Глава 4 День завершился спокойно. Орлов выслушал доклад и отправил всех по домам. Стас, держась за спину, пытался бодриться, но Гуров выгнал его из кабинета. – Иди отлежись, – приказал он. – Чтобы завтра как штык. Ты мне нужен. Проводив Крячко, Лев Иванович сел за стол и включил компьютер. Рассказ гражданской жены пропавшего Виктора Громова стоило запротоколировать. И лучше сделать это не откладывая. Увлекшись, Гуров засиделся допоздна. Стрелки часов остановились на двадцати трех часах. Время пролетело незаметно благодаря тому, что Лев Иванович тщательно восстанавливал в памяти показания Аллы Константиновны и об остальном даже не думал. Впрочем, за это время он уделил внимание еще двум чашкам кофе. Убедившись, что работа сделана на совесть и он ничего не упустил и не приукрасил, Гуров позвонил Маше. – Привет, жена, – поздоровался он, услышав тихое Машино «алло». – Ты меня еще не забыла? – А вы кто? – удивилась Маша. – Подожди, сейчас в паспорт загляну. Так не помню. – Будьте так добры, – вежливо ответила Маша. – А то появляются на горизонте всякие телефонные мошенники. А я женщина одинокая, мне страшно. – Одинокая? Серьезно? – обрадовался Гуров. – Ща подъеду. – На ужин пирожки из буфета, Лева. Я сама только что из театра вернулась. Тебя сегодня ждать? – Меня надо ждать всегда, – поучительным тоном заявил Гуров. – Я без этого вяну, бледнею и теряю смысл своей жизни. Ложись, Маш. Я еще посижу. – Пирожки, – напомнила Маша. – Я понял. Спи. Он был безумно благодарен жене за то, что она не пилила его за регулярное нарушение графика посещения семейного гнезда. Его могло занести куда угодно и на какой угодно срок. Иногда он даже не планировал свои перемещения. Такова была его работа, которой он посвятил огромную часть своей жизни. Но абсолютно все неудобства компенсировала его детская уверенность в том, что ему за это ничего не будет. Маша могла быть недовольна, могла скучать, но каждый раз, услышав звук открывающегося замка, неслась в коридор навстречу своему Левушке. Ну, или просто шла. Спасало Гурова и то, что его лучший друг Стас Крячко работал вместе с ним в той же организации. Он всегда мог замолвить словечко или подтвердить алиби – не только Гурова, но и свое собственное. В общем, пока что на личном фронте у Льва Ивановича было все в полном ажуре. Он выключил компьютер и с силой выдохнул. Покосился на дверь, прислушался. Вышел из-за стола, снял пиджак, опустился на пол и принялся отжиматься. Надолго его не хватило, и, благоразумно прикинув свои возможности, он решил прекратить это занятие. В сотый раз наплевав на правила пожарной безопасности, Гуров открыл окно кабинета и достал из кармана пачку сигарет, в которой оставалось всего несколько штук. Он закурил, всмотрелся в душную темноту, накрывшую Москву, и вдруг вспомнил, что еще хотел сделать. Разница между Москвой и Парижем была несущественной – всего-то час в пользу Москвы. Гуров достал из кармана бумажку с двумя телефонными номерами. Это были обычные российские мобильные номера. Правда, пользовались ими аж четырнадцать лет назад. Но кто знает… Сначала Гуров набрал номер Ивана Алексеевича Трифонова. Того самого, который продал квартиру собачнику Багову. Владелец лично оставил свой номер Семёну. Значит, предполагал, что по поводу квартиры могут быть вопросы. Или просто оказался открытым и честным человеком? Мало ли что может случиться? Новые жильцы нередко обнаруживают какие-то неполадки, связанные с только что приобретенным жильем. Зачастую избавиться от проблем не получается только из-за того, что прежние владельцы уже недоступны. Но Трифонов решил заранее успокоить Багова и оставил ему свои контакты, несмотря на то что планировал покинуть Россию. Гуров и не надеялся, что ему кто-то ответит. Но вдруг услышал длинные гудки. – Да неужели? – машинально произнес он. Вызов сбросили. Теперь гудки были короткими. Кто-то явно не хотел отвечать на звонок. Гуров хлопнул себя по лбу. Господи, все просто. Теперь этот номер принадлежит другому человеку, который не отвечает на незнакомые номера. Все так просто, черт побери. И почему ему это в голову не пришло? А в следующий момент ожил его собственный телефон. И звонок шел не из родной страны. – Здравствуйте, – раздался на том конце провода низкий женский голос. – Вы только что пытались позвонить по номеру… Она назвала цифры, Гуров бегло сравнил их с теми, которые дал ему Багов. Все совпадало. – Совершенно верно, – ответил Гуров. – Но мне дали номер Ивана Алексеевича Трифонова. Вызов сбросили. А вы… его дочь? – Да, я дочь Ивана Алексеевича, – ровным тоном произнесла женщина. – Так что