– Спасибо. И мудрый владыка эльфов снова почувствовал себя неуютно, будто этот необычный мальчик внезапно прочел его смятенные мысли. – Идем, Тир, – сказал Тирриниэль. – У меня не так много времени, которое я могу тебе уделить: неделя, может быть, две или три. Нам придется хорошо поработать, чтобы ты усвоил основные принципы нашей магии и научился сдерживать свой огонь. За друга не волнуйся – он останется здесь столько, столько потребуется. Если у нас ничего не получится, ты и Милле будете вольны покинуть лес в любое время. Если он справится – тоже: я поклялся. Но если вы пожелаете задержаться сверх этого, я приму вас так же, как сейчас. И в любом случае, как бы ни сложились обстоятельства, мой дом всегда будет открыт для вас. Здесь ты найдешь помощь, защиту и кров. На столько времени, на сколько пожелаешь. Запомни это. Юный маг непонимающе вскинул голову, но Тирриниэль не стал ничего добавлять, а просто направился к сердцу священной рощи, опасаясь потратить впустую даже час своей скоротечно ускользающей жизни. Теперь у него не осталось права на ошибку. Он выбрал. А значит, должен сделать все, чтобы этот удивительный мальчик выжил среди придворных интриг и сумел удержать в своих руках тяжкое бремя власти. Или хотя бы обуздал тлеющий в глубине его сердца древний огонь. Малыш справится. Он должен справиться, потому что прямому потомку Изиара нельзя сдаваться на волю двуличной и переменчивой судьбы. Да, сам Тирриниэль почти умер. Одной ногой стоит по ту сторону жизни, но у него еще есть время побороться за свое будущее. Остались силы, чтобы сопротивляться неминуемому, на это отведено несколько невероятно коротких дней. Есть смутная надежда, что все усилия не будут напрасными. Оставшись в одиночестве, Мелисса некоторое время сидела на берегу озера, раздумывая над тем, стоит ли ей обидеться на Тира за недавний обман или же нет. Но потом она все-таки решила, что обижаться глупо, и посветлела лицом: ведь он не хотел причинить ей боль и сам признался, что сожалеет. Он был совсем неплохим, хоть и темным, только упрямым очень и немного вспыльчивым. Но и это совсем не страшно, потому что он, в отличие от многих, умел искренне любить и всегда был преданным братом, любящим сыном и верным другом для всех, кого уважал и ценил. Милле привычным жестом подтянула колени к груди и, обхватив их руками, тихонько запела знакомую с детства колыбельную, которую так часто напевала ей мама. Запела негромко, для себя. Но вскоре забылась и стала мурлыкать громче, бездумно ероша пальчиками густую траву и восхищаясь ее поразительной мягкостью. В какой-то момент ладошку несильно кольнуло, но Милле не обратила внимания – была слишком поглощена песней и красотой лесного озера, в котором, как в зеркале, отражались бескрайнее небо и редкие пушистые облака. На водной глади легонько подрагивал оранжевый солнечный круг, над нею то и дело мелькали крохотные точки птиц и мерно колыхалось несколько белоснежных лилий. Когда пальцы укололо сильнее, Мелисса удивленно обернулась и сперва не поняла, в чем дело. Но потом пошарила по траве и неожиданно наткнулась на острый, торчащий из-под земли корешок, который не заметила прежде. Маленький, узловатый и очень-очень тонкий, он скорее напоминал вылупившегося из яйца змееныша. Но, неуверенно коснувшись твердой как камень коры, Милле быстро поняла, что ошиблась. Она повертела головой, пытаясь понять, откуда на просторной лужайке взялся этот странный отросток, но быстро вспомнила, что у некоторых деревьев корни могут достигать многих и многих саженей, способны пробивать себе дорогу даже сквозь прочный камень, ловко цепляться за скалы и выживать там, где, казалось бы, не способно существовать ничто живое. А потому ничего удивительного в том, что посреди широкой поляны вдруг пробился к свету один из таких корешков, не было. Мелисса успокоилась и спрятала его под рыхлую землю, чтобы не засох, однако слегка промахнулась и снова больно уколола палец. Да так сильно, что на нем выступила крохотная капелька крови. Она поспешно вытерла алое пятнышко и прижала упрямый росток ладошкой к земле, но он каким-то образом снова высвободился и ткнулся кончиком в нежную кожу. Правда, на этот раз сделал это совсем небольно, но Милле все равно вздрогнула и машинально обхватила его, чтобы больше не вырвался. В тот же миг у нее перед глазами все