. Шон гарантировал безопасность и сдержал слово. Но опасность миновала, почему для меня словно бальзам на душу было только то, что он рядом? — Ты о чем-то напряженно думаешь, Ведущий. — Неужели? — Угу. В такие моменты ты слишком тихий и хмурый. — Хмурый? По-моему, неподходящее слово. — Как же. — Шон наклонился и провел пальцем по моему лбу. — Видишь? Ты хмуришься. Рассказать о своих чувствах я пока не мог, поэтому улыбнулся и сжал его пальцы. — Мне просто не терпится узнать, что скажет доктор. Ведь ты так хочешь вернуться к обычной жизни. И наверняка ждешь не дождешься, когда я уберусь из… — С чего ты взял? — Шон поднес наши руки к губам и поцеловал мою ладонь. Сердце забилось так сильно, как будто хотело выскочить из груди. — Это единственная причина, по которой я не хочу слышать хороших новостей от доктора. Я уже привык, что ты рядом. Не уверен, смогу ли выжить без тебя. Ого. Я понимал, что Шон шутит, но слова прозвучали слишком правдиво. Мы оба знали, что в конце концов мне придется уехать, но после всего, что рассказал Николс и нашей крепнущей с каждым днем связи, казалось, мы оба старались найти причину, по которой я мог бы остаться. — Ты прекрасно справишься и без меня. — Уверен? У меня перехватило дыхание, и только я хотел ответить, открылась дверь, и в кабинет вошел доктор Маркс. — О, а вот и мой любимый телеведущий новостей и его ворчливый детектив. — Доктор Маркс подмигнул мне. Я уже собирался ответить, что Шон был совсем не моим, как доктор развернулся и закрыл дверь, успешно обрывая меня на полуслове. — Хорошо, ложись на кушетку, Шон. Давай посмотрим, следовал ли ты рекомендациям. Глава 14 ШОН Твердая еда, а вот и я. Теперь официально: я действительно шел на поправку. Все швы сняли, шрам выглядел хорошо, ничего не болело, и мне разрешили вернуться к привычной жизни. Пусть медленно, но верно. Как только доктор Маркс вышел из кабинета, чтобы отдать мои анализы и карту, я поймал взгляд Ксандера и ухмыльнулся. — Ты слышал? Я могу вернуться к обычной жизни, если не переусердствую и буду все делать в меру. Я поиграл бровями, а Ксандер усмехнулся. От его улыбки и новостей доктора я почувствовал себя счастливчиком, будто выиграл в чертову лотерею. — И чем бы ты хотел заняться в первую очередь? — спросил Ксандер. Надев бейсболку, я соскочил с кушетки. — Хм. Дай-ка подумать. — Я подошел ближе и за руку притянул его к себе, обхватив за талию. — Чем-то, что совсем не связано с болью. Ксандер потянулся к козырьку кепки и, приподняв ее, посмотрел мне в глаза. — А с чем же оно связано? — С тобой, мной и кроватью. — Я улыбнулся и коснулся его губ. — У тебя только одно на уме. — А зачем, по-твоему, я соблюдал все рекомендации? — Ну даже не знаю, чтобы выздороветь, например? — Ха. И зачем мне это было нужно? Ведь чем медленнее идет процесс, тем дольше ты остаешься со мной. — Ты уже второй раз говоришь подобное, — серьезно произнес Ксандер. — И? — Я рядом не из-за твоего выздоровления. — Нет? — Нет. Все зависит от того, сколько ты сам хочешь, чтобы я был рядом. На кончике языка так и вертелось «навсегда», мы стояли в объятиях друг друга, и оба это понимали. Я хотел сказать, а Ксандер хотел услышать. Уверен на сто процентов. Но, похоже, мы все еще пытались понять, что же между нами происходит. И я промолчал. Раздался стук в дверь, и мы отступили друг от друга. Медсестра заглянула в кабинет и сказала, что мы можем идти. — Итак, куда ты поведешь меня на обед? — подмигнув Ксандеру, я пошел к двери. Ксандер шел за мной по коридору, и когда мы вышли на залитую солнцем улицу, взял меня за руку. Мое сердце замерло. Впервые с того момента, как я стал его телохранителем, Ксандер сам сделал это, причем на публике. Конечно, мы были близки наедине, но сейчас все было по-другому. После вечера церемонии репортеры тщетно пытались получить комментарии от Ксандера о его «парне», кроме тишины в ответ ничего не добились, а те, кто знали хоть что-то отдаленно близкое к правде, держали рты на замке. Поэтому, казалось бы, невинный жест мог изменить все и навсегда. Мы подошли к его машине, и я посмотрел на наши соединенные руки. Ксандер заметил мой взгляд и сразу же попытался отпустить меня. Я сильнее сжал пальцы и покачал головой. — Не надо. — Уверен? Я не подумал, просто как-то само собой получилось… — Мне нравится, что ты не думал, и еще больше нравится, что само собой. Ксандер прищурился, сомневаясь в моих словах. — Я все думал о твоей скрытности с вечера церемонии, и если кто-нибудь увидит нас… — Ты прав. О Боже. Бэйли… — Ксандер резко выдернул руку, словно обжегся. — Видишь? Вот что происходит, когда я не думаю.