Судя по записям в дневнике, с расписанием на завтра мне повезло. Кроме стандартного набора - арифметика, русский - будет еще "инглиш", физкультура и труд. А с учетом того, что сегодня у нас был только один урок, тут вообще делов на один чих. Хоть и длинное, но только одно упражнение. С иностранным у меня всегда без проблем. Стоп, вру. Сначала они были. И очень большие. Английский язык я изучал с первого класса, когда еще жил на Камчатке. В память об этом, хранится в моем доме накрахмаленная салфетка с надписью, которую я вышил собственноручно на уроках труда: "A happy new year!". Ничего, кроме этой фразы, в моей голове как то не задержалось. Переехав сюда, я очень обрадовался, что ненавистный English отсутствует в школьной программе. Но к пятому классу, он меня все же, догнал. И, к моему удивлению, дело пошло. В отличие от своих сверстников, я уже нахватался верхушек и получил какую-то фору. Да и во взрослой жизни английский язык шел со мной рука об руку: мореходка, загранка, какая-то разговорная практика. Так что, если завтра я проявлю "недюжинные способности", фурора не будет. Упражнение было длинным, но простеньким. Всего-то делов, вставить пропущенные буквы. Писать металлическим перышком я потихоньку приноровился. И, даже, нашел в этом нудном занятии своеобразный шарм. Да и текст был знаком. "Баржа и лодка возле нее, понемногу терявшие очертания...". По-моему, это из Серафимовича. Я уже подходил к последнему предложению, как вздрогнул от неожиданности. Ручка была в чернильнице, а то бы поставил кляксу. Наша "тарелка", вдруг, ожила и, хорошо поставленным голосом, внезапно произнесла: "Уважаемые радиослушатели! Передаем сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует пятнадцати часам московского времени". Вот, честное слово, меня на слезу прошибло. Как давно я не слышал этой простенькой фразы! Казалось бы, мелочь, но из таких вот, штрихов складываются картины эпохи. Будильник передо мной отстал на четыре минуты. Я подводил стрелки, пропуская через себя каждое слово. "В столице 15 часов, в Свердловске и Кургане 16, в Волгограде - 17, в Душанбе и Караганде - 18, в Красноярске - 19, в Улан-Удэ - 20..." Это был голос великой страны, еще не подпорченной шашелем перестройки. Потом зазвучали новости. Молодые строители из Апатитов передали эстафету ЦК ВЛКСМ "Юбилею революции - подарки молодежи" городу Кириши. В Москве открылся четвертый съезд советских писателей. Гамаль Абдель Насер объявил о закрытии залива Акаба для израильских судов. В Египте и Израиле объявлено о призыве резервистов на действительную военную службу. В Адене продолжаются переговоры верховного комиссара Великобритании Хэмфри Тревельяна и президента Йеменской Арабской Республики о мирной эвакуации британских войск и передаче власти освободительному движению. На пожаре в крупнейшем универмаге Брюсселя "Инновасьон", погибло 322 человека. Очень многие получили ожоги и ранения, отравились угарным газом... Я дописал последнее предложение и глянул в настольное зеркало. Да, это я. Рожа вполне узнаваема, хоть и смотрится непривычно. Фингалы в самом соку. Так и наливаются синевой. Я с размаху вписался в мир, бывший когда-то привычным. Все, по большому счету в нем неизменно. Вот только рядом со мной сплошная чересполосица. Я получил от Лепхи, Напрей - от меня. А в недавно законченной жизни такого не было. Это точно. Такие воспоминания не стирает даже склероз. Получается что? - даже в таком положении есть у каждого человека свобода выбора. Пошел направо - нашел кошелек. Налево - попал под машину, или в речке утоп. Нужно быть осторожней. Интересно, а в этой псевдо реальности смерть настоящая, или так, понарошку? Типа того, что смотали кассету и положили в коробку? Может, и Колька Лепехин получил свои девять дней и пребывает сейчас в новой реальности? Ладно, закончится срок, там будет видно. А сейчас что гадать? Начать бы сначала! Я бы прожил жизнь по-другому, с учетом предыдущих ошибок. Стал бы лучше, добрей. Как поется в известной песне, "когда изменяемся мы, изменяется мир". Полный сил и благих намерений, я забросил в портфель учебники. Хотел, было, делать крючок и идти, доставать из колодца упущенные туда ведра, но на улице "зауркал" мой корефан. Кажется, его рожа меня уже начала доставать. - Что тебе? У Витьки в руках тетрадный листок и карандаш. - Санек, я тут пару примеров решил из задачника. Проверь, а? - Что тут стоять? - пошли в дом. - Некогда мне. Пахан отпустил на пятнадцать минут. В поле, на огород собираемся. Вот Казия! Ну, ни капли не изменился. Он ведь ни разу не был у меня дома! Я его в детстве несколько раз на день рождения приглашал. Помню в отпуск