Опыт есть. Сорвал я как-то за двором у соседки Пимовны горсточку шпанки, бабушке на компот. Так заставил вернуть все, до последней вишенки и прощения попросить. Уж я и плакал, и ногами сучил, и говорил, что больше не буду, а дед ни в какую: "Сам сорвал - сам и отнеси!" Правда, Пимовна совсем не ругалась. Сама прослезилась, у меня на лице слезы вытерла и разрешила рвать свою вишню, сколько и когда захочу. Только я к этому двору больше не подходил. Стыдно. Понимание жизни я еще не пропил. Все вопросы в то время были решаемы. Они делились на две категории: "уважить" и "магарычовое дело". В первом случае, услуга оказывалась безвозмездно, поскольку самому исполнителю она ничего не стоила. Или почти ничего. Или она была связана с его основной работой. Уважить могли не каждого, а только хорошего человека. Таких определяли издали, визуально, по двум основным критериям. Если двор возле дома бурьяном не зарос, огород в полном порядке, а родные могилки на кладбище содержатся в чистоте, значит, этот человек со всех сторон положительный и может рассчитывать на уважение. Отдельной статьей стояли фронтовики. То, что другому стоило бы накрытой поляны, они могли получить без всяких материальных затрат. В то время копейка была на счету потому, что имела цену. С людей за работу брали по совести. Под категорию "уважаемых" я не канал. Поэтому, начинать надо было с магарыча, трясти копилку. Была у меня голубка из гипса, заполненная на треть железными "рупчиками". Монет с другим номиналом там, отродясь, не бывало. Гнутые медяки на дороге я не находил, пустые бутылки не собирал, не сдавал, сдачу из магазина отдавал до копейки и вообще к презренному металлу был равнодушен. Не сказать даже, чтобы я на что-то копил. Процесс стяжательства больше напоминал ритуал. Ни с того ни с сего, появлялись деньги. Я их опускал в узкую прорезь на спинке голубки просто потому, что не знал, как ими по-иному распорядиться. Как это, "ни с того ни с сего?", - спросите вы. А вот так. Просыпаешься утром, идешь в огород, а дедушка, к примеру, и говорит: - Ну-ка сбегай к бабушке Паше, постучи в калитку, скажи: "Сею-вею, посеваю, с Новым Годом поздравляю! Вынай сало, колбасу, а то хату разнесу!" Запомнил? Чего ж не запомнить? Тем более, стучаться не надо. Дед Иван уже у калитки стоит, улыбается в черный ус. А за его спиной - баба Паша, держит в руках тарелку со сладостями. Подбежишь, выпалишь слово в слово - все гостинцы твои, а сверху - железный "рупчик". Мне кажется, все бабушки того времени собирали металлические рубли, чтобы одаривать ими своих многочисленных внуков. А их у меня было больше десятка. Раз в месяц, а то и чаще, когда позволяли полевые работы, мы ехали кого-нибудь из них навестить. Рубили самую жирную курицу, набивали авоську подарками и тряслись в дребезжащем автобусе в Майкоп, Армавир, или село Натырбово. Из каждой такой поездки я возвращался с двумя рублями, так как в каждом из этих мест у меня проживало по две бабушки. Сколько в итоге там накопилось? - одному богу известно. С Камчатки приехал мой старший брат, начал покуривать, увлекся танцульками и девчонками. В общем, когда я разбил голубку, в ней оказались только железные шайбы и свинцовые пломбы. Без угрызений совести, я уменьшил Серегин потенциал сразу на три рубля, рассовал их по разным карманам, чтоб не звенели, и направился прямиком к дяде Васе Культе - связующему звену между жителями окрестных домов и железной дорогой. На смоле было затишье. В конце рабочего дня рассосалась очередь из машин. Раздаточный шланг был отведен в сторону. Дядя Вася с напарником сидели на улице за столом и потребляли "Портвейн-72". В жилу попал. Приблудный щенок, живший под вагончиком при смоле, несколько раз тявкнул. Обозначил служебное рвение. Но и без этого мое появление не прошло незамеченным: - Здорово, барчук! Есть вопрос, или мимо шел? - Да вот, - говорю, - дядя Вася, магарычовое дело. - Магарычо-овое? - усмехнулся его напарник, - задачку, что ли не можешь решить? У мужиков сегодня благодушное настроение. Отчего бы не поприкалываться? - Да нет, - отвечаю в такт общему настроению, - задачки мне бабушка помогает решать, а я по другому вопросу. Мне нужен вон тот лист нержавейки. Дядя Вася проследил за моим указательным пальцем и задал встречный вопрос: - Зачем тебе? Это железо серьезное, деловое. Если на металлолом, возьми лучше старые тормозные колодки. Хоть все забирай. Скажешь, что я разрешил. - Так мне для дела и надо. Хочу сделать деду электрическую трамбовку. - Электрическую трамбовку?! - изумился Культя, доставая из кармана химический карандаш, - никогда про такую не слышал! А ну, нарисуй! Я достал из кармана заранее заготовленный лист с эскизом и чертежами, разложил на столе. Дядя Вася отодвинул стакан, углубился в его изучение. - Ты смотри! Даже размеры проставил, - одобрительно хмыкнул он. - Только не будет работать эта чертовина. - Будет! - отрезал я. - Ну и молодежь пошла! Ты ему "стрижено", а он тебе "кошено"! А ну-ка скажи, Петро, - Культя обратился к напарнику, - сможет ли эта чертовина что-нибудь трамбовать? Напарник пожевал папироску, скосил глаза на эскиз и задумчиво произнес: - Если двигун стуканет, то какое-то