— Теперь знаю. Но тогда была другая история. Понимаешь? Когда настоящего виновника больше нет рядом, мы ищем пути, чтобы осмыслить случившееся, чтобы взять вину на себя. — То, о чем ты говоришь, полностью отличается от твоей и моей ситуации. — Согласен. Обстоятельства совершенно другие. Но чувство вины, самокопания и поиск своей вины такие же. Для меня эта игра закончилась в очень, очень темном месте, Ксандер. И я не хочу, чтобы с тобой произошло то же самое. — Знаю. И обещаю: как только мы вернемся, сразу сделаю звонок. Я поговорю с кем-нибудь. — Хорошо. Очень хорошо. — Я сжал его ладонь и посмотрел на лоскутное покрывало, сложенное в ногах поперек кровати. — Видишь то одеяло? — спросил я, указав на него. Ксандер кивнул и прикоснулся к разноцветным ромбам. — Это мой первый… подарок на новоселье. Ксандер глянул на меня через плечо. — Но я забегаю наперед. После удара Кирана я понял, что нужно сваливать. У каждого из нас была своя версия о том, кого и что мы потеряли в день аварии, и хотя в глазах Бейли я видел понимание, в их глубине также светился гнев. И я не мог сказать, на кого он был направлен… — На вашего отца. — Ксандер проворно вернулся на место и укрыл нас до пояса лоскутным покрывалом. — Он был в ярости на отца. На тебя? Ни разу. Значит, вот что ты думал все эти годы? — Я просто предположил, что Бейли, как и Киран, злился на меня, потому что я никогда не говорил им о… проблеме отца. — Нет. Бейли никогда так не думал. И я почти уверен: после первого шока Киран понял, что поступил как придурок, наговорив тебе лишнего. Бейли был убит горем. Сначала — потеря родителей, потом — еще правда об отце… — Знаю. Но я вряд ли мог ему помочь. В том состоянии я вообще не мог никому помочь, даже себе. Но я знал, что ты позаботишься о нем. Ты всегда он нем заботился. — Проговорив это, я со стыдом отметил, что испытываю легкую ревность. Оценив свою реакцию как юношескую незрелость, я отодвинул ее в сторону и сконцентрировался на остальном, потому что раскрывать свои неудачи мужчине, в прошлом несколько раз видевшим меня не в лучшем свете, оказалось довольно тяжело, особенно если учесть, что я взял, да и влюбился в него. — В тот день я сел в машину и поехал в Саванну. Без планов, без единой мысли, что делать, когда доберусь… Я хотел только одного — побыстрее убраться из родительского дома. Мне жизненно необходимо было найти место, где я смог бы дышать снова. Но стоило въехать в городок, как нахлынули воспоминания о семейных походах. О том, как улыбалась и смеялась мама с братьями, о том, как отец учил нас забрасывать удочку и играть в реке… Куда не посмотри, куда не пойди, — все напоминало о родителях. В конце концов я оказался возле стойки в местном баре — единственном месте, где можно было бы все забыть. Я прикрыл веки и потер лицо: былые боль и одиночество вернулись с полной силой. Теплая рука нежно сжала мою ладонь и отвела ее в сторону. Я открыл глаза и, почувствовав на своих костяшках губы Ксандера, с трудом проглотил внезапно вставший в горле горький ком. — Сидел я там около четырех или пяти часов. Я был уже в стельку, настолько, что свалился со стула, когда появилась Мэй. — Крестная фея, — прошептал Ксандер. — Крестная фея. Каким-то образом она услышала о моих родителях и нашла меня. — Я тряхнул головой. — Тогда я не мог не то что стоять, даже голову держать. Но она неизвестно как вытащила меня оттуда и дотянула до своей машины. Дальше я помню только, как проснулся тут, укрытый лоскутным покрывалом, с запиской: «Смерть оставляет душевную боль, которую невозможно вылечить; любовь оставляет воспоминания, которые невозможно украсть. Спиртное — не решение, Шон. В шкафу — кофе, поп-тартсы и чайник. Оставайся столько, сколько нужно». — Ого. — Да, — ухмыльнулся я криво, — еще та херня. Ксандер сел, скрестив ноги: — Даже представить не могу, через что ты прошел. — Почему? Он еле заметно пожал плечами: — Не знаю. Просто сейчас мне кажется странным быть с тобой рядом и не знать, что ты чувствуешь. Я взял его за руки и притянул к себе: — И что я чувствую сейчас? — Облегчение. Черт. Как он это сделал? Я тут изо всех сил стараюсь отвлечь, сбить его с курса, чтобы снова возвести стены и скрыть свои слабые стороны, а он в миг разглядел мои чувства. «Вот придурок! Ты попал, куда целился». — И в кого ты такой умный? Ксандер улыбнулся, и вся боль с одиночеством прошлых лет вдруг показались далеким воспоминанием. — В маму-учительницу и папу-хирурга. Я рассмеялся: — Да, похоже на то. — И еще я люблю тебя. Я хмыкнул и сполз на кровать, утаскивая Ксандера за собой: — Думаешь, это делает тебя умным? Знаю многих, кто с тобой не согласился бы. — Они ошибаются. Любить тебя, похоже, будет той еще проблемкой с задачками, но это самое умное, что я сделал за всю свою жизнь. Я обнял Ксандера и прижал к своему боку: — Знаешь, я постоянно спрашиваю себя: как «мы» стало вообще возможно? Но причина и способ мне уже не важны. Я был один целую чертову пропасть времени, и сейчас мне важно только одно: все намного лучше, когда со мной рядом ты. С проблемами или без. Ксандер поцеловал меня в щеку: — С проблемами или без. Повернувшись, я захватил его губы в нежном поцелуе и позволил себе наконец поверить, что история о «жили долго и счастливо» может быть правдой. Глава 34 КСАНДЕР — Ты когда-нибудь смотрел на звезды? — спросил Шон, освещая путь фонарем. Последние три дня он уговаривал меня переночевать под открытым небом, и сегодня по какой-то безумной причине я согласился. — Никогда, — ответил я, в ужасе шарахаясь от каждого незнакомого шороха поблизости и каждой едва коснувшейся меня букашки. — Я пробовал наблюдать за звездами со своей террасы. Но в свете городских огней сложно что-то рассмотреть. — Да, в городе фиг что рассмотришь. Другое дело тут. — Не сомневаюсь, — ответил я, сосредоточенно вглядываясь себе под ноги. Шон прошел мимо ветки, которая, отклонившись, звонко ударила меня по руке, отчего я подпрыгнул. — С тобой все в порядке? — спросил он. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не спросить: «Мы уже пришли?» Ужасно не хотелось выглядеть жалким городским мальчиком, хотя, как недавно выяснилось, я именно им и был. — Я… о боже! Что это было? Я лихорадочно потер свое плечо. Шон остановился и посветил на меня фонарем: — Что там? — Что-то коснулось руки, — проговорил я, старательно оглядываясь. Ничего не обнаружив, я облегченно выдохнул и направился в сторону Шона. Он приставил фонарь к своему подбородку и поиграл бровями: — Боишься? — Ползучих маленьких тварей? Да. Шон закатил глаза: — Ну, с этими я легко разберусь, только дай знать. Но если встретишь приведение и еще кого, то ты сам за себя. Я знал, что Шон просто дразнится, но все равно прибавил шагу и схватил его за руку. Он рассмеялся, на что я шлепнул его по плечу, но в глубине души мне было чертовски приятно. Если бы мне кто-то сказал, что я с удовольствием буду жить несколько дней в диком лесу, имея только необходимое и полагаясь на собственные навыки выживания… хм, ну ладно, на навыки выживания Шона, я ответил бы, что он явно сошел с ума. Шон правильно поступил, что привез меня сюда и заставил отключиться. Я полагал, что нужно просто пережить все, и тогда я быстро приду в норму. Но оказалось, что нет, это так не работает.