вы хотели? – Вы сейчас из Франции со мной разговариваете, если я правильно понял? – Да, из Парижа. Так что вы хотели от моего отца? – Я бы хотел поговорить с ним лично. – Это невозможно, – отрезала женщина. – Папа умер год назад. – О, мне очень жаль. – Гуров попытался вложить в эти слова всю искренность. – Я могу еще чем-то помочь? Лев Иванович потянулся за визиткой Елены, положил ее перед глазами. – Елена, если не ошибаюсь? – спросил он. – Елена Ивановна, – поправила она. – Полковник полиции Гуров Лев Иванович. Старший оперуполномоченный Московского уголовного розыска. – Как интересно. – Связь вдруг потеряла устойчивость, звук голоса Елены «уехал» вдаль, и Гуров, как будто это могло помочь, изо всех сил вжал телефон в ухо. – Папа и уголовный розыск. Что-то не сочетающееся. Как уличный туалет и прием в Версале. – Интересное сравнение, – согласился Гуров. – Но чего только в жизни не бывает. Жаль, что не получится поговорить с вашим отцом. Что с ним случилось? – Папа болел. Онкология. Он боролся много лет и проиграл. Я до сих пор храню его мобильный телефон включенным. От мамы у меня осталось ее обручальное кольцо, а свое папа потерял. Этот телефон он очень берег, это был мамин подарок. – Вы вправе помнить своего отца так, как того хотите. Разговор после приветствия сразу же принял какой-то мрачный оборот. Во всех смыслах. Трифонова нет в живых. Значит, поговорить с ним не удастся. На проводе его дочь, которая, похоже, ничем помочь следствию не сможет. Но попытаться стоит. – Елена Ивановна… – Елена. Вы мой соотечественник, а я скучаю по дому. Давайте без всех этих расшаркиваний. – Как скажете, – не стал спорить Гуров. – Ответите на пару вопросов? – Возможно, – ответила Елена. – Но для начала я хотела бы войти в курс дела. Зачем вам понадобился мой отец? На хождение вокруг да около могла уйти вся ночь. Гуров решил рубануть правду-матку. – Позавчера в квартире, где проживал ваш отец, был обнаружен труп человека. На него случайно наткнулись нынешние жильцы, которые планировали заняться ремонтом. Вскрыли стену в одной из комнат, а за ней обнаружили тело. Оно пробыло там долгие годы, все указывает на то, что его туда поместили как раз в то время, когда там проживал ваш папа. Но он там жил не один, я правильно понимаю? Вы проживали вместе? Елена не ответила. Гуров прислушался. Нет, связь с Парижем не оборвалась, на линии слышалось характерное шуршание, похожее на эхо. Елена должна была прекрасно слышать Москву. Она просто молчала. – Я ничего не знаю, – ровным тоном ответила она. – То, что вы сейчас сказали, звучит ужасно. Какой-то кошмар. – Это так, – подтвердил Гуров. – Молодые люди, которым «повезло» наткнуться на страшную находку, скорее всего, съедут. Но это уже другая история. Сейчас меня интересуют не они. – Ничего не понимаю, – сказала Елена. Голос ее стал совсем тихим. Гуров с трудом разобрал слова. – Елена, послушайте меня, пожалуйста, – торопливо заговорил он, забеспокоившись, что дело все-таки в неустойчивой работе телефонной линии. – Вас очень плохо слышно. Алло? – … здесь, – прозвучало из динамика. – Слава богу. – Я не знаю, что мне на это сказать, – повторила Елена. – Я правда не знаю. Мама мне рассказывала, что я родилась через год после того, как они с папой въехали в новый дом. Я там выросла. Наша семья была обычной, ничего примечательного. У меня было обыкновенное и, как я сейчас понимаю, беззаботное детство. – И в каком возрасте вы покинули родительский дом? – Уже взрослым человеком. Мне было тридцать два года. С будущим мужем была знакома до того момента уже пару лет, и вот – решилась оставить родителей одних, а сама уехала во Францию. Схватив карандаш и прижав лист бумаги локтем к столу, Гуров делал быстрые заметки, а когда отмечать было нечего, рисовал вокруг написанного волнистые линии, украшая их крестиками. Получалось что-то наподобие колючей проволоки. – А почему вы вдруг решили перевезти к себе отца, Елена? – Мама умерла. Папа несколько лет жил один. Тяжело ему было. Если бы работал, то мог бы отвлекаться, но он уволился. – А где он работал? – Закрытое предприятие, название которого я не запомнила. Папа был начальником отдела и ведущим инженером. Сказал, что устал от всего, и уволился. После смерти мамы несколько лет прожил один. Во Францию, конечно же, уезжать не хотел, но потом я его уговорила. Муж тоже подключился. У нас здесь двухэтажная квартира на самой окраине города, для папы выделили весь второй этаж. К тому же финансовая стабильность – это то, к чему мы с мужем стремились много лет. Это важно. Я могла обеспечить родному человеку спокойную старость.