Часть 12 из 15 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Если им нужно мое золото, пусть сами доставляют товар.
Лефтрин не любил калсидийцев и не доверял им. Он не рискнул бы подняться на палубу их корабля, где с честным человеком могут обойтись вероломно. Сварг неторопливо шевелил рулевым веслом, без труда удерживая баркас на месте и не давая течению сносить его. Светлые воды Дождевой реки растворялись в черноте глубокой бухты. Лефтрин никогда не заводил Смоляного так далеко. В основном он, как его отец и дед, вел торговлю между поселениями, разбросанными в верхнем и нижнем течении реки. Открытое море и чужие берега — не для него. Он и в устье реки-то бывал всего несколько раз, обычно когда на связь с ним выходил надежный посредник. Да и на это Лефтрин шел только ради съестных припасов, без которых людям чащоб было не прожить. Он не имел возможности привередничать и выбирать, с кем вести дела в устье реки, но всегда был настороже. Мудрый торговец знает, в чем разница между сделкой и дружбой. С калсидийцами — всегда только дело, никакой дружбы, а торговцу, который с ними меняется товарами, хорошо бы иметь глаза на затылке. Формально между двумя странами теперь мир, но с Калсидой он никогда не длится долго.
Лефтрин с подозрением смотрел на приближающуюся шлюпку. На веслах, кажется, сидели обыкновенные моряки, да и мешки с зерном ни на что другое не походили. И все равно когда лодка подошла к баркасу и с нее перебросили конец, Лефтрин велел ловить его Скелли, самой младшей в команде. Сам он остался у ограждения, оглядывая людей в ялике. Большой Эйдер маячил рядом, почесывая черную бороду, и тоже смотрел на приближающуюся лодку.
— Не спускай глаз с матросов, — тихо сказал ему Лефтрин. — Я присмотрю за купцом.
Эйдер кивнул.
Ступеньки были вделаны прямо в борта Смоляного. Калсидиец легко взобрался по ним, и Лефтрину пришлось признать: тучная фигура не мешала купцу двигаться быстро и ловко. На нем был плащ из тюленьей шкуры, подбитый алым. Широкий кожаный пояс с серебряной отделкой стягивал шерстяную рубаху. Морской ветер развевал плащ, но мужчина не обращал на это внимания.
«Он не только купец, но и моряк», — понял Лефтрин. Оказавшись на борту, гость сурово кивнул Лефтрину и получил в ответ учтивый поклон. Он перегнулся через борт и по-калсидийски выкрикнул несколько команд своим гребцам, потом развернулся обратно к Лефтрину.
— Приветствую, капитан. Мои матросы поднимут на борт образцы пшеницы и ячменя. Я уверен, ты убедишься в высоком качестве моих товаров.
— Поглядим, купец, — приветливо, но твердо сказал Лефтрин, улыбаясь.
Калсидиец оглядел пустую палубу.
— А твой товар? Я ожидал, что мне предоставят его для проверки.
— Монеты проверить недолго. У меня в каюте есть весы. Предпочитаю платить по весу, а не по номиналу.
— Не возражаю. Короли и их чеканка появляются и исчезают, но золото остается золотом, а серебро — серебром. Однако, — тут он понизил голос, — в устье этой реки ищут не золото и не серебро. Меня интересуют товары из Дождевых чащоб.
— Тогда езжай в Удачный. Все знают, что это единственное место, где можно их приобрести.
Лефтрин смотрел через плечо калсидийца, как один из его людей взбирается на палубу. Эйдер встретил его, но мешок не принял. Рядом стояла Беллин с тяжелым багром наготове. Она выглядела куда внушительнее Эйдера, не прилагая к тому никаких усилий.
Чужеземный гребец тащил тяжелый мешок с зерном на плече. Сделав два шага от борта, он свалил ношу на палубу, затем вернулся за другим мешком. Мешки с виду были добротными, из хорошей пеньки, без отметин соли и сырости. Но это еще не означало, что во всех них хорошее зерно. Лефтрин сделал непроницаемое лицо.
