— Нет, что ты! Просто… Я только ушла из атли и не готова принимать чье-либо покровительство. — Так что там с колдуном? — нетерпеливо напомнил он. — Было темно, я не смогла рассмотреть, где именно все произошло. Но одно бесспорно — мальчик ненавидит тебя. Он сильный — настолько сильный, что от его мощи шумело в ушах. Ты лежал на полу, в крови. А у него был нож… Эрик кивнул. — Когда? — Ну знаешь… Таких подробностей не стоит требовать от пророчиц, — усмехнулась я. — Что есть, то есть. — Да, конечно, — поморщился он. Встал. Прошелся к окну, запуская руки в волосы. Громко выдохнул, и показалось, мой рассказ оказался для него безумно важным и неожиданным. — Почему я видела тебя? Разве пророчицы не связаны только лишь со своим племенем? Он обернулся. На лице — воодушевление и радость, которую не утаишь. В последнее время я неплохо читаю эмоции. Да Эрик особо и не крылся. — Скорее всего, твой дар не зависит от того, принадлежишь ли ты какому-нибудь племени или нет, — сказал он. — А рядом со мной дар всегда проявляется сильнее. — Как это? — нахмурилась я. — Такая особенность. Досталась от предков. — Он вернулся, улегся на кровать, закинул руки за голову и мечтательно посмотрел в потолок. — Я могу сделать тебя сильнее. Развернулся ко мне и добавил тихо и чувственно: — Если хочешь. Неужели соблазняет? Да так умело — я даже не заметила, как перестала дышать. Смотрю на него, а вернее, бессовестно пялюсь на его губы и думаю совсем не о том, что он говорит… Я попыталась сбросить наваждение, но сладкий, карамельный запах путал мысли. — Усилить — значит, развить верно? — спросила и тут же удивилась тому, как гортанно прозвучал голос. — Верно. Взгляд прожигал кожу, дыхание сбилось, а сердце заколотилось о внутреннюю сторону грудной клетки. — Но не влезть в мои видения, — озвучила я последнюю мало-мальски осознанную мысль. После нее в голове стало приятно пусто, а в груди тепло. Тело жило исключительно инстинктами — причем, теми, о которых до этого момента я даже не подозревала. — Ты очень проницательная маленькая болтушка, — улыбнулся он и вновь перевел взгляд на потолок, возвращая мне возможность дышать. — Есть кое-что еще. Я, замерев от любопытства, ждала, когда он расскажет об этом «кое-что», но Эрик молчал. Загадочно пялился в потолок и, кажется, думал о своем. Поэтому я немного поерзала, чтобы обратить на себя внимание. — Так что же? — уточнила для верности, и он снова повернулся ко мне лицом. — Есть книга. Ее хранит первый жрец хищных — Арендрейт в одном из созданных им миров. В ней написано пророчество для меня. — Да ладно! — удивилась я. — Откуда ты о ней знаешь? Ты же не… И замолчала. Чуть не сказала запретное слово, но вовремя одумалась. Вовремя ли? Эрик внимательно смотрел мне в лицо и молчал. Тишина опасно клубилась в воздухе, рискуя превратиться в бурю. — Я слышала, там пишут лишь о светлых, — невозмутимо выпалила я. — О сольвейгах, — кивнул он. — Нет, там пишут не только о них и не только они. — Он сделал паузу и подозрительно нахмурился: — А ты достаточно эрудирована. — Много читала, — пожала я плечами. — Так что там с пророчеством? — В книге написано, мне явится провидица, которая изменит меня. Сделает сильнее, проведет через ряд испытаний, а потом узрит время открытия портала в кан. Личного — для меня. — Что такое кан? — Ты же много читала, — поддразнил он. — О нем написано гораздо больше, чем о сольвейгах. Плохое направление разговора. Нет, просто ужасное. Нельзя с Эриком говорить о сольвейгах, нельзя, чтобы он начал подозревать… — Я мало интересуюсь величием, — сказала я. И даже не соврала, вот ни капельки. Никогда не лелеяла амбиций и не понимала людей, которые ради них отказываются от многих радостей — общения, счастья. Любви. — Тебе и не надо. Зачем? Это путь мужчины. Ах, вот как, значит? Только для мужчин? Интересно, что он сказал бы, если бы узнал, что я пропустила всех нали — которые тоже только для мужчин? Но я, конечно же, не сообщила об этом Эрику. Скромно потупилась и расправила платье. — Думаешь, видение о мальчике как-то связано с твоими… испытаниями? — До этого ни у одной пророчицы не было видений обо мне. — И со многими ты общался? — скептически поинтересовалась я. — Пророчицы не так часто встречаются. — Достаточно часто. — Эрик пожал плечами и добавил: — Я упорный. Мне вспомнилась Нора — ее горящий взгляд, полный надежды и такая нелепая