— Мысли, — совершенно спокойно ответил Эрик и даже глаз не отвел. — Хочешь сказать, ты… все это время… — Ну конечно, не все, — рассмеялся он. — У меня, кроме твоих, полно собственных. Да и человек имеет право на личное пространство. Так, значит? Я имею право на личное пространство, которое мне выделит Эрик? Насколько оно тогда личное? Или мое пространство уже тоже его собственность? Какого черта вообще?! Это мои мысли. Мои! Вот даже не знаю, что меня возмутило больше — то, что он знает о моих к нему чувствах, или само «несанкционированное» проникновение в мозг. — Ну ты чего? Обиделась, что ли? — Эрик перестал улыбаться и внимательно вгляделся мне в лицо. — А ты бы не обиделся? Вот если бы я сейчас… к тебе в голову… — Нет. — Он пожал плечами. — Да я и сам тебе скажу, если хочешь знать. Вот что, например, ты хочешь знать? — Скажешь, — кивнула я. — Но я не буду уверена, что ты не соврал. — А зачем мне врать? Вот сама посуди, я и так все рассказал: и почему так радуюсь, что нашел тебя, и про кан, и о жизни своей. На любой вопрос отвечу честно. А ты кроешься постоянно. Зачем? — Может, потому, что хочу оставить себе что-то свое? А лезть в чужую голову нечестно! — возмущенно спросила я. — Если тебя это так задевает, я не буду. Но если согласилась мне помогать, доверяй. Иначе никак. Иначе — зачем? Я вздохнула. Отвернулась. Нежданная обида захлестнула, слова закончились, осталась только злость и растерянность — и что теперь делать? Смогу ли я общаться с ним, помогать, проникаться? И что буду делать, если не смогу? Ведь теперь я знаю, что он всегда будет в курсе, если захочет… Будет, и что? Действительно, что я теряю? Ну знает он, что я его хочу… Так его, наверное, многие хотят — вон какой он красивый, сильный, харизматичный. Америку ему мои мысли не открыли. А свое… нет у меня ничего больше. Ни племени, ни семьи, ни цели. Даже домой не уйти, потому что там опасно. С лучшим другом не могу общаться из-за глупого запрета древнего. Ира в Москве. Дэн где-то с Бартом, да и не друг он мне, а так… Эрик постоянно рядом. Заботится, оберегает. Кому, как не ему, доверять? А если не получается, нужно сказать и уйти. — Хорошо, — прошептала я, сглатывая колючий ком и пытаясь сдержать ненужные, несвоевременные слезы. — Только обещай, что не будешь… Хотелось бы оставить что-то себе. Хоть что-то… — Ну хватит! — Он придвинулся и снова обнял. Я уткнулась носом ему в грудь и все же расплакалась. Обхватила его руками, прижалась, боясь потерять то единственное, что у меня осталось. С ним рядом я чувствую, живу. А как только он уходит, остается лишь горечь. Выжженное поле. Пепел. Хватит врать себе, Полина, ты уже влюбилась. Нельзя предотвратить свершившееся. Откреститься от собственных эмоций. — Я не буду, слышишь. — И снова он так близко, и глаза в глаза. И дыхание сбивается. И я дрожу, а он обнимает, гладит по щеке, стирая слезы. — Не буду, маленькая… Оковы, о которых говорил Эрик, стали мешать. Сдавили грудь, лишая воздуха. А потом испепелились под его взглядом, и я освободилась. Громко вдохнула, обняла его и потерялась в его дыхании. Казалось, он дышал за нас двоих, а я только и могла, что цепляться за него, позволяя рулить. И вот я снова лежу, и он лежит, а руки судорожно срывают одежду, которая вдруг стала ненужной, мешала. Ладони пылают, жила откликается, и я ныряю в огненную, обжигающую лаву. Хотелось чувствовать. Безумно. И я чувствовала. Прижималась, касалась его тела, неприлично громко дышала и, кажется, пыталась что-то говорить. Не помню. Помню синий — везде. И нас в этом синем, на смятом покрывале, в серебряном свете ночных ламп. Пальцы переплелись, жила натянулась. Черт, вот оно — ожидание блаженства! Вот как бывает, когда двое сливаются в одно, и даже слова не нужны. Но слова все же были. Вернее, одно слово. — Хочешь? Взгляд серьезный, тревожится. Разве ты не чувствуешь, мистер «я читаю мысли»? — Хочу… Его пальцы сжимаются. Я выгибаюсь навстречу, и он заполняет меня, а вместе с ним в вены врывается волшебный карамельный кен, стирая рамки напрочь. Обнаженная кожа сверкает, искрится, и вот я уже сама открываюсь. Делюсь. Без страха. Без сожаления. Отдаю, беру, снова отдаю. Наш кен соединяется там, где соприкасаются ладони, и я проваливаюсь в наслаждение с головой. Я зажмурилась, теряясь для мира, теряя мир в себе. На грани удовольствия и безумия. Но Эрик всегда одной ногой за гранью… — Нет, малыш, не закрывай глаза, — прошептал он. — Смотри на меня… Я подчинилась. Глаза в глаза — еще ближе, чем так, как было. Еще острее, еще чувственнее. И вот мы уже проваливаемся, но вместе. Нет границ, и, кажется, я сама умею читать мысли. Эрик и не скрывал… Я долго лежала на спине, пытаясь отойти. На меня спокойно смотрел потолок и чуть-чуть — окно, по которому показывали