Калсидиец придвинулся к нему на полшага.
— О да, так говорят. Но некоторые слыхали и о другом товаре и других сделках. О тайных сделках с большой выгодой для обеих сторон. Наш посредник упомянул, что ты слывешь опытным капитаном и толковым торговцем, что ты владелец самого доходного баркаса на свете. По его словам, если кто и может предложить те особые товары, которые я ищу, так это ты. Или, по крайней мере, подскажешь, с кем мне об этом поговорить.
— Прямо так и сказал? — поинтересовался Лефтрин учтивым тоном.
Теперь гребец вытащил на палубу еще один мешок — такой же прочный и без изъянов, как и первый. Лефтрин кивнул Хеннесси, и помощник капитана открыл дверь рубки. На палубу вышел Григсби, рыжий корабельный кот.
— Да, именно так, — ответил купец твердо, но тихо.
Лефтрин смотрел на кота через плечо купца. Чертова скотина вцепилась когтями в палубу «Смоляного», потянулась и поскребла доски, оставляя отметины. Потом кот двинулся к капитану, словно прогуливаясь перед работой. Подойдя к незнакомым мешкам, он мимоходом обнюхал их, потерся об угол одного, заявив о своем праве собственности, и отправился на камбуз. Лефтрин криво усмехнулся и одобрительно кивнул. Если бы от мешков хоть самую малость пахло грызунами, кот проявил бы к ним куда больше интереса. Так что это зерно с чистого корабля. Отлично.
— Особые товары, — тихо повторил купец. — Он сказал, что у тебя что-то имеется.
Лефтрин резко повернул голову и, встретив испытующий взгляд купца, нахмурился. Но калсидиец неверно истолковал это.
— Любые. Даже самые мелкие чешуйки. Клочок шкуры, — он еще понизил голос. — Кусок кокона.
— Если ты хочешь это купить, то выбрал не того человека, — прямо заявил Лефтрин.
Капитан повернулся к гостю спиной, подошел к мешкам с зерном, опустился на одно колено и снял с пояса нож. Взрезав двойной шов горловины, он запустил руку внутрь, перекатывая зернышки в ладони. Это было хорошее зерно, чистое, без мякины и соломы. Лефтрин высыпал его обратно в мешок и достал еще горсть из самой глубины — зерно оттуда оказалось не хуже. Он положил несколько зерен в рот и разжевал.
— Высушено на солнце, для пущей сохранности, но не пересушено и не потеряло запах и вкус, — сообщил купец.
Лефтрин коротко кивнул. Он ссыпал зерно обратно, отряхнул ладони и перешел к следующему мешку. Разрезал узел, раскрыл мешок, достал горстку. Наконец сел на корточки, проглотил разжеванный ячмень и сказал:
— Хорошее зерно. Если и остальной груз такой же, мне повезло. Как только сторгуемся, можете начинать грузить. Я оставляю за собой право отказаться от любого мешка и буду проверять каждый, как только его поднимут на палубу.
Купец неторопливо кивнул в ответ — и соглашение было формально заключено.
— Твои условия легко принять. А теперь не пройти ли нам в твою каюту — договориться о цене за мешок зерна и, возможно, обсудить другие сделки?
— Можем и здесь поторговаться, — заметил Лефтрин.
— С твоего позволения, в каюте удобнее, — ответил купец.
— Как угодно.
Пару раз Лефтрин возил запрещенные товары. Сейчас у него ничего не было, но он позволил этому человеку сделать противозаконное предложение. Возможно, если отказать и намекнуть, что об интересе гостя станет известно тем, кто принимает решения в Дождевых чащобах, купец станет сговорчивее и снизит цену. Лефтрин не видел в подобной тактике ничего зазорного — в конце концов, перед ним был калсидиец. У них нет чести. Лефтрин жестом пригласил гостя в крохотную каюту — он был уверен, что хорошо одетый купец ужаснется обстановке.
— А пока мы беседуем, я прикажу моим людям перегрузить зерно на твой баркас.