поплыло. Неожиданно закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, но это быстро прошло, после чего в теле возникла восхитительная легкость, а взгляд стал расплывчатым, невидящим и каким-то пустым. Вокруг нее стало удивительно светло. Как-то тихо и спокойно, словно в родном доме, где никогда не было шума и бурь. Но это был вовсе не дом, а какая-то роща, почти целиком состоящая из могучих, достигающих небес, но совершенно белых деревьев. Белым здесь было все, начиная от стволов и заканчивая самыми крохотными листочками. Белые ветки, испещренные причудливыми трещинками. Белые кроны, тихо подпевающие игривому ветерку. Белый мох на идеально прямых стволах. Не дубы, не сосны, не лиственницы. Скорее, нечто похожее на громадные ясени, только гораздо величественнее и красивее. Абсолютно белые ясени, при одном взгляде на которые хотелось склонить голову и благоговейно молчать. Лишь трава под ними оставалась изумрудно-зеленой, но она только подчеркивала необъяснимую прелесть этого странного места, в котором Мелисса чувствовала себя поразительно хорошо. На большой поляне, окруженной могучими белыми исполинами, неподвижно застыли двое: невероятно красивый юноша в распахнутой на груди рубахе и суровый мужчина в длинной хламиде и с венцом на высоком лбу. Оба рослые, широкоплечие, с искрящимися от магии глазами, в которых еще не остыли алые искры. С удивительно похожими лицами, выдающими близкое родство. У юноши за плечами торчали рукояти парных мечей необычной гномьей ковки. Мужчина не был вооружен, хотя его ножны без труда можно было углядеть рядом с одним из великолепных в своей законченной красоте деревьев. Они стояли в десяти шагах друг от друга и напряженно молчали. – Еще раз! – требовательно велел владыка Тирриниэль. – Ты можешь лучше, я знаю! Тир плотно сжал губы и послушно сосредоточился, пытаясь вызвать в груди знакомый жар. Но, как и в прошлый раз, все усилия привели к тому, что у него в руках оказался лишь крохотный огненный шарик, который и опасным-то было трудно назвать. Так, игрушка для малышни. Тем более что был он не рыжим, а каким-то ядовито-зеленым. – Плохо! Еще раз! Юноша со скрипом погасил неудачный огонек и попробовал снова. С тем же результатом: опять эта отвратительная зелень. – Ты недостаточно стараешься! – Я стараюсь, – процедил Тир, бросив горящий взгляд на скрестившего руки на груди владыку эльфов. – Значит, мало! – Как умею. Уж извини. – Делай, я сказал! – рявкнул Тирриниэль и в раздражении сотворил точно такой же шар, только гораздо большего размера. – Я уже сто раз показывал и объяснял, как надо. Смотри! Нужно сконцентрировать свою злость и захотеть ее увидеть! Повторяй! – Сам видишь, не выходит! – Вижу! И это меня совсем не радует! – А тебя вообще хоть что-то радует?! – Торк тебя возьми, мальчик! – вспылил царственный эльф. – Такими темпами ты и через тысячу лет не сумеешь меня одолеть! Тебе нужно учиться вызывать ярость по первому требованию, а не молоть языком там, где не следует! – Извини, но, похоже, я плохо умею злиться. Опыта, так сказать, маловато: мне же не тысяча лет, как некоторым! – ядовито отозвался Тир, и громадный сгусток огня, внезапно сорвавшийся с ладоней повелителя, едва не подпалил ему шевелюру. – Спятил?! Совсем с ума сошел на своем дурацком троне?! И меня таким же сделать хочешь?! Владыка эльфов проследил, как гаснет зеленый огонь, достигнув белоснежных исполинов, и молча сотворил еще один шар. – Если не повторишь, я больше не ударю мимо, – бесстрастно сообщил он, и Тир пораженно замер. Что? Что он собрался сделать? Бросить в него снова?! Вот этим?! – Нет, ты точно ненормальный! Я же в первый раз! Дай хоть немного времени! – Когда-нибудь времени у тебя не будет. И тогда останутся только твой дар и твой враг. Что ты выберешь? Жизнь или смерть? Победу или поражение? – Глупый вопрос! – Тогда делай, неразумный мальчишка, пока тебя не сожгли на месте! – не на шутку разозлился венценосный эльф. – Один раз у тебя это получилось! И неплохо, если тогда дотла сгорела половина леса! Значит, ты можешь и умеешь это делать! Ну же! Не заставляй меня причинять тебе боль! Но Тир неожиданно насупился и опустил руки. – Тогда бросай, потому что мой ответ: нет. – Что «нет»? – раздраженно дернул плечом владыка эльфов, не торопясь исполнять свою угрозу. – Не хочу снова испытывать это. – Глупец! В