приехал, привез из Дании бутылку "Смирновской" - и тут мой старинный дружбан на улице подвернулся. - Пошли ко мне, посидим, вмажем! - Нет, - говорит, - давай тут. Ну, сбегал я в дом, принес эксклюзив, стаканы, по куску колбасы. Витька глянул на это богатство, поморщился. - Знаешь, Санек, сидеть, разговоры длинные заводить - это я не мастак. Ты мне сразу налей стакан, я махну и пойду по своим делам. Вот такой занятой человек. Ну, сейчас хоть примеры начал решать. Я пробежался глазами по цифрам и честно сказал: - Молоток! Пятерку за это дело я бы тебе не поставил, но твердый трояк ты заслужил. - Что не так? - забеспокоился Витька. - Начеркано много, и почерк у тебя ни в дугу. Вот если бы ты постарался... - Ты мне, Санек, честно скажи: зачем оно надо? В институт я не собираюсь. Отслужу - на работу пойду. А деньги и я и сейчас лучше тебя могу посчитать. Вот так. Он свое будущее уже тогда запланировал. А я до восьмого класса не мог связать обучение в школе с перспективами на дальнейшую жизнь. Кем работать-то собираешься? - Шофером. Как мой пахан. - Как же ты будешь заполнять путевой лист? - Че?! - У папки спроси, чёкало! Без этой бумажки ни одного водителя не выпустят из гаража. Там в каждой графе арифметика: сколько километров проехал, сколько бензина ушло и сколько осталось в баке. - Ты-то откуда знаешь? - От дядьки Ваньки Погребняка. Он моему деду... - А-а-а! Ну, ладно, потом расскажешь, а я побежал. Пахан, наверно, уже психует. Я смотрел ему в спину и думал о том, что если бы в прошлой жизни, Витьке кто-нибудь помог с математикой, он, возможно, и стал бы шофером, а не грузчиком в мебельном магазине. Машина дисциплинирует. В сфере торговли, с ее леваками и дефицитами, он спился буквально за год. Пока я делал крючок, и прилаживал его к деревянному шесту на носу журавля, стало смеркаться. Дно колодца перестало просматриваться, а на ощупь, я смог достать только одно ведро. После ужина в доме пропал свет. Я наведался на подстанцию. У стенки, возле открытых дверей РУ 0,4 кВ стоял велосипед. Все как положено, полный обвес: на руле когти и моток линейного провода, на багажнике сумка с инструментарием. В недрах распределительного щита с нашим присоединением, копался электрик. - Кыш отсюда, пацан, - сказал он, не оборачиваясь, - а то придеть дядька ток, дасть тебе хворостины! Я узнал е го и по голосу, и по коричневому портфелю с "гэдээровской" переводною картинкой чуть ниже замка. Солнечная блондинка еще не покрылась сетью морщин и скалила ровные зубы в беззаботной улыбке. Когда я пришел в Горсети, Старому было под семьдесят, а он продолжал работать линейщиком и ползать по опорам на лазах. - Привет, Алексей Васильевич, - сказал я его спине. - Что, снова пээн сгорел? Он дернулся, ударился головой о раскрытую дверцу ячейки и почему-то рассвирепел: - Пошел вон, паршивец! А то я тебе сейчас надеру вухи! Будешь ты тут еще глупости за взрослыми повторять. Зуб, это опять ты со своими под..ками?! Шутка не удалась. Пришлось ретироваться. Пока суть, да дело, стало смеркаться. Домашние сидели у обновленной печки. В кои веки они собрались вместе: обе моих бабушки и два деда. Говорили о внуках и детях. Не разошлись даже тогда, когда Алексей Васильевич закончил свою работу. В топке потрескивали дрова. На фоне мерцающих звезд, легкие искры, как светлячки, вылетали из невысокой трубы. На плите закипало ведро с одуряюще пахнущим варевом. Это дед Иван запаривал овес для своей рабочей лошадки. В прошлой жизни я это не знал и, выждав момент, спросил: - Это кому? - Кто любит Хому! Что такое "хома" я не имел представления, но на всякий случай сказал: - Я люблю! - и все засмеялись. Теперь я не стал ничего спрашивать. Молча, сидел в стороне, смотрел на родные лица и наслаждался, свалившимся на меня, волшебством. Черные тени гуляли по огороду. В воздухе мельтешили летучие мыши. Кроны деревьев клубились у края межи. Где-то там завел свою песню сверчок: "кру-у, кру-у"... В детстве мне представлялось, что где-то там, меж густых веток, есть комнатка размером со спичечный коробок. В углу топится печка, горит каганец. За столом стучат ложками маленькие сверчата. А мама сверчиха наливает в тарелки ароматное варево и поет своим детям эту грустную песню. Глава 4. Опять Горбачев Человек, говорят, ко всему привыкает. А я все не мог слиться с этой реальностью. Память о прошлом довлела над бытом в режиме онлайн. Новое тело не жало в плечах. Но оно не спешило сдавать в утиль старческие привычки. Вставал я по-прежнему в шесть утра, чем сильно расстраивал бабушку. "Да что ж это за дитё!" - ворчала она. Пришлось придумать отмазку. Дескать, утром, на свежую голову, мне легче учить уроки.