зиму. Мягкую, холодную, вьюжную. Почему-то вспомнилась сказка о снежной королеве, и Эрик представился Каем, собирающим слово «вечность» из льдинок. Ненужное, нелепое задание. Как и его кан. Нет, Эрик не был Каем. Он теплый. Близкий. Дающий любовь, но не умеющий любить. Разве такое возможно? Или просто он умеет, но по-своему. Не привязываясь, окунаясь в наслаждение, но не завися от него. Совершенно свободный. А я? Я так сумею? Впрочем, все когда-то кончается, даже жизнь. Ведь, по сути, жизнь — лишь отрезок времени, у кого-то он короче, у кого-то длиннее. У нас с Эриком тоже есть свой отрезок, так зачем сомневаться? Нужно его просто прожить. Я была уверена, что вернусь в прежнюю жизнь, и воспоминания об этой близости будут согревать меня холодными одинокими ночами. Да, определенно, я вернусь. Но уже никогда не стану прежней. — Ты далеко… — задумчиво произнес Эрик. — Что? — Мыслями ты далеко отсюда. — Эй, ты обещал! — возмутилась я. — А я ничего и не делал. По лицу вижу. Я вздохнула. — Думаю о жизни. О своей, в частности. — Вернешься в атли? Потом? — Не могу, ты же знаешь. Мишель… — К черту, древнего! — со злостью перебил он. — Чтобы охотник указывал нам, что делать! Зубы обломает. Это не самая большая проблема, малыш. Если захочешь — вернешься, обещаю. — Не уверена, что хочу, — скептически ответила я, укладывая голову ему на грудь. Его сердце стучало спокойно и размеренно, рука ласково поглаживала мои волосы, горячая кожа дарила тепло. Не хотелось говорить об атли, о проблемах, только лежать, дышать и наслаждаться. Ведь таких моментов больше может и не быть. — Знаешь, ты права, — задумчиво произнес Эрик. — Не думаю, что нам сегодня нужно говорить об этом. Вообще о чем-то говорить… Невообразимый экстаз от восхитительных ощущений, от обмена кеном вскружили мне голову. В конце концов, я смогу вернуться к проблемам завтра. Рядом с Эриком не нужно бояться и переживать, можно просто расслабиться и жить. Жила ли я когда-нибудь? Не помню. Если и жила, то давно, когда еще не знала об атли, о том, что я — сольвейг, и на меня охотится злобное древнее существо. А потом, когда он уйдет… впрочем, что сейчас об этом думать? Потом и подумаю. Уснули мы лишь, когда рассвет окрасил небо серыми красками. А утром был кофе и завтрак, наспех приготовленный из доставленных продуктов. Омлет и гренки. Улыбки, объятия, шепот на ухо, тихий смех. И карамель, которой пахла моя кожа. Наверное, Эрик тоже пропитался мной, но я этого не ощущала. Возможно, свой кен невозможно почувствовать, а может, его кен просто был сильнее, насыщеннее, глубже. Какая разница? Мы долго говорили: о его прошлом, о куче племен, которые он объездил, чтобы найти меня, а в итоге нашел дома, в родном городе. О тайном мире, где он прожил почти два года со жрецами древних богов, древнее, чем наши. О знаниях, которые там получил, новых способностях — исцелять и читать мысли. О том, как его держали там насильно, не разрешая уйти. Именно из того мира пришла женщина из видения. Именно ее нам предстояло одолеть. И я знала: у нас получится. Если я куда-то и отпущу Эрика, то в кан, в который он так хочет. И уж точно не отдам какой-то там мегере, прилетевшей без приглашения. Потому что в этом мире он только мой. А после завтрака мы снова отправились в спальню. Эрик поцеловал меня, смывая меланхоличные мысли новыми, неизведанными до конца ощущениями. Поздно печалиться, да и стоит ли, когда так хорошо? Я улыбалась, глядя в его прозрачные глаза, ловила ответные улыбки и понимала, что тоже люблю синий. Глубокий, как сам хозяин комнаты, в которого я окончательно и бесповоротно влюбилась. Глава 15. Гнев Марка Вернувшись после пробежки, я рухнула на кровать. Бегать с Эриком было невыносимо трудно: когда я уже выплевывала легкие и умирала от боли в боку, он готов был бежать и бежать. Невероятно выносливый, аж зависть берет! После этого у него еще хватало сил на качалку, в то время как я буквально падала с ног. Я улыбнулась, вспоминая прошлую ночь. И позапрошлую, и ту, что была до нее… Неделя прошла, а я все так же счастлива. Как же долго я не позволяла себе этого — отпустить себя, свои желания. И вот отпустила. Освободилась. Лежала и слушала ритмичный скрип тренажеров в спортзале и представляла Эрика — разгоряченного, в мокрой майке, с выбившейся из хвоста прядью. Моего Эрика… Я села и открутила пробку бутылочки с отваром из травок Люсии. Тех самых. Знала, чертовка, что они мне все же «пригождаться»! Даже рецепт оставила: «Заваривать одна щепотка на чашка. Пить утром». Милая моя, заботливая Люсия. Как же хорошо, что я ее узнала! И Барта, и Дэна, и все племя сольвейгов. Весь мир теперь казался мне дружелюбным, светлым, радужным. Эрик просунул голову в проем двери. — Эй, ты чего расслабилась? Давай-ка в душ, потом быстро завтракаем и едем.