смерть. Интересно, что Эрик обещал ей? Обещал ли что-то вообще, или она просто влюбилась, проиграв этому полупрозрачному, пугающему взгляду? Мне-то не знать, какие последствия бывают у необдуманных чувств… — А чего хочешь ты? — спросил Эрик, внимательно меня разглядывая. Домой, подумала я. И внезапно поняла, что безумно хочу на балкончик в свою комнату у атли. Стоять, ежась от мороза и слушать Глеба. Он бы рассказывал мне о Нике, о том, какие охотники козлы, что нужно с этим что-то делать и вообще нехорошо обижать своих же девочек. А потом спросил бы, как я себя чувствую. И определенно отругал мой наряд. — Хочу снять, наконец, это платье, — устало ответила я и тут же поняла, как это прозвучало именно здесь. Контекст всегда важен. Особенно рядом с таким опасным оппонентом. Эрик многозначительно улыбнулся и воодушевленно кивнул: — Я не против. Снимай. — Я имела в виду душ и джинсы. И совсем не то, о чем ты сейчас подумал. — Жаль, — разочарованно вздохнул он. — Боюсь, мои джинсы тебе будут велики. — Тогда, может, отвезешь меня домой? — Прости, устал. Ты очень часто пыталась погибнуть за последние сутки, пришлось выложиться, чтобы этого не допустить. Он явно играл со мной. Улыбался. Смотрел на губы. Выжидал. Я слишком хорошо выучила все признаки охоты. Но отчего-то именно сейчас казалось, что я не знаю правил. — Думаешь, Герда может навредить мне, если уеду? — Герда — нет, а вот тот, кто отравил тебя — вполне возможно. Теперь, когда я нашел тебя, просто не могу позволить погибнуть. Душ налево по коридору. Поищи что-нибудь в гардеробной, если хочешь переодеться. — Эрик указал на небольшую дверь в углу и еще раз бесцеремонно меня рассмотрел. — Хотя тебе очень идет красный. Я громко выдохнула, стараясь стряхнуть наваждение, и встала. Нет, мне определенно не нужно все это — томные взгляды, недосказанность. Еще меньше — влюбиться. Запутаться в его паутине, как в липкой сахарной вате с карамельным вкусом. Я столько лет жила в рабстве собственных чувств. Нового не хочу. Гардеробная оказалась огромной. Почти как моя спальня на Достоевского. Множество полок, на которых аккуратными стопками лежали майки и джинсы, десятки пар обуви, тремпеля, увешанные рубашками и пиджаками. Зеркало на всю стену, как в примерочной. Прям рай для шопоголика. Мне кажется, даже у Лары не такой огромный гардероб. Я тряхнула головой и взяла верхнюю футболку из стопки. Прикинула перед зеркалом — она доходила мне почти до колен, а рукава доставали до локтей. Сойдет за пуританскую ночнушку, и уж точно выглядит не так вызывающе, как красное платье, из которого грудь так и норовила выпрыгнуть при каждом вздохе. Я улыбнулась собственному отражению — бледному, с лихорадочно сверкающими глазами, и отправилась в душ. Горячая вода приятно облепила, смыла усталость и легкий налет страха. Сомнения, неуверенность в завтрашнем дне. Тревогу за Глеба. Я насухо вытерлась синим махровым полотенцем и надела футболку Эрика. Как я и думала, она оказалась вполне приличной ночнушкой. Широкая, свободная и удивительно приятная на ощупь. Когда я вернулась, Эрик уже устроился на кровати — расстелил ее, отвернул часть одеяла справа, а сам улегся поверх, на другой половине. Рубашку снял и лениво переключал каналы большого плазменного телевизора на противоположной стене. На широкой груди в свете вечерних ламп переливался серебряный амулет. Волосы были распущены и тоже, казалось, отливали серебром. Как и кожа. Это все игра света, Полина. Света и цвета. Дыши. Мощный серебряный принц повернулся ко мне и снова стал Эриком. Молчал и рассматривал меня с головы до ног, настойчиво скользя взглядом, словно хотел прожечь футболку. Хищно, жадно, от чего подгибались колени и вибрировала жила. — Где мне лечь? — приглушенно спросила я, стараясь не рассматривать его так же нагло. Он кивнул на кровать. — А где будешь спать ты? — Думаю, нам обоим тут хватит места, — ответил он очень серьезно и остановил, наконец, взгляд на моем лице. Я вздохнула, но приближаться не стала. Та область — опасная. Лучше уж спать на полу. — Может, я лягу на диване, — неуверенно предложила я, и он усмехнулся. Черт, веду себя, как школьница неопытная. Бормочу, лепечу. Я вообще сольвейг или где? Однако мой кен не спешил просыпаться. Зато проснулся другой — тот, которым этот мужчина лечил меня. Согрел вены, словно свежеприготовленный, пряный глинтвейн. Опьянил.