время и оно постучит. Как сильно не знаю, но постучит. Только с какого бы хрена он стуканул? У тебя, как я понял, мотор электрический? - Можно приладить бензиновый, только где ж его взять? Поставлю что есть, от старой стиральной машины. Мужики ненадолго задумались. Обо мне как будто забыли. Дядя Вася разлил по стаканам остатки "Портвейна", поставил пустую бутылку у ножки стола и спросил: - Ты про эту чертовину где вычитал? Там о принципе действия ничего не написано? - В "Юном технике", - мгновенно соврал я, заворожено глядя на ходящие ходуном кадыки, и хотел, было, замолчать, но напарник Петро сделал рукой отмашку: мол, говори! - Можно сделать вибрационный двигатель, - послушно продолжил я. Чтобы он хорошо трамбовал и долго работал, по обе стороны ротора ставят эксцентрики, которые нужно выставлять симметрично. Каждый из них представляет собой два полукруга. В нулевом положении двигатель почти не стучит, но по мере расхождения лепестков, увеличится мощность, с которой основание аппарата будет давить на грунт... - А если, к примеру, ротор с одной стороны на подшипнике в обойме сидит? - перебил меня дотошный Петро. - Тогда подойдет второй вариант. Вал с эксцентриками выполнить в виде отдельного блока и приварить его к раме. Сам двигатель посадить на резиновую подушку, на ротор поставить шкив... - Убиться веником! - сказал дядя Вася, - ты откуда слова-то такие знаешь: вал, эксцентрики, ротор? - Как? Я же в школе учусь. Мой одноклассник Рубен уже со второго класса двигатели для турчков собирает и ремонтирует (турчками у нас называют велосипеды с моторчиком). - Да?! - удивился Культя, и поплелся в вагончик, - а я думал, вы больше из рогатки по воробьям... - Есть в этой задумке что-то рациональное, - размышлял, между тем, Петро, - сита на элеваторе работают по такому же самому принципу. И двигатель очень похож. Но в качестве электротрамбовки, никто его, кажется, не применял. Ты что трамбовать то собрался? - Гравий. - Гравий?! А зачем его трамбовать? - Можно песок, или мелкий щебень. А на поверхность укладывать тротуарную плитку. Вот, к примеру, фундамент дома, - я взял со стола химический карандаш, оберточную бумагу и провел по ней тонкую линию. - Он меня еще будет учить, как плитку укладывать! - усмехнулся Петро. - Ты бы лучше сказал, где ж ее взять? Чай, не Москва... А действительно, где ж ее взять? В то время мы, пацаны, плевали на дорожную пыль, растирали плевок камешком и называли асфальтом, получившуюся в итоге, блестящую гладкую полосу. А другого асфальта наш городок не знал. И центр, и грузовые площадки вокруг железной дороги, были выложены крупным булыжником, а двор элеватора покрыт слоем бетона. Все остальное - грунтовка. Даже междугородние ПАЗики и ЛИАЗы были вечно покрыты облаком поднятой пыли, что делало пейзаж за окном грустным и серым. Какая уж тут тротуарная плитка! Об этом я как-то и не подумал. - Самому можно сделать, - вымолвил я неуверенно. - Из чего?! - Петро презрительно высморкался и посмотрел на меня уничижительным взглядом. - Цемент марки 500, речной песок, мелкий щебень, разведенное мыло, краситель, обрезки проволоки для армирования... - А мыло зачем? - Для пластичности. Говорят, такой раствор не расслаивается, лучше контактирует с арматурой. С ним готовая плитка станет прочной, морозостойкой, не сотрется и не рассыплется через год... - Ну-ну... Петро намеревался еще о чем-то спросить, но тут из вагончика вышел дядя Вася Культя с дымящейся сковородкой, на которой шкворчала яичница, и бутылкой "Портвейна" в правом кармане штанов. - Как будем решать вопрос? - спросил он у напарника, водружая закуску на стол, и тут же обратился ко мне. - Ты магарыч принес? - Только деньги, - ответил я и выложил стопочкой свой трояк. - Где взял? - Известное дело, в копилке. Все равно пропадут. - Почему пропадут? - Старший брат приезжает скоро, - сказал я со вздохом. - Он сейчас в пионерском лагере, на Алтае. Но вчера почтальон притащил письмо на его имя. Девчонка какая-то пишет. Зовут Паркала Марэ. Где имя, и где фамилия - поди разберись. Рабочие рассмеялись. - Так это же хорошо! - улыбнулся Петро. - Еще одним мужиком прибыло на земле! - Ничего не вижу хорошего, - отпарировал я. - Мне кажется, новый мужик быстро найдет применение содержимому этой копилки. - А хоть бы и так! - задорно сказал дядя Вася, собрал со стола рубли в свою искалеченную ладонь и протянул их мне. - Пойди, положи на место и заруби себе на носу: без разрешения деда, из дома нельзя ничего выносить. Особенно деньги. Даже, если они твои. Ну что, Петр Васильевич, уважим этого пацана? - Надо уважить. Ты, Василий Кузьмич, пока яичницу жарил, самое интересное пропустил. Он ведь меня учил, как правильно делать тротуарную плитку. - Да? - удивился Культя. - Что-нибудь толковое говорил? - Как по писанному! Если б такие слова я услыхал от тебя... - Ну вот, а я еще сомневался. Ты знаешь, - Василий Кузьмич подтолкнул меня в спину, - иди-ка домой. Не мешай работному люду отдыхать, как он привык. А железяку... мы ее с дядей Петром сами тебе принесем. Вечером, как стемнеет. Чтобы никто не задавал лишних вопросов. И деньги в копилку не забудь положить! Глава 5. Я приступаю к модернизации