Глеб закурил, а я стала рядом и облокотилась на перила. Его заявление не испугало — слишком он был спокоен, но насторожило. — Что ты натворил? — Спрятал главное оружие Мишеля. — Какое оружие? — нахмурилась я. — Помнишь ясновидицу? Ту, что Влада проверяла? — Ты… вообще, что ли?! — взорвалась я. — С ума сошел? Я еле Влада с Андреем отмазала, а ты… Где она? На Достоевского? — Поля… — Поехали! — отрезала я и рванулась в комнату. Если древний узнает, что Глеб похитил Нику, он ему голову оторвет, и никакие уговоры не помогут. Одно дело — отпустить Влада, а совсем другое — потерять ясновидицу с уникальным даром. За это Альрик Мишеля по головке точно не погладит. — Нет, — твердо сказал Глеб, преграждая мне путь. — Мы никуда не поедем. Я с шумом выдохнула и посмотрела на него укоризненно. Они что, сговорились все, что ли? Или кто-то выносящий мозги газ распылял в Липецке, пока меня не было? Один питается, не глядя по сторонам, второй похищает ясновидцев. — Нельзя укрывать ее, Измайлов, — терпеливо объяснила я. — Она числится в штате у охотников. Мишель уничтожит атли, если узнает, и Альрик самолично ему поможет. Да и такие, как эта Ника, опасны. Ты их пьешь, а потом… — Они восстанавливаются и тебя убивают, — закончил он за меня. — Знаю. — Откуда ты… О, черт! Она шантажирует тебя, что ли? — Что? Нет! С чего ты взяла? — Ты же выпил ее. — Ну да. Со злости… — смущенно признался Глеб. — Крышу сорвало. Но Ника не угрожала мне, даже наоборот. А с охотниками она потому, что Марк ее постоянно использует. Если ерепенится — сдает какому-нибудь хищному за деньги. Ника — одиночка, из клана давно ушла, защитить некому. — А ты в защитники записался, что ли? — Она боится, Поля. Знаешь, каково это — когда никого нет? Совсем? — Могу себе представить, — сдавленно ответила я. — Только вот все равно не смогу ее приютить, Мишель будет за мной пристально следить. За тем, как я выполняю условия соглашения. — Какого соглашения? — Древний дал мне три дня, — сказала я и снова посмотрела вдаль. Снег красиво переливался в сиреневом свете фонарей. На крыльце послышался смех и громкий разговор. Гости в доме — всегда суета. — Я ухожу, Глеб. Навсегда. — То есть как… уходишь? — опешил он. — А как ты думаешь, зачем был весь этот концерт? — горько усмехнулась я. — С Никой твоей, пыточной и вообще… Устала я. Думать, решать. Пусть лошадь думает, как говорят. — И как… что будешь делать? Я пожала плечами. — Жить. Дэн вон живет как-то, значит, и я смогу. Буду скучать по тебе, Измайлов. — Да брось, Влад что-нибудь придумает. — Он уже достаточно сделал, — резко выдохнула я. — Хватит! — Ну ладно, пусть не Влад… — Глеб задумался. — О, слушай, скади же вернулись. Они ого-го, между прочим. Со своими плюшками. Сможем общаться через них или через альва. — Нет. — Я покачала головой. — Мишель ясно дал понять — ни при каких обстоятельствах. — Вот урод! — Останься сегодня со мной, — попросила я. Глеб притянул меня к себе. Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Хотелось плакать — от обиды, несправедливости, от того, что скоро не смогу вот так опереться на друга, который был рядом столько лет. И все из-за инфантильных требований охотника. Наплевать бы на все, подкараулить Мишеля в темном переулке и убить. А что, может, так и сделаю. Я же уже перестану быть атли, и они не обязаны будут отвечать за мои бесчинства. Глеб уснул ближе к утру. Раскинулся на всю кровать, периодически удушающе накрывал меня руками — устала сбрасывать и перекладываться на другую сторону. Потом забила и встала. В окно светила луна — еще не полная, но уже с округлыми боками, налитая и белесая. Одна среди неба, усыпанного далекими звездами. Не символично ли? Не стоит об этом думать. Лучше подумать о чем-то приятном, например, о еде. Спуститься на кухню и поужинать. Вернее, уже позавтракать. Желудок безбожно урчал, требуя компенсацию за потраченные на нервотрепку калории. Заморачиваться я не стала — приготовила бутерброды и чай. Решила поесть у