— В этом нет никакого смысла. — Я не могу… — онемение внезапно охватило меня. Сначала это было ощущение гудения, но потом оно начало гореть. — Моя кожа… она болит. Динь уставился на меня, и мне показалось, что на его лице появилось понимание, но жжение усилилось. Я подняла руку, почти ожидая увидеть ее в огне, когда из меня вырвался крик. — Дерьмо, — пробормотал Динь. — Дерьмо. Дерьмо. Все мое тело дернулось, когда огонь распространился по всей моей коже, начиная от основания позвоночника и скатываясь вниз по ногам, затем вверх по туловищу и по рукам. Крича, мои мышцы напряглись, когда моя спина согнулась. — Айви, — слабый, хриплый голос прорвался сквозь пелену боли. Широко раскрыв глаза, я посмотрела направо. Рен слез со стола. Он сделал один шаг, но упал на колени, проползая оставшееся расстояние. Его затененные глаза расширились от удивления. — Айви. Боль, которую я никогда не испытывала и не знала, что такое возможно, поглотила каждый кусочек моего тела. Я отпрянула от Динь, но он обхватил меня за талию, а Рен схватил меня за лицо. Его губы шевелились, но я не слышала ни единого слова из того, что он говорил. Ничто не имело смысла, кроме того, что мое тело разрывало себя изнутри. Из меня вырвался пронзительный визг, от которого обычно волосы на моем теле встали бы дыбом, потому что он звучал так по-фейрийски. Скованность ушла из меня, и я поджала ноги, тяжело дыша, когда часть ожога ослабла. А потом, когда я уже думала, что все кончено, сильнейшее желание взорвалось у меня внутри. Это было почти так же плохо, как пожар. Я перевела взгляд с Динь на Рена. Нужда захватила меня. Оскалив зубы, я рванулась к нему, но Динь поймал меня, когда Рен шлепнулся на задницу. — Что с ней такое? — паника звучала в его голосе. — Я думал, мы вылечили ее. — Мы сделали это, — простонал Динь, извиваясь, когда я набросилась на него… на Рена. — Теперь она расплачивается за последствия. Часы сливались в единый калейдоскоп острой, как бритва, потребности и всепоглощающего желания… вожделения к Рену и к тому, что было внутри него. Затем боль возвращалась, выворачивая и прожигая меня насквозь. Мир вокруг меня, то появлялся, то исчезал. Динь прижимал меня к себе, а я чувствовала, как Рен убирает с моего лица мокрые от пота волосы. Он что-то шептал мне, но не было ничего, кроме прохладной, приятной бездны, в которой я плавала. Затем произошло вот что. Без предупреждения меня окатил сильный холод. Было так жестоко холодно, что моя кожа словно запылала. Покалывание пронзило каждый дюйм моего тела, как будто каждая часть моей кожи была пронзена до мозга костей. Боль снова окутала меня, став моим миром, но на этот раз это был ледяной огонь. — Что… что происходит? — ахнула я, не в силах видеть сквозь боль. Комната… весь мир был белым. — Ты взяла слишком много, — голос Динь был напряжен. — Ты зашла слишком далеко. Мне очень жаль, Айви. Прости. В его словах не было никакого смысла. Слова вообще были бесполезны для меня, когда ледяной огонь усилился. Из моего горла вырвались крики, совсем не похожие на визг. Я почувствовала, что меня кто-то трогает, и поняла только, что Динь больше не держит меня. Я узнала запах Рена. Он держал меня все время, обхватив дрожащими руками за талию, его дрожащие ноги обвились вокруг моих. Моя спина согнулась, и я растянула его объятия так, что они почти разомкнулись. Затем… затем это было похоже на бушующий огонь, который заливают водой. Вначале боль почти не ослабевала, но постепенно исчезала, как дым на ветру. После ожога я провалилась в знакомый глубокий сон. Я была не уверена, как долго я была без сознания, но просыпаться было трудно. Мои веки, казалось, были сшиты вместе, и мне стоило большого труда открыть их. Первое, что я увидела, был низкий потолок. Лазарет. Я была в лазарете. Почему? Я порылся в своих воспоминаниях, но они были туманны, и я была слишком обессилена, чтобы пробираться