— До того, как мы договоримся о цене? — удивился Лефтрин.
Это предложение давало ему слишком много преимуществ. Если он затянет торг до тех пор, пока на борту его судна не окажется большая часть груза, а потом откажется от условий купца, калсидийцу придется заставлять свою команду перегружать все обратно.
— Уверен, мы сойдемся на справедливой цене, — спокойно ответил тот.
«Ну ладно, — подумал Лефтрин. — Коли видишь выгоду, упускать ее не след».
— Хеннесси! — крикнул он через плечо. — Осмотри с Григсби все мешки. Сосчитай их. Не стесняйся проверять, если заметишь недовес, пятна и мышиные следы. Как только все погрузят, постучись ко мне.
Когда они вошли в каюту и сели — Лефтрин на свою койку, купец в единственное кресло у небольшого стола, — гость не утратил уверенности. Он оглядел скромное помещение, снова слегка поклонился и сказал:
— Я хочу, чтобы ты знал мое имя. Я — Синад из дома Арих. Мои предки занялись торговлей задолго до основания Удачного. Нам не по нраву войны, они сталкивают наши страны и мешают торговать. И вот теперь, когда вражда утихла, мы торопимся установить связи с торговцами реки Дождевых чащоб напрямую. Мы намерены основать предприятие, которое впоследствии, как мы надеемся, будет выгодно обеим странам. А именно — немногочисленное сообщество избранных, куда входили бы только солидные торговцы.
Хотя Лефтрин относился к калсидийцам с предубеждением, прямота этого человека его приятно поразила. Он достал бутылку рома и два стаканчика, которые держал в каюте на случай переговоров. Стаканы были старинными, тяжелыми, темно-синего цвета. Когда он наливал ром, на полоске у края стаканов вспыхнули серебряные звездочки. На купца это произвело сильное впечатление. С кратким возгласом изумления он стремительно подался вперед, не дожидаясь приглашения, схватил свой стакан и поднес его к свету. Пока он разглядывал бесценную вещь, Лефтрин сказал:
— Я Лефтрин, капитан и владелец речного баркаса «Смоляной». Я не знаю, чем занималась моя семья, когда мы покинули Джамелию, и по мне так это не особо-то и важно. Сейчас я хожу на этом баркасе. Торгую. Если ты честный человек с хорошим товаром, мы заключим сделку и в следующий раз я еще охотнее буду вести с тобой дело. Но я в своей торговле не выделяю никого. Мои деньги получает тот, кто предложит лучшие условия. Ладно, перейдем к нашему делу. Сколько ты хочешь за мешок пшеницы, а сколько — за ячмень?
Калсидиец поставил стакан на стол, так и не пригубив.
— А что ты предлагаешь? За вещи вроде этих, — он постучал ногтем по стакану, — я готов отдать тебе превосходный товар.
— В этот раз я торгую только за монету. Серебро и золото, по весу, а не по чеканке. И ничего другого.
Стаканы были работы Старших. У Лефтрина имелось несколько подобных сокровищ: женская шаль, источающая тепло, несгораемый ящик, издающий звон и испускающий свет, стоит только откинуть крышку, и другие вещицы. Большинство из них много лет назад купил дед для своей жены. Лефтрин хранил их в тайнике под койкой. Ему нравилось, сидя в скромной каюте, наливать ром в эти стаканчики, каждый из которых стоил целое состояние.
Синад Арих откинулся на спинку кресла. Оно скрипнуло под его весом. Купец пожал широкими плечами.
— Монета вполне годится для зерна. Я пользуюсь монетами любой чеканки. За деньги можно купить что угодно. Вот, например, зерно. А в прошлый раз я посетил Удачный со своими монетами и купил на них сведения.
Лефтрин невольно вздрогнул. Этот человек не сделал ни одного угрожающего движения, но его прежние слова о «самом доходном баркасе» приобрели зловещий смысл. Лефтрин сидел, откинувшись в своем кресле. Он улыбался, однако его светлые глаза оставались серьезными.