этом и есть твой дар! В ярости, в ненависти, которую всего лишь нужно правильно обуздать! Без них не получится добиться результата! Не выйдет из тебя настоящего мага! Ты никогда не обретешь силы Изиара! Наша ярость – как кремень для сухой ветви! Как искра для большого костра! Без нее не бывает пожара, ты понял? Юноша нахмурился: он помнил совсем другое. И дело было не только в цвете: здесь крылось что-то еще. Что-то, о чем он пока только смутно догадывался, но никак не мог ухватить нужную мысль. – Думаю, ты ошибаешься, Тирриниэль: проблема не только в ярости. Владыка эльфов играючи перекинул из руки в руку свой страшноватый огонь и хрипло рассмеялся. – Глупый мальчик! Неужели ты думаешь, я зря прожил эту тысячу лет? Или плохо владею своей силой? – Плохо или хорошо ты владеешь силой, не знаю. Только я уверен: не в ненависти дело. – Именно в ней! – раздраженно нахмурился эльф. – Почему ты не хочешь принять это как данность? Почему упираешься там, где не надо? Торк! Со времен Изиара наш род достиг таких высот, что не тебе менять устоявшиеся правила! Зачем ты изобретаешь то, что уже придумано и освоено? Неужели я в тебе ошибся и ты слишком глуп, чтобы понять эту простую истину? Неужели я зря взялся за твое обучение? Нет? Тогда делай, что говорят, и перестань препираться со мной, юнец! Потому что в следующий раз я не стану тебя щадить и поджарю все, до чего смогу дотянуться! Хочешь испытать это на себе?! А может, ты просто испугался? Струсил в последний момент? Тир упрямо тряхнул головой, не желая уступать в том, что считал правильным. Но, взглянув в пылающие глаза сородича, полные неприкрытой досады, вдруг отвернулся и до боли прикусил губу. – Скажи, ты и сына учил вот так? Заставляя злиться на себя и искренне желать твоей смерти? Неужели не нашлось иного пути? Неужели ты не сумел показать так, чтобы я тебя услышал? Тирриниэль замер. – Ты хоть раз пытался ему объяснить, почему ваша сила работает так, а не иначе? – удивительно тихо продолжил юный эльф. – Рассказывал о своих ощущениях? Ошибках, промахах? О том, где когда-то обжегся сам? Говорил о том, что желаешь всего лишь защитить, а не убить по-настоящему? Тирриниэль? Ты когда-нибудь говорил с ним… откровенно? Как отец с сыном? Хотя бы раз в жизни? Владыка эльфов внезапно опустил напряженные плечи и, отведя глаза, глухо уронил: – Какое это имеет значение? – Ответь, пожалуйста. Я должен знать, – настойчиво попросил Тир, пристально глядя на сородича. – Ты когда-нибудь пытался? – Да, – с усилием выдавил эльф, внимательно изучая переливы огня в своих руках. – Однажды. – Это что-то изменило? Тирриниэль в подробностях припомнил свой последний и самый тяжелый разговор с Торриэлем, который убил в нем надежду, а потом погасил ненужный больше огненный шар и горько усмехнулся. – Боюсь, что только для меня. И то не сразу. – Жалеешь, что открылся? – быстро уточнил Тир. – Нет, мальчик. Напротив: жалею, что не открылся, хотя должен был. Но тогда я был слишком зол, чтобы понимать это, а теперь стало поздно. Может, только у тебя и получится все исправить. – Хочешь сказать, что твой сын еще жив? – неожиданно насторожился юноша. – Да. Из двоих моих сыновей один все-таки уцелел, и, надеюсь, когда-нибудь он сюда вернется. Если не в род, то хотя бы навестит этот дом, когда… когда придет время. Юный эльф неожиданно растерялся и как-то по-детски разинул рот. – Но как же? Ведь Та… – Таррэн? Да, ты прав: он взял себе другое имя, чтобы ничто не связывало его с прошлым, со мной. Но на самом деле его имя Торриэль, мой юный спорщик. Торриэль илле Л’аэртэ – мой младший сын, твой родной дядя, – рассеянно повторил Тирриниэль, задумчиво разглядывая знакомые с рождения деревья. – Эта роща – священное место для всех мужчин нашего рода. Здесь – средоточие нашей силы, наш настоящий дом. Здесь ты никогда не ослабнешь, мой мальчик, даже если вдруг истратишь резерв до последней капли. А если тебя ранят, она быстро восстановит силы. Когда-то и твой отец постигал здесь науку так же, как сейчас постигаешь ты. И он точно так же спорил, пытаясь доказать мне, что может стать лучше и сильнее. В этом месте мы защищены, как нигде, потому что сила Л’аэртэ пронизывает каждое дерево, каждый листочек, каждый камешек в этой части леса. И именно сюда вернется Торриэль, если когда-нибудь сумеет меня простить… Тир странно вздрогнул.