— Соскучилась? — Он улегся рядом и подмигнул. — Я — очень! Обняла его. Крепко. Вдыхала терпкий запах геля для душа и не могла нарадоваться. — Как ты выбрался из хельзы? Впрочем, Эрик не сидел бы без дела, ожидая, пока его спасут. Наверняка нашел хельина, который помог выбраться. Он отстранил меня и удивился: — Вестар провел меня. Разве Влад не сказал? Я с шумом выдохнула. Села. Черт, это же очевидно, а я, как дура, повелась! — Вот гад! — Полина? — Вопросительный взгляд, а значит, придется объяснять. Посмотрела в окно, чувствуя, как накатившая злость медленно отступает, заменяясь усталостью. Все же посещения дома атли выматывают. — Он объяснил, ты напал на него в хельзе, и он тебя там оставил. В наказание. Что вы вообще не поделили? — Если бы я напал на него, он бы уже ничего не говорил. Никогда, — мрачно ответил Эрик. — Он и так слишком много разговаривает. — Он что-то сказал тебе. — Я не спрашивала — это было очевидно. — Обо мне. — Сказал. А еще он хотел, чтобы я не вернулся. Влад невыносимо громко думает — от него отгородиться сложно. Но он глупец, если считает, что меня так легко убить. Я вздохнула и снова его обняла. — Все это неважно. Я рада, что ты здесь, со мной. — Правда? — Правда, — кивнула. — Так почему ты задержался в хельзе? — Обещал помочь Вестару с зачисткой запада. — Он поцеловал меня в макушку. — А еще одной маленькой пророчице — покарать негодяя. Я подняла на него глаза. Какой же он красивый! Словно не видела его несколько лет, и вот он рядом. Близкий. — Орм… — Мертв. И больше никто не обидит тебя, Полина. Внезапно мне расхотелось разговаривать. Совершенно. От слова «совсем». Я нашла его ладонь, переплела пальцы. Хотелось чувствовать, прикасаться. Ловить каждый миг — их у нас так мало осталось. Запустила руки в волосы — они были еще влажными после душа. Мягкие, раскинулись по подушке. Я потерялась. Обиды отступили, заботы тоже. Были лишь мы и ночь. Сладкий аромат карамели и, наверное, лотоса. Свой я не ощущала. Собственный запах вообще не чувствуется, а жаль. Хотелось бы знать, какова на вкус наша смесь. Впрочем, карамель — тоже неплохо. Божественно! Воздух в комнате постепенно серел, окрашиваясь рассветом. Проявлялись очертания мебели, складок темно-синего покрывала, знакомый профиль Эрика. Он лежал и смотрел в потолок. Умиротворенный. Улыбался и думал о чем-то своем. А я бесстыдно разглядывала его и пыталась запомнить. Каждую черточку. Мимику. Мерцание кожи в свете зари. Запах. Возможно, двадцать второго июня он уйдет. Возможно, кан все же отнимет у меня его. Но память никто не в силах отнять. Память постоянно возвращалась к последнему серьезному разговору. К его словам, пробуждающим надежду. К напутствиям Глеба. Если любишь — борись. Так часто пишут в книжках. Я не умела бороться, но раньше я многого не умела. Говорить «нет». Контролировать свой кен. Справляться с болью. Научилась. Значит, не все потеряно. Значит, у меня есть шанс. Но врать и утаивать что-то от Эрика я не собиралась. Поэтому сказала: — Я знаю, когда откроется портал. Мир на миг замер, затем пришел в движение, закружился воронкой, грозя унести царившую вокруг гармонию. Эрик молчал. Больше не улыбался, смотрел в потолок, а губы вытянулись в тонкую линию. Не ожидал? Не рад? Или просто… не может поверить, что этот момент все же наступил? — Когда? — сдавленно спросил он, спустя минуту. Минуту, в течение которой я боялась дышать. Такие минуты всегда тянутся бесконечностью… — Двадцать второго июня. Вечером. В полдвенадцатого портал уже закроется. На пустыре, перед ангарами, где ждал нас Тед. Удивилась, как спокойно прозвучал голос. Твердо. Без примеси обреченности и обиды. Так и должно быть. Солнечный луч медленно подползал к руке Эрика, окрашивая кончики пальцев золотом. Я смотрела на его ладонь, стараясь сосредоточиться на чем-то одном, не думать о грядущей потере. Да и потеря ли это? Сбудется его мечта. Его мечта, Полина! И ты стала частью этого. — Ты видела календарь в видении? — Все тот же тон — безликий и холодный. Улыбнулась. Вздохнула. Судьба умеет шутить. — Это мой день рождения. Эрик запустил пальцы мне в волосы, уложил голову себе на грудь. Хотелось ли ему быть в тот момент ближе? Мне хотелось, поэтому я не возражала. — Так скоро… — задумчиво прошептал он. — Это же хорошо. — Я подняла на него глаза. — Хорошо ведь? — Хорошо… — Он поцеловал меня в висок. — Останешься со мной, пока не уйду? Или… — Останусь, — пообещала я. — А поехали сегодня к скади! — воодушевился он. — Элька приготовит что-нибудь вкусное. Она у меня замечательно готовит. — Поехали. Ты, наверное, скучать будешь по скади. Ну, в кане… — А потом встрепенулась. — Только вот боюсь, Тамара не будет мне рада. Особенно сейчас, когда дата твоего ухода точно известна. — Тамара — сильный воин. Она привыкла драться, даже там, где драться совсем необязательно. А еще у нее проблемы с Дарьей — Тамара не принимает ее как правительницу. Но они обе — скади, придется умерить спесь. — Воином быть непросто. Приходится убивать, а это меняет… — Ты говоришь не как пророчица, — заметил Эрик. — Я — сольвейг. И убивала. Например, знаю, что древний оставляет после себя кучку пепла… — Ого! — Он, казалось, заинтересовался. Приподнялся на локте, заглянул в глаза. Напряжение от известия рассеялось, сменилось интересом. Комнату заливал свет, за окном совсем по-летнему пели птицы. На душе было спокойно и легко, будто я освободилась от давящего на сердце груза. Как бы там ни было, все закончилось. Испытания, неизвестность, тревожные предчувствия. Будущее окрашивалось определенностью. Теперь, в этой комнате, в этой кровати были только мы. Ничего не разделяло нас больше, и можно не таиться. — Рихар — так его звали, — произнесла я с грустью. Память заботливо подкинула впечатавшийся в нее клеймом образ: рыжие волосы, яркие глаза, свирепость палача. — Он убил почти всех атли на моих глазах. А затем я убила его. Силой сольвейга. — Потом их воскресил колдун? Я кивнула.