— Сговоримся о цене за зерно, и дело с концом. Я бы хотел направиться вверх по реке с приливом.
— Я тоже, — отозвался Синад.
Лефтрин отпил из своего стаканчика. Ром согревал, но стекло непривычно холодило пальцы.
— Хочешь сказать, что к приливу надеешься снова выйти в море?
Синад вежливо пригубил из своего стаканчика.
— О нет. Я весьма точен в том, что хочу сказать, особенно когда говорю на чужом для меня языке. Я надеюсь, что мы договоримся о цене на мое зерно и твои услуги и что ты проводишь меня вверх по реке.
— Я не могу. Тебе должны быть известны наши правила и законы. Ты ведь не просто чужой здесь, ты калсидиец. Чтобы посетить Дождевые чащобы, тебе следует получить разрешение от Совета торговцев Удачного. А чтобы торговать с нами, нужна лицензия от Совета Дождевых чащоб. Без подорожных у тебя нет права подниматься по реке.
— Они у меня есть — я ведь не дурак. С оттиском и печатями, подписанные пурпурными чернилами. У меня есть и рекомендательные письма от нескольких удачнинских торговцев, которые свидетельствуют, что я честный, уважаемый торговец. Хоть и из Калсиды.
По спине Лефтрина побежала струйка пота. Если этот человек и в самом деле имеет все бумаги, как утверждает, то он или чудотворец, или великий мастер шантажа. За всю жизнь Лефтрин не помнил случая, чтобы калсидиец законно посетил Дождевые чащобы. Он сомневался, что калсидийцы вообще знают, что такое законная торговля. Нет. Этот человек неприятен и опасен. И он выбрал Лефтрина и «Смоляной». Плохо.
Синад бережно поставил ополовиненный стаканчик на стол, улыбнулся и очень обыденно сказал:
— Твой корабль восхищает меня. Странно: казалось бы, здесь нужна дюжина гребцов. Однако, я слышал, в твоей команде всего шесть человек, считая тебя самого. Удивительно для баркаса такого размера! Не менее странно, что твой рулевой может без видимых усилий удерживать его на месте в устье реки. — Он снова взял стаканчик и поднес к окошку, словно любуясь звездочками.
— Я переделал корпус, и баркас стал лучше.
Вторая струйка пота поползла по спине. Кто проболтался? Конечно, Генрод. Лефтрин слышал несколько лет назад, что тот перебрался из Трехога в Удачный. Как подозревал Лефтрин, Генрод потратил на этот переезд то, что ему заплатили за работу на Смоляном. Этот человек был удивительным мастером и умел работать с диводревом. Четыре года назад Лефтрин щедро, очень щедро заплатил ему и за мастерство, и за молчание. Результат трудов превзошел все ожидания Лефтрина, и теперь он с замиранием сердца вспомнил, как Генрод не раз плакался, что его «величайшая работа останется тайной и будет погребена навеки». Генрод предал Лефтрина не за звонкую монету, а из тщеславия.
«Ну, тщедушный гад, только попадись он мне теперь, — подумал Лефтрин, — я его узлом завяжу».
Калсидиец пристально изучал собеседника.
— Уверен, я не единственный, кто это заметил. Могу представить, как твои товарищи-торговцы завидуют новообретенным качествам корабля. Несомненно, они уже плешь тебе проели, пытаясь узнать секрет переделки корпуса. Ибо если ты настолько улучшил такой старый корабль — а мне говорили, что он один из первых торговых судов, построенных из чудесного драконьего дерева, — то и они, я уверен, желают сделать то же самое со своими кораблями.
Лефтрин надеялся, что не выдал себя внезапной бледностью. Он вдруг засомневался, что источником сведений был Генрод. Резчик мог похвастаться работой над Смоляным, но он был торговцем до мозга костей и не стал бы болтать кому попало о происхождении и выдающемся возрасте Смоляного. Калсидийца снабдил сведениями кто-то еще. Лефтрин попытался было выведать у него имя этого человека.