себя, на пустой кухне атли совсем уныло, а в комнате можно включить тихо телек и дожить до утра. Думать и что-то решать категорически не хотелось, и я отложила до рассвета. В гостиной было темно, лишь огонь в камине отбрасывал тени на ковер. Я продвигалась осторожно, стараясь не задеть мебель. Впрочем, я слишком хорошо знала дом и могла не бояться свалить какую-нибудь вазу. — Ты не очень уважительна к своему вождю, — раздался низкий хрипловатый голос из глубины гостиной, и от неожиданности я споткнулась о ступеньку и чуть не выронила поднос. Обернулась. Из темноты вынырнула фигура, и я узнала сегодняшнего незнакомца. Того, с жуткими глазами. — Я — Эрик, — ни капли не смутившись, представился он, — брат Дарьи. Ну да, схожесть прослеживается. Тоже блондин, правда, в отличие от сестры, в солярий явно не ходит. Довольно хорош собой. Не смазлив, но колоритен. До безобразия высок. Наверное, чтобы смотреть ему в лицо, находясь рядом, мне пришлось бы запрокидывать голову. Беспросветно наглый. Вгляд насмешливый, прямой. Подбородок с глубокой ямочкой вздернут, руки спрятаны в карманы широких светлых брюк. А еще рядом с ним чувствовалась легкая угроза — сразу становилось понятно, что лучше иметь такого в числе друзей, чем враждовать. Впрочем, дружить с Эриком я точно не собиралась. — Очень неприлично вот так пугать людей, — строго сказала я и крепче обняла поднос. — Я напугал тебя? Извини, не хотел. Он еще и смеется надо мной! Невиданная наглость. Жаль, у меня не то настроение для полемики. — Да, я так и подумала, — едко ответила я и отвернулась. — Спокойной ночи. — А ты злючка. — Прости, что? — опешила я. — В кабинете на Влада злилась, сейчас — на меня. Ты со всеми мужчинами такая колючая? Я уже собралась ответить. Даже речь приготовила — о том, как нехорошо лезть не в свое дело. Не успела. Потому что чертовы видения всегда посещают внезапно. Я выронила поднос и оступилась, пытаясь схватиться за поручень, но он коварно выскользнул из рук. Я захожу домой, и тянусь к выключателю, чтобы включить свет. Вспышка на миг ослепляет, а через секунду я понимаю, что в квартире не одна. Тут же замираю, а из глубины на меня смотрят пугающие, глубокие глаза. Человек в белом плаще шагает ко мне, я отступаю, пытаюсь закричать, но тщетно — голосовые связки парализовало. Сзади чьи-то руки толкают меня вперед — к страшному человеку с темными волосами. Он молча подходит и накидывает мне на плечи плащ. А дальше — пустота. Голова безбожно болела, и я осторожно открыла один глаз. Жива. Даже сижу на чем-то мягком, кажется, на диване. Кто-то заботливо сжимает мои плечи. Кто-то теплый, крепкий, становится надежно в этих объятиях… — Ты в порядке? — спросил Эрик, и на этот раз в голосе не было и намека на насмешку. — Ты чудом не упала с лестницы. — Ммм… — только и смогла промычать я и уронила голову ему на плечо. Черт, ну за что мне дар, от которого так больно? Не могла родиться целительницей, например, или, на худой конец, защитницей? Хотя нет, защитницей не хотелось быть. У меня на них в последнее время аллергия. Взаимная. — Что, больно? — Эрик отстранил меня и пристально посмотрел в лицо. Я кивнула и приложила ладонь ко лбу. Не помогло. Последствий видений вообще сложно избежать — даже таблетки не всегда помогают. — Ты болеешь? Что это было вообще? Я помотала головой и снова приоткрыла один глаз. — У меня такое часто. После видений. Эрик на секунду замер, затем выпустил меня и встал. Отошел на несколько шагов, затем резко развернулся. — Ты — пророчица? Я настороженно кивнула. Уже даже не рада была, что призналась. Мало ли, вдруг ему тоже понадобится моя кровь для ритуала. Кто их знает, этих мужчин? Барт ведь предупреждал об опасности, а теперь, когда придется уйти, я буду совсем одна. Нужно быть осмотрительней. Прозрачные глаза смотрели пристально, изучающе. Кожа покрылась мурашками, и я на всякий случай собралась, как учил Барт. Сольвейг должен быть наготове. Всегда. Это незыблемое правило нашего мира.