через темные и призрачные куски воспоминаний, чтобы понять, что, черт возьми, произошло. Но я знала, что была не одна. Это потребовало усилий, но мне удалось повернуть голову влево. Динь сидел рядом с моей кроватью на одном из этих металлических стульев. Его лодыжка устроилась на колене. На коленях у него свернулся калачиком Диксон. Маленький котенок делал то, что делал всегда. Дремал. У этого котенка была самая лучшая жизнь. В последний раз, когда я видела Динь, Диксона с ним не было. И он был не один. Рен был с ним… Рен держал меня. — Рен, — прохрипела я. Динь поднял на меня глаза. Он ничего не сказал, глядя на меня, и первые зерна беспокойства зашевелились во мне. Я попыталась заговорить снова, но мой рот соперничал с пустыней Сахарой. Я прочистила горло. — Что… что происходит? Динь оглянулся на меня с серьезным видом. — Ночь темна и полна ужасов. Я нахмурилась. — Что? Он пожал плечами. — Мне всегда хотелось сказать это кому-нибудь. Мне не хватает только леди Мелисандры в красной накидке с капюшоном. Я уставилась на него. — Вообще, знаешь, — сказал он, откидываясь на спинку стула, — я другое хотел сказать тебе. Ну, представь, что у людей плохие новости. Он типа: «Моя машина только что сломалась», и я такой: бум! «Ланнистеры передают привет», или «Меня уволили с работы» и я: бум! «Север помнит». Это, наверное, делает меня дерьмовым брауни, но мне все равно. Не имея ни малейшего представления, почему он так застрял на цитатах из «Игры престолов» в данный момент, я попыталась сесть и поняла, что не могу двигаться. Сбитая с толку, я посмотрела вниз на свое тело. На талии у меня было тонкое белое одеяло, но не оно удерживало меня на месте. Мои запястья и лодыжки был привязаны белыми полосками ткани. Мой желудок сжался. Я была связана по рукам и ногам. — Ди-Диинь, почему… меня… — Связали так, будто ты участвуешь в каком-то долбаном БДСМ дерьме? — Он наклонился вперед, помня о Диксоне. — Ланнистеры шлют тебе привет. — Динь! — Во мне вспыхнула паника. Его взгляд метнулся в сторону, потом вернулся ко мне. — Ты не помнишь? У меня было смутное подозрение, что я не хочу вспоминать. — На тебя напали, — предложил он. — Да. Я это помню. Гуляю по двору, занимаюсь своими делами. На меня напали два фейри. — Они пырнули меня ножом, — прошептала я, переполненная гневом и ужасом. — Они действительно ударили меня ножом. — Да, так и было. А еще проделали в тебе приличные дырки. У тебя даже была дырка в руке, и позволь тебе сказать, что это было ужасно. Я мог смотреть прямо сквозь нее и видеть другую сторону комнаты. Я устало посмотрела на свою руку. — Ты уже совсем поправилась. — Протянув руку, он похлопал меня по левой руке. — Никакой зияющей дыры. Никаких смертельных колотых ран. Ты как новенькая. — Он сделал паузу. — Лучше. — А как…? — Я замолчала. Всплыли новые воспоминания. Я умирала. Вроде как все по правилам, истекающий кровью с внутренними ранами умирает, но я этого не сделала. Я вдруг вспомнила, как Рен склонился надо мной. Он говорил мне, что любит меня, что все только для меня и из-за меня, и он… Мне жаль, моя сладкая. Прости меня. Простить его? Мое сердце бешено заколотилось в груди. Кусочки ночи начали складываться вместе. — На самом деле ты проспала целую вечность, — продолжал Динь. — Ну, не вечность, конечно, а четыре дня. Четыре дня? Святое дерьмо. — Я немного волновался, что ты умерла и скоро начнешь вонять. Мелькали образы меня на Рене, двигающейся на нем в кровавом, диком сплетении наших тел. Неужели мы…? — А где Рен? — спросила я, пытаясь сесть. — И почему я связана? — Ну, видишь ли, это довольно длинная история, полная сюжетных поворотов и, вероятно, сюжетной дыры или двух. — Динь! Его взгляд встретился с моим, и я вспомнила, как он кричал на Рена, потому что… О Боже, я кормилась от Рена. Я питалась им. Беспокойство переросло в полномасштабный ужас. — А где Рен? — закричала я